ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 2.
ПОКРОВИТЕЛЬ МЕЛИОРАК.
Глава 17.
ПРИЗНАНИЕ ЛЁКИ МАЛЕ.
РАССКАЗЫВАЕТ ПЕТРИК ОХТИ.
Весь в отвратительной влажной грязи, я сидел в проходе, свесив ноги в зал, где стало теперь совершенно темно, а мои товарищи занимались делами. Боба, помня рассказ о тряпке, не позволявшей Милло спалить корабль, спеленал его остатками своего полотенца. Впрочем, он не слишком надеялся на то, что обычная, не заколдованная ткань послужит обузданию огненной стихии и предлагал засунуть Покровителя в укромный уголок, а самим спрятаться, пока тот не очнётся. В голосе великана была паника. У нас у всех в голосах была паника. Мы спрашивали Канеке, как он собирался подступиться к Мелиораку в той пещере, где тот был погружён в сон. Но мальчишка был в шоке и не мог отвечать. Он таращил глаза, держался руками за горло, и оттуда у него не вылетало даже писка.
Помните, я говорил, что мы совершили бы непростительную ошибку, если бы быстро ушли от пещеры, где был заколдован младший Покровитель? Это не относилось к нашим поискам: чуть поплутав, мы нашли бы Канеке и Аринар всё равно. Но их мог бы разорвать и сожрать птицеящер, крадущийся по нашим следам.
Аринар, подойдя тихонько, провела ладонями по телу Покровителя и сказала, что чего-чего, а воспламенения можно не опасаться, раз она с нами. Что она знает, всегда знала, как укротить этот огонь.
- Ну что ж, отлично, - повеселел Боба.
Покровительница дотронулась до плеч Канеке, отвела от шеи его сведённые судорогой руки и поцеловала в лоб. Мальчик сразу обмяк, вздохнул, откашлялся, пробуя голос, и сообщил верные наблюдения за последними событиями:
- Это ни в какие ворота!
Аринар усадила его рядом со мной.
Боба унёс раненых подальше – пересёк маленькую пещерку за моей спиной, протащил их по круто поднимающемуся вверх короткому коридору и устроил в хорошем зале с красивыми бело – розовыми наплывами и тонкими сталактитами. В основном, поломанными от сегодняшней тряски. Это были ещё Дико Страшные места, но дышалось здесь легче. Оставив Норочку с Милло и Лёкой, Боба вернулся за Канеке и за мной. Насмерть перепуганный мальчик не отходил от меня. Он считал, что я тоже нуждаюсь в помощи. Он нашёл мою саблю. Пряжка на поясе сломалась – вот почему я не нащупал на себе своего оружия. Оно валялось в проходе и все спотыкались об него, бродя туда и сюда. Краем сознания я понимал, что у меня страшно болит рана на ноге, но то, что я пережил, не давало полноценно воспринимать даже боль.
Меня довели до красивой пещерки и усадили рядом с бесчувственным Лёкой. Я всматривался в его лицо, с ужасом вспоминая, каким его видел, когда он мял, колотил и душил тварь, напавшую на Милло. И сам был такой же тварью. Мой друг Лёка. Которого я знаю с детства. Любящий сын, нежный Анечкин муж и отец крохотного мальчика, носящего моё имя. Художник, тонко чувствующий природу, музыку, юмор. Добрый и славный человек. Моменты страшной схватки мелькали в памяти. Я не отводил взгляда от Лёкиного лица. Осторожно взял его за руку и погладил, убедившись, что это обычная человеческая рука.
Привиделось?
Норочка, полностью вспомнившая от потрясения свою биографию, обхаживала Милло. Он весь был изранен в отличие от Лёки – на том не было ни одной серьёзной царапины. Боба старался говорить как можно спокойнее и громче – чтобы мы все поскорее пришли в себя:
- Есть два варианта. Повторяю в четвёртый раз. Развесьте уши. Первый вариант: остаёмся здесь. Я занимаюсь лечением. Но в этих местах оно будет идти тяжело. Особенно я беспокоюсь за Лёку. Повторяю в двадцатый раз: я не знаю, что это было. Когда он очнётся, расскажет сам. Второй вариант: немедленно возвращаем лодку и двигаем прочь. Чем выше, тем лучше. Да, с Милло случилась беда, он не может быть нашим проводником. Ничего. Теперь нашим проводником будет Петрик. В нём кровь анчу, он заблудиться не может. Нам всего-то надо отыскать мальчика Рики, который недалеко, и забрать его с собой. Петрик, ты можешь это сделать?
- Да.
- Ты уверен, что он жив? Что нам не надо вернуться и поискать его среди мёртвых… там?..
Я едва сдержал тошноту. Нет. ТАМ Рики быть не может, хвала светлой Эе и Радо. Чёрт возьми! Я вовремя показал и расчистил младшему брату проход на запад, к Миче. Иначе… Страшно подумать. Этот проход спас и нашу компанию от серьёзных травм и лишних усилий поисков пути. Ещё сидя на выходе из жуткой пещеры я ответил себе на все вопросы, касающиеся Рики.
- Уверен, что он жив, - кивнул я.
- Ты можешь его найти? Он в пещерах? Впереди нас?
- Да. Я могу.
- Предлагаю голосовать. Кто за первый вариант? Молодцы, никого. Кто за второй? Да вы что? Опять никого? Вы слышали, что я сказал? Повторяю в пятый раз.
- Помолчи, Боба.
- Не время кваситься! – вскричал он. – Немедленно все голосуем за то, чтобы двигаться вперёд. Поднимайтесь. Отдохнём там, где хорошие места, а не дикие и не страшные.
Великан не давал нам покоя, не давал измученному, потрясённому Канеке заснуть. С помощью мальчика и Аринар обработал и перевязал раны Милло и мою, ещё раз травмированную ногу. Извлёк из волшебной скатерти лодку. Потребовал, чтобы я проверил её на летучесть. Теперь мы все не могли в ней поместиться, тем более, что с нами были раненые. Боба почесал лоб и велел мне заколдовать скатерть Милло, чтобы она летала.
- Здесь может не получиться, - малодушно отказался я.
- Пробуй. Наплевать, что испачкается. Я потом отстираю.
- Если положить на скатерть Милло, он куда-нибудь пропадёт, - справедливо заметил Канеке. - Как тогда мы его лечить будем?
- Ладно.
Затею со скатертью Боба оставил и принялся устраивать в лодке Лёку и Милло. Канеке он позволил занять место на носу и разрешил подремать.
- Лодка будет лететь, а мы идти. До тех пор, пока я не почувствую себя в силах её усовершенствовать, - объявил он.
Лодка летела, Боба шёл впереди, мы с Аринар двигались то по бокам, то сзади.
- Я люблю Милло, - всхлипнув, поведала мне девушка.
- Да. Я знаю.
Второй раз в жизни я оказался не в состоянии командовать и быстро принимать решения. И оба раза благодаря таким близким людям, как Миче и Лёка, и их превращениям. Ещё не хватало для комплекта третьего случая. Если на моих глазах моя маленькая Лалочка преобразится, скажем, в бельчонка и улепетнёт на дерево – всё, я с ума сойду. Очень важно иметь такого друга как великан Боба или крохотная унну Лаян, которые в кошмарной ситуации способны поднять дух товарищей и повести за собой. Замечательные люди, вы не находите?
Путь, которым прошёл Рики был проще того, каким мы добирались в недра гор. И всё повышался. Но вёл не прямо на запад, а южнее. И всё равно, мы двигались бы сейчас в сторону оставленной нами реки Беглянки, если бы дело происходило на поверхности. Мы шли, должно быть, до самого рассвета. И наконец, поняли, что больше не сможем сделать ни шага. Слабенькая после заточения в глыбе Аринар, упала, даже не предупредив. Тогда мы решили устраиваться на отдых. Всем своим существом я ощущал, что ещё немного – и конец Дико Страшным местам. Ещё капельку выше – и мы сможем чувствовать себя спокойней и уверенней. Или за нами уже послана новая погоня неугомонных чернокрылых? Ладно, там видно будет. Мы заснули, едва расстелив спальники, не договорившись о карауле.
Несмотря на сильнейшую усталость, сон каждого из нас был тревожен. То и дело кто-нибудь вскакивал и устремлялся к раненым, посмотреть, как они. Милло то приходил в себя и молча смотрел на нас, склоняющихся над ним, то снова впадал в забытьё и тихонько стонал. Норочка уткнулась ему в бок и ласково что-то бормотала время от времени. Надеюсь, больше никогда в жизни она не усомнится в храбрости и силе своего избранника. То, как Милло на её глазах ринулся в бой без надежды остаться живым, и какую проявил отвагу и стойкость, не могло не впечатлить.
Я с облегчением замечал, что дыхание Лёки выравнивается, а лицо уже было не таким пугающе бледным. Иногда мне казалось, что Лёка в сознании и не спит, но не открывает глаз, чувствуя, что на него смотрят. Я не смел тревожить моего друга. Снова ложился и засыпал моментально, чтобы через некоторое время резко открыть глаза, сесть и ошалело озираться вокруг при свете двух фонарей.
А потом я проснулся от того, что кто-то осторожно, но настойчиво теребил меня за плечо. Я с трудом прогнал сон, разлепил веки, поморгал и сел. На меня глядели огромные, несчастные, полные смятения глаза Лёки.
- Петрик, прости, - горячо зашептал он, едва увидев, что я не сплю. – Хочешь, я уйду навсегда? Больше никогда не попадусь вам, тебе, и Миче, и Нате? Ты только скажи, не бойся меня обидеть. Прости меня.
Слёзы покатились по его щекам, он вытер их о мой рукав.
- Я так был счастлив до этого дня, - тихо продолжал он, уткнувшись мне в плечо и не отпуская рукава. – Что-то мне казалось плохим в своё время, а теперь я понимаю, что это было счастье. Моя война с дядей Тумой. Мои переживания за вас с Миче. Это всё моя простая жизнь, а я не ценил этих моментов. Теперь, когда я стану изгнанником, буду с радостью вспоминать каждый из них.
- Изгнанником? Нет! Ты о чём говоришь, Малёчек? Зачем тебе уходить? Для чего? Или… Или ты можешь случайно наброситься на нас? Ты в таком виде ешь себе подобных? Друзей можешь съесть?
- Случайно? Ну что ты, Петрик? Я ни на кого не могу наброситься. Я никого никогда не ем. Нет. Ты ведь знаешь меня. Посмотри на меня. Я Лёка Мале. Только я понимаю. Со мной невозможно дружить. Тем… кто знает… Не знает…
Он так и говорил, уткнувшись, не поднимая глаз. Я гладил его спутанные волосы и объяснял, что никакое знание или незнание не может заставить меня не дружить с ним. За нашими плечами столько совместных испытаний, столько всего! Если он хочет, я никогда не спрошу его о том, что произошло вчера, никогда не упомяну о том, как он сражался, защищая раненого Милло и нас всех. Я понимаю, что всё это слишком тяжело ему далось, и с этой минуты молчу. В конце концов, что я, не видел людей, способных превращаться в зверушек? Что далеко ходить – даже Миче как-то был белым пёсиком!
На самом деле меня грызло любопытство и тысячи незаданных вопросов кусали мой язык. И как только я осознал до конца, что Лёка совсем не опасен, мне стало весело и смешно. Но, для Малёчка, вчерашнее происшествие явилось невыносимым испытанием.
Всё также, вцепившись в мой рукав и припав к плечу, он заговорил, считая, что обязан быть честным со мной.
- Я расскажу тебе, ладно. Ты станешь моим судьёй в этом деле, мне одному не под силу справиться с этим. Ты не задавал себе вопрос: каким образом и каким средством мой предок Роган справился с Милло? Я объясню. Он был таким же, как я. О, Петрик, это такая тайна, что ты о ней не должен бы знать!
- Тогда молчи.
- Ни за что. Послушай: эти твари – ты видел вчера – они чаще всего занимались тем, что что-нибудь завоёвывали. В разные времена у них были разные идеи и цели, но они их достигали довольно часто. Кто-то говорил, что они созданы искусственно сумасшедшими какими-то учёными. Ведь не может быть, чтобы ТАКОЕ сотворила и выпустила на просторы Вселенной природа. Но посмотри на меня: разве я искусственный?
- Ты очень настоящий! – заверил я Лёку.
- Таким существам мало где и мало кто мог противостоять. Однажды их вожди поссорились, и те, кто менее свиреп, были изгнаны. Где-то эта часть племени болталась, не имея дороги, пристанища, пищи и женщин, а потом взмолилась каким-то своим божествам. До каких, мол, пор это будет продолжаться? Пришлось обещать, что они заплатят положенную цену за указание пути. Путь был указан и привёл их на дурацкую Зокарду, да-да.
- Привёл их на Зокарду… - эхом повторил я. – Указанный путь привёл их на Зокарду, чернокрылых таких. Чернокрылые люди! Вот откуда пошло! Независимо от того, что там было дальше. Чёрные плащи с перьями, большие возможности, данные магией и всевидящим кристаллом… Власть волшебников, придумавших себе антураж тех, кто на самом деле сильнее, но связан обетом. Пришедших со своими знаниями о Вселенной… Познавших Всё! Ха! Познавшие Всё – пугалка для детей. «У-у, вот заберёт тебя, неслуха, Познавший Всё!» Потом стала пугалкой для непокорных.
- Наверное, да. Наверное, так. Был договор, что никого есть пришельцы не будут, а станут питаться пищей обитателей этой планеты. И некоторое время так и жили, нанимались на охрану разных объектов или занимались ещё чем-нибудь. Особенно там, где нужна была большая сила. Но потом случилось так, что вождь этих тварей влюбился в тамошнюю девушку. Девушка была волшебницей. Она не хотела любить того, кто сильно отличается от обычных людей по внешнему виду. Тогда вождь попросил её придать ему облик такого существа, которое могло бы ей понравиться. Она не стала капризничать и выполнила его просьбу. Конечно, новый облик был обликом человека. Вскоре сыграли свадьбу. Видя такое, некоторые, а затем, просто все соплеменники вождя обратились к волшебнице. Они хотели, чтобы их любили женщины, хотели иметь продолжателей рода, сыновей и дочерей. Больше не желали внушать страх своим внешним видом и тратить всё жалование на одно лишь пропитание. С тех пор очень много лет прошло. Даже веков. Ты понимаешь, браки всегда заключались только с людьми Зокарды или с теми, кто из племён Запретной Гавани. Оттого продолжительность жизни стала обычной. Бывало, что свадьбу играли с волшебником или волшебницей. Тогда способности к магии могли проявиться в будущих поколениях, но редко. Гораздо реже, чем, скажем, у тебя в семье, вообще, у людей. И очень быстро потомки потеряли способность родителей к перевоплощению. Следующее поколение, сыновья и дочери, уже плохо представляли, что такое возможно. А вот в роду Мале случалось. Не могу в этом поклясться, но, кажется, только у нас. И далеко не у всех. Одним из тех, кто мог так делать, был Роган. Сказать, кто ещё? Бабушка Ольга.
- Бабушка Ольга! – ахнул я. – О! Неспроста я всегда чувствовал в ней что-то такое… Необъяснимое.
- У нас в семье передаются сведения об этом. Тот, кому не повезло родиться со способностью к перевоплощению, никогда не должен пользоваться ею. Никогда! Это считается страшным проклятием. Шельмовской меткой.
- Ох, неспроста я всегда восхищался госпожой Ольгой!
- Если бы не её поддержка, я бы, наверное, вырос ущербным, - признался Лёка. Дядя Тума и некоторые другие дяди мне всегда тыкали в глаза этим проклятием. Чуть что – попрекали. И не забывали добавить: «Не вздумай жаловаться на нас родителям». Мама и папа жалели меня.
- Ох, неспроста я всегда недолюбливал некоторых твоих дядей!
- Вот самое главное. Если человек всё же воспользовался способностью к перевоплощению, скажем, для сохранения жизни, он не может убить врага. Тогда он неминуемо погибнет сам. Это и есть плата за указание пути. Пресечение возможного проявления привычной жестокости и силы.
- Сам? Сам?!!
- Не кричи.
- Сам погибнуть?! – не унимался я, узнав, чем грозила Лёке Мале победа над врагом.
- Прошу тебя, Чудик, тише. Роган напал на Милло внезапно. А почему не боялся за свою жизнь?
- Почему? – прошептал я, таращась на Лёку выпученными глазами.
- Ведь ходят слухи, что Мелиорака убить нельзя. Можно контузить, погрузить в сон при помощи какой-то там штуки, но не убить. Роган считал, что ему ничего не грозит. Не собирался на самом деле убивать Покровителя. Только вывести из строя на долгое время. Применить силу большую, чем в возможностях человека. О таких, как Милло, ничего не известно толком. Кто там знает, что он распространяет огонь! И уж точно, Роган понятия не имел о войне последователей Императора и соплеменников Милло Арклея. Кто вообще мог об этом понятие иметь? Я уяснил вчера: часть племени, пришедшая на Зокарду, была изгнана раньше. «Всякие нытики», помнишь? О, Петрик! Я не мог тебе рассказать. Или Миче и Нате. Даже Анечке не могу. Не могу.
- А Мурик, твой сын? Он способен к перевоплощению?
- Пока он маленький, неизвестно. Когда он станет старше, я ему расскажу. Он должен понять это сам, чтобы не произошло внезапного превращения на людях.
- Это был первый случай в твоей жизни? Когда увидели другие? Когда ты вступился за кого-нибудь таким образом?
- Конечно. Неужели ты думаешь, что я этак появляюсь на семейных вечеринках? Смешно. Кстати, бессмысленно прибегать к этому, когда на нас нападают волшебники: в крылатой шкуре я всё равно не колдун, зато могу распугать друзей. Я никогда не стал бы нападать на людей. Даже ради собственного спасения. Как можно?! Но вчера птицезмей убил бы Милло и добрался до вас, и человеческими силами тут было не справиться. Ведь никто из нас не принёс с собой сабли размером с фонарный столб. Я напугал вас, конечно. Я видел твои глаза, когда ты узнал меня. Но должен был прикончить его. А это так трудно: вся эта чешуя и отсутствие стали...
- И погибнуть сам, Лёка?
- Я люблю вас. Вы, волшебники, во всех наших схватках защищаете меня. Долг платежом красен.
- С ума сойти! Как ты смеешь говорить о долге?!
- Я пытаюсь донести до тебя мысль: раз я не умер, значит, чудище не сдохло. Вы приняли за труп живой бессознательный организм. И надо срочно что-нибудь предпринять.
- Не надо, Лёка. Я его убил.
- Ты? Чем? – всполошился побратим. – Нет. Ты же просто человек. Не сабелькой же ты его проткнул? Или ты стрельнул ему в пасть?
- Чёрт! Не додумался! В пасть я ему кинул одну такую штуку из моей сумки. Один такой предмет. Нащупал – оно тяжелое. Вынул, размахнулся, бросил. И всё, конец. Попало в дыхательное горло.
- Монстр сдох от какой-то штуки из твоей сумки? Что ты в ней носишь? Бочонок с ядом?
- Ну что ты, совсем не бочонок. Только в пасти у птицезмея вспыхнул свет – и всё. Повалился, задохнулся, сдох. Мы проверили. Очень тщательно. Очень.
- Ах, я помню. Ведь я это видел. Как ты что-то бросил. Всё-таки, ты чудила.
Мы рассмеялись тихонько.
Я покривил душой. Я отлично знал, что перекрыло дыхание монстру, не совсем же я ненормальный. Я бросил в пасть птицезмею всевидящий камень с Зокарды. Тот самый, что забрал у Таена. Он просил меня сохранить, но что было делать? Вот вы бы что сделали?
Когда я сидел у выхода, свесив ноги в пещеру сражения, то думал не только о Рики. Ещё о том, сказать товарищам или нет о моём поступке. Не сказал, представив, что они разозлятся и отправят меня назад, добывать сокровище из глотки змеептицы. Может, решиться на этот подвиг добровольно, пока ещё никто не знает? Но представил, как с больной ногой бреду к трупу по скользкому от крови полу, раскрываю ему пасть и ковыряюсь в глотке… Меня стошнило, и я не пошёл. Кому он нужен, дурацкий кристалл! Таену? Ну, посердится немного, да и простит, а не простит, пускай сам лезет в пещеры, достаёт, что душе угодно.
И, кстати, белый свет мог означать, что волшебная штука взорвалась от соприкосновения со слюной крылатого крокодила. Или, может, растворилась. Или рассыпалась. Что её больше не существует.
Лёка вздохнул:
- Эти рисунки Вершинной Надцаты всегда вызывали у меня ужас. Я понимал, что это значит: где-то существуют или существовали те или тот, кому не возбраняется убивать в естественном виде. Представители другой части племени. Жесточайшие последователи идей Императора. О! Про него я кое-что слышал. А уж мне ли не знать, что подобная тварь наворотить может?
Кое-что мне крайне не нравилось в рассказах Лёки. Я сказал ему:
- А теперь поклянись мне, что больше никогда не станешь называть своих соплеменников тварями.
- Стану. Твари они и есть.
- Значит, этим словом ты обзываешь себя и бабушку Ольгу.
- Ничего не поделаешь.
- Тебе должно быть известно имя твоего народа. Признавайся: известно?
- Да.
- Отныне используй его, пожалуйста. Говоря «твари», ты оскорбляешь многих достойных людей. Как на этом континенте, так и на нашем. И даже на Зокарде, где птицеящеры мирно и трудолюбиво охраняли объекты. Неужели все твои соплеменники плохи? Твои мама и папа? Знаешь, даже дядю Туму, если рассматривать его личность с точки зрения пользы для государства, есть за что уважать. А твои кузены и кузины? Чем плохи, а? Их так много, что можно быть уверенным, что кто-то из них скрывает некоторые способности. Пусть скрывает, но винить себя и чувствовать себя ущербным – преступление. Имена всевозможных Мале выбиты на памятниках и стелах, вписаны в почётные книги городов и учреждений. Что скажешь на это?
- Ну, мама и папа, конечно, но они же… - залопотал было Малёк, но меня всё это утомило, поскольку я был ещё не в том состоянии, когда люди способны долго, старательно и проникновенно убеждать и утешать. Миче и Рики сказали бы, что я «включил королевича». Только в целях сохранения здоровья и душевного равновесия, да.
- Лёка Мале, - сказал я строго, - как один из глав государства и старший сын наших монархов, я запрещаю тебе заниматься самоуничижением в связи сам знаешь с чем. Запрещаю тебе пользоваться нехорошими словами в отношении той части чернокрылого племени, которая была изгнана Императором. В отношении другой части, пожалуйста, пользуйся. Отныне ты думаешь о себе в таком ключе: «Я это могу, и в этом моё преимущество. Мои друзья остались живы благодаря моей способности к перевоплощению. Я достоин благодарности и восхищения». Не смей спорить. Это всё.
Каждый раз я опасаюсь, что кто-нибудь в подобной ситуации задаст мне вопрос: «А то что?» - и тогда придётся спешно выдумывать подходящую кару за ослушание. Добрая Эя! Какая в данном случае может быть кара?!
Но никто и никогда ещё не задал никакого вопроса и ни разу не пытался спорить и возражать. Даже Миче. Что странно. Вот и Лёка сказал:
- Ладно, Петрик. Хорошо. Если так хочешь…
- Нет, это ты обязан хотеть.
- Будет нелегко, но я постараюсь, - засмеялся он. И я тоже.
Вот и славно. Смех лечит и сглаживает неловкие ситуации. Сводит на нет обиды, недомолвки и страх. Мы всё выяснили с Лёкой. Он, наконец, отлепился от моего плеча и оторвался от рукава. Со всех сторон послышались вздохи облегчения. Понятно. Никто не спал. Все подслушивали. Даже Милло, которому, благодаря заботам Бобы и Аринар, стало получше.
*
За завтраком я решил для себя, что надо выбраться на поверхность, отойти как можно дальше от любого из подземелий, и только тогда признаться в потере камня. Или лучше не признаваться совсем, авось, никто и не вспомнит. За всё время пути упоминали о нём пару раз, но так и не воспользовались, даже не попытались хотя бы рассмотреть его. Таен, конечно, потребует реликвию назад, едва лишь мы с ним встретимся. Но тогда труп поверженного врага останется далеко, а Таен, надеюсь, не настолько жесток, чтобы посылать меня добывать оттуда стекляшку всевидения. Стекляшку, которая, скорей всего, разрушилась в глотке пернато-чешуйчатого злодея.
Перекусив, с большим трудом мы нашли в себе силы продолжить путь. Всё вперёд и вверх. И всего лишь через пару – тройку часов покинули Дико Страшные места этой части гор.
Как стало легко! Как теперь свободно дышалось! Какими радостными стали воспоминания! Я с удовольствием вспомнил все победы нашей компании на этом континенте. И не на этом – тоже. Спина у меня распрямилась, словно я сбросил с плеч большую тяжесть, прибавилось сил. Я смог по достоинству оценить свой труд по заколдовыванию шапок и восхититься собственной изобретательностью. Я вспомнил о других своих планах, например, о заколдовывании телеги для её самостоятельного передвижения в пространстве. А ещё меня очень волновали рассказы Канеке о существовании какого-то педального двухколёса. Что это? Вот бы на него посмотреть! Под влиянием попадания в среду нормального человеческого обитания, эти счастливые мысли владели мною довольно долго. Потом они вернулись к моей семье: как она без меня? Вернулись к моим потерянным братьям, к Таену, к Бобиной Варе в прОклятом месте, к готовящемуся военному вторжению на мою родину… Всё как всегда в этом замечательном мире.
Я видел, как вдруг разулыбались мои товарищи, весело переглянулись, расправили плечи и зашагали бодрей. Даже лодка, казалось, обрадовалась. В ней определённо прибавилось стремительности и летучести. Мы, наверное, могли бы так пройти ещё какое-то расстояние, но Боба сказал, что теперь самое время всерьёз заняться раненым Милло. Можно подумать, что до этого он занимался им в шутку. Мы устроили привал, наварили свежего зелья – видите, как пригодилась зимпура, предусмотрительно собранная нашим великаном? Каждого из нас Боба потчевал этим отваром.
Лёка немного повеселел, а то его до сих пор очень смущало происшествие с преображением. Он вообще, был сам не свой, хотя ребята превозносили его подвиг до небес. Как и подвиг Милло. Канеке прямо распирало от восторга, хоть он и был сильно измучен дорогой и всеми её ужасами. Мы уложили его спать, пока занимались нашими делами на привале, пока Боба хлопотал возле Милло, заговаривал его раны и прочие травмы и удивлялся тому, что у Покровителя не переломаны ни руки, ни ноги, ни хребет.
- Ты, наверное, оловянный внутри. Или каучуковый, - посмеивался Боба, дивясь тому, что после того, как нашего товарища с силой грохнули об пол с такой высоты, он вообще остался жив.
- Я не знаю, как я устроен, - тихо-тихо признался Милло. Ему ещё было тяжело говорить. Он разжился от чудовища сведениями о трагической судьбе своих близких и о самоотверженности родителей, но что-то подобное предполагал всегда. А может, и смутно помнил.
Покровитель объяснил нам то, что мы хотели знать: почему, потеряв сознание, он не стал в этот раз огненным монстром, не спалил нас всех.
- Этак ты как-нибудь станешь вешать полку, свалишься с табуретки, стукнешься головой, потеряешь сознание, очнёшься и увидишь, что сам собою сжёг собственный дом, - говорил Канеке.
- Когда-то, - сказал Милло, - я принял меры, чтобы такого не случалось. Я принял. Радо принял. Норочка приняла.
- И как, не случается? – Птицевед насмешливо поднял бровь.
- Я не знаю. Довелось проверить один только раз. Вот как раз в этот.
- Как это: только в этот раз? А в случае с Роганом? Тогда ничего не получилось, ты стал самим собой.
- Надо помнить про поединок, - был ответ. – Следовало кокнуть врага. Это был сознательный выбор.
Вот так-то. Боба показал мне, что Милло – парень, что надо.
Мы кормили нашего героя с ложечки. Аринар, которая, конечно, набралась ума после своего приключения, нежно ухаживала за ним. Велев Милло отдыхать себе в лодке, мы уложили рядом Канеке и отправились дальше. Боба сказал, что вспомнил заклинание, как увеличить размер плоскодонки, чтобы мы дальше летели по воздуху. До этого ему помнились только отдельные формулы. Но сейчас, после лечения Милло, он не в состоянии совершить сложное колдовство. Вот отдохнёт немного на ходу – и обязательно сделает это.
Мы шли пешком довольно долго, пока Канеке не проснулся. Тогда мы аккуратно вынули из лодки нашего Мелиорака и, спустя некоторое время имели в своём распоряжении нечто узкое, очень длинное, в чём наша компания смотрелась со стороны, как мухи на сосиске. Я усомнился в своей способности повысить летучесть такого большого транспортного средства, но мне удалось это с первого раза. Теперь путешествие обещало стать проще и легче, поскольку сидеть и лететь – это вам не идти пешком. Можно даже дремать по очереди. Вот мы и летели, где можно. А где было слишком узко или низко – там шли пешком. И все эти насущные дела задерживали и задерживали нас.
Я всё время прислушивался к Зову Крови. И долго мне казалось, что ещё несколько часов – и мы догоним моего Рики. В какой-то момент я задремал, передав весло для управления Лёке. И вдруг внезапно проснулся с неясным ощущением перемены. Мне показалось, что Рики быстро отдаляется от нас. Действительно очень быстро. Я не чувствовал опасности для него. Наоборот, мне казалось, что мой мальчик рад такому стремительному перемещению в пространстве. Не успел я поделиться со спутниками этой новостью, как ощутил, что Рики покинул пределы подземных залов и переходов.
- Как ты это можешь чувствовать? - заинтересовался Боба. – Разве что под горами особая атмосфера. Замкнутое пространство с крышей.
- Да. Возможно.
- Или он умер, - завёл свою шарманку Милло, не расслышавший толком, о чём мы говорим.
- Нет, Милло! Никто не умер! – хором рявкнули на него.
- Могла произойти ошибка, - тихо сказала Норчка. – Мы могли считать, что мальчик всё ещё в подземном пространстве, а он уже на воле и удаляется от нас по речке Беглянке.
В этих словах был резон. Я заметил, что Аринар вовсе не легкомысленная болтушка, как большинство молоденьких девушек. Она высказывалась по существу, не отвлекала никого по пустякам. Если могла с чем-то справиться сама, тихо и молча с этим справлялась. Было понятно, что Норочка и впрямь бывалая путешественница и имеет опыт общения с мужчинами, занятыми опасными или трудными делами. Я простил ей нехорошее обращение с Милло когда-то давно. В конце концов, она молодая девчоночка, а им положено влюбляться не в тех, ошибаться, влюбляться снова, учиться строить отношения, терять голову и совершать глупости. Одно дело повседневная жизнь, другое – вся эта романтика и любовные увлечения. Ах, моя Лалочка! Он точно такая! Только, кажется, ярче и темпераментней. И упрямей. Точно знает, чего хочет. И уж она никогда не потеряет себя, не растворится полностью в любви. Она будет, как Ната или как Мадиночка моя.
Всё утрясётся и наладится, главное, чтобы наш Милло поскорее поправился. Интересно, какие у них с Аринар будут дети? Если такие, как Милло, справится ли с ними собственная мать? Хотя, у них будут бабушка и дедушка, а они имеют опыт воспитания таких малышей. Не устроит ли Норочка в будущем очередное испытание Милло? Я подумал, что вот кому неплохо бы иметь диадему и ожерелье, что сделали Миче и Рики для Великих Состязаний мастеров. Для женской мудрости, говорили они. Когда всё закончится, я, пожалуй, выкуплю комплект и подарю Норочке. Стоит он, конечно, запредельно. Но у меня есть заначка.
- Петрик, не молчи, - позвали меня.
- Я не молчу. Надо скорее добраться до Беглянки, а то Рики наделает глупостей или даже попадётся в лапы патрулей.
Уже недалеко от поверхности, в довольно ровном и широком коридоре мы нашли останки бочки и тележки.
- Здесь был Рики, - сразу догадались мы с Лёкой.
Тут валялись обрывки бечёвки, какую используют для удочек, деревянные щепки и обрезки. И манжеты от рукавов Рикиной рубашки в жёлто – коричневую клетку. Я улыбнулся, вспомнив, что в ней мой братишка был на площади в тот день, когда я оглоушил Таена кирпичом. Колёс от тележки не наблюдалось.
- Мальчик что-то мастерил, - сказала Аринар.
- Самоездящую тележку, - ехидно предположил Лёка, выразительно глядя на меня. – Смастерил и стал быстро удаляться. И чья это наука, а, Чудилка?
- Мальчик Рики очень способный. Любую науку схватывает на лету, - улыбнулась Норочка.
- А я? Я что, не способный? Это ни в какие ворота! – возмутился Канеке.
- Ты замечательный, - подмигнув мне, сказала Аринар и поцеловала шельмеца в макушку, отчего он зарделся и подавился.
- Вот видите, - страшно гордясь, вякнул я, - стоило только задуматься над такой возможностью, как Рики воплотил прекрасную идею в жизнь. Вот какое оно, младшее поколение. Такие дети, как Рики и Канеке – наши достойные преемники. Канеке очень талантлив в живописи, например.
Я скорчил рожу, давая понять Мальку, что вот кого он учил рисовать – похитителя нашего Рики.
Чтобы не остаться в долгу, Лёка раскрыл было рот – он за словом в карман не полезет. Но Боба сказал:
- В погоню! И учтите: если я сию минуту нормально не вымоюсь, то помру, и вы будете виноваты.
На самом деле, мы все были грязны, как черти, и каждого из нас с души воротило от отвращения к себе же. Нормально вымыться и постирать одежду было для нас сейчас пределом мечтаний.
Мы быстро заняли места на нашем летающем объекте.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/07/08/974
Иллюстрация: неведомая картинка.