Утром и днем было -5. Когда вышел с завода после второй смены, то увидел Холод. То ли испарения низко стелились, то ли запушённость инеем. Телом не чувствовалось. Подумал, что должно быть -15, но, когда дома взглянул на термометр, было -25. Пришла зима.
Утром пошел к Рашевской на разбор моих рассказов. Ничего конкретного не сказала, из-за этого можно было и не приходить, неудобно было отказаться, сама предложила обсудить, хотя толку никакого. Сказала, что написаны холодно, все же, один рассказ взяла. Потом состоялся доверительный разговор. Я затронул наболевшее:
— Зачем привечаешь старых графоманов, и в обсуждении заставляешь всех высказываться, хотя иным нечего сказать? А они думают, что обязательно надо изливаться, и говорят разную чушь?
С последним она согласилась и обещала принять меры. Про стариков сказала, что сочувствующе относится к этому поколению, и не может их отталкивать.
— Я всё понимаю, и тоже об этом думала. Хорошо, что ты об этом заговорил.
Я заметила, в последнее время мне перестали делать критические замечания. Неужели я так заруководствовалась?
— Тебе же некогда, ты все внимание уделяешь графоманам, а другие начинают ревновать, мол, их так не привечаешь, как этих. Об этом же говорил и Рассадин, но ты никак не прореагировала.
— Но каким тоном он это говорил! Я не воспринимаю такой тон.
— Такой уж он человек, другим тоном он не может.
Мы помолчали.
— Что еще? — спросила она, ожидая более серьезных обвинений, так как вначале я попросил не обижаться за критику, мол, она знает, что я ее уважаю, но в ее руководстве есть несколько негативных явлений, о которых я и хотел поговорить.
— Больше ничего, — успокоил я её.
Разговаривали минут 50. Расстались, почти, довольные друг другом. Сказала:
— 18-летний Володя Гришмановский тоже выговаривал насчет этих старичков, и в более резкой форме, чем сделал ты.
Зашел в «Мелодию», выбрал новую пластинку Пугачевой и две – играет гитара, для коллекции, в одной Паганини. Нужно почаще слушать, чтобы понять. Пока у меня на 35 часов прослушивания. Продавался диск "Машина времени", но его бы три года назад, сейчас это — приевшаяся музыка.
Впрочем, Лёне Тененбауму Макаревич нравится, с удовольствием слушает. Я же не понимаю безголосых певцов.
Прошел мимо к-т "Ставрополь", людей никого нет, хотя до начала сеанса 15 минут. Это можно объяснить морозной погодой и фильмами "Капкан для шакалов", "Чужие здесь не ходят", то есть не кассовые, и, непонятно зачем, вообще, снятые. Так можно и без плана остаться. Через день фильмы сменились, пустили индийский двухсерийный "Сокровища древнего храма".
Недавно вспомнил про ТУ-144. Почему о нем вдруг перестали писать? Сегодня "Аргументы и факты" отвечали на вопросы, в том числе и на этот, мол, экологически вреден для всего живого и очень много пожирает топлива. За границей Конкорд летает над необжитыми территориями, а у нас такой территории нет. А о чем раньше думали, когда начали проектировать? Как получить премии за создание новой техники?
Вместо Скрипкина меня послали на семинар народных контролеров, где говорили, что проводили рейд по раздевалкам и увидели нарисованную свастику, и позвонили в первый отдел, чтобы КГБ нашли виновника.
Нельзя ходить с фотоаппаратом по заводу и снимать общий план. Словно шпиону составит трудность, сделать такие снимки потайным, или даже микро аппаратом. Если наши военные секреты становятся известны врагу, то расположение корпусов завода, давно не тайна, да и нужна ли им эта тайна? У них своих заводов хватает, и более прогрессивных чем наши.
Нельзя проносить магнитофонную пленку. Так в 75 году я давал Мише послушать свои пленки, и у него на проходной отобрали. На другой день вернули, прослушав, что там нет подслушанных разговоров, составляющих тайну наших конструкторов? Или программ, сбивающих работу ЭВМ? Так наши программисты сами составляют такие программы и вводят их в машину, чтобы потом блеснуть знанием и выявить ошибку.
Такая история была лет пять назад с одним программистом, который запрограммировал сбой конвейера, рассчитывая вовремя найти сбой и этим заслужить повышение по службе, но сбой произошел во время его отсутствия, и конвейер простоял два часа, пока нашли причину.
Любая бесхозяйственность приносит гораздо больший вред, чем эти рисунки свастики на стенах и магнитофонные пленки с музыкой. Мы настолько отвыкли от свободы слова, что сейчас любая критика становится пугающей, разве можно так смело? А можно ли вообще так говорить? На работе у Вики мастер-грузин кричит на неё:
— Я тебя уволю, если не пойдешь работать на завод, запишу тебя, а ты — судись, если тебе это нравится!
— Не посмеете. Здесь не Грузия, а Россия.
Он аж побелел от злости. Года три назад из Москвы пришло письмо, что не имеют права без желания посылать, работать на завод. Прошло время, и они снова начинают трепать нервы, посылать на прессовое производство, где очень большая текучка кадров, часто происходят смертельные травмы, так как пресса мощные, зарплата маленькая.
С непривычки новички не выполняют норму, а им выплачивают только за сделанное, то есть гораздо меньше, чем на своей работе, поэтому никто и не хочет идти туда. Пока Вика подумывает поменять работу, и город лишится ещё одного хорошего, знающего, добросовестного работника, останутся пьяницы, которым уходить более некуда. Кто выиграет?
Температура поднялась до -9. Изредка снежит. На тротуарах и дорогах держится гололед, люди травмируются. Школьники лениво и равнодушно тюкают лопатами наледь, вернее, один тюкает, остальные смотрят, как у него получается? Старших с ними не видно, или в тепле греется, или, вообще, не положено. Надеются на сознательность, которую не воспитали.
19 декабря газета напечатала, что из пяти тысяч квартир нашего города хозяева уехали на Север за длинным рублем, сдав квартиру за хорошие деньги, а некоторые проживают здесь же, в городе, сдавая свою за 500 рублей в год. И суд, лишь пригрозил отобрать, но отобрал лишь у 1500. Эти бы квартиры отобрать, раз в них живут другие, которым, действительно, негде жить. И очередников на заводе станет намного меньше.
17-18 декабря в Алма-Ата молодежь, подстрекаемая националистами, учинила погромы, протестуя против снятия Кунаева и назначения на его пост русского Колбова, который был первым секретарем в Ульяновской области и прославился непримиримостью к нарушителям соц. собственности.
Видимо, кое-кто понял, что для них наступят черные дни, и решили, что у них может пройти протест, и снова назначат Кунаева, которого бы надо к стенке за развал ставить, а не провожать на пенсию. Но они, лишь вызвали к себе более пристальное внимание, и показали, что дело серьезнее. Мао не зря разрешал цвести всем цветам, тогда отлично видно, кто каким цветом цветет, и скосить ненужный цвет.
Коняева подала мне две конфетки:
— Помяните моего мужа. У меня сегодня годовщина.
Неверующая. Зачем нужен этот маскарад? Конформизм? Скорей всего, обыкновенное тщеславие. А про её мужа думается: не захотел бы легкой и сладкой жизни, и сейчас бы жил со своей красивой женой и сыном. В который раз убеждаюсь, что жадность к добру не приводит.
Сергей Подуруев сказал:
— Хоть бы один день пожить так, как они живут. Впечатлений хватит на всю жизнь.
Он не понимает, что остаются не воспоминания, а медленная смерть, угасание, и, когда сама смерть является благом, избавлением. После взлета особенно тяжко падение, не все выдерживают такой удар.
В экспериментах Струпа испытуемому предъявляли слово, написанное цветными чернилами, и просили быстро назвать цвет чернил. Оказалось, если красными чернилами написать слово СИНИЙ, то время реакции увеличивается. Смысл слова, как бы мешает названию цвета, поскольку не совпадает с ним.
Старинный парадокс лжеца. Лжет ли человек, говорящий: — Я лгу.
20 декабря. Этим летом мы впервые стали пользоваться услугами прачечной, благо, ее сделали рядом с нашим домом, в хозблоке. Очереди вполне терпимые, да и облегчение большое. Этот факт говорит о многом. Правда, в остальных прачечных трудно сдать белье, не успевают, слишком много желающих. Хлебниковы в ноябре купили «Вятку-авто» за 400 рублей. Но многие жалуются на мотор, слабый, быстро сгорает.
Сегодня в ДК состоялся день открытого письма, заседали три часа, но так ничего, толком и не решили. Жаловались на большие очереди в водочные магазины, пообещали поднять цену до 17 рублей, мол, в городе 800 бичей, и лишь двоих удалось устроить на работу. Эти же бичи и стоят постоянно в очереди, не будь их, и очереди не было бы.
В раздевалке парни рассказывают, как покупали водку у швейцара за 25 рублей, и надо же, при передаче из руки в руки, бутылка выскользнула, пришлось заказывать новую, итого 50 рублей. Таких 17 рублями не испугаешь. Снова будут очереди. Я написал в «Известия», предлагал поднять до 30 рублей, но ни ответа, ни привета.
Нынешние реформы можно сравнить с петровскими, и кроме Ленина, Горбачев единственный человек, заслуживающий переименования города. Жаль, у него мало помощников. Будем надеяться, что ветер перемен долетит и до нас, разгонит гнилой туман.
Во время перерыва прохожу мимо вставок. На пикапе подъезжают двое, и останавливаются возле проходящей вьетнамки, пассажир ей что-то говорит. Она отрицательно качает головой и, широко улыбаясь, отходит от машины. Пассажир шельмовато взглядывает на меня, пикап уезжает, а я догадываюсь, что они ей предлагали: остренького захотелось.
Работали во вторую смену, хотя была суббота, но за 31 декабря, так что на новый год мы будем отдыхать четыре дня подряд. Сахарову разрешили вернуться в Москву, а Елену Боннэр помиловали. Выходит, ее арестовали после ее возвращения из-за границы? Я ничего о ней не знал, потому что наша пресса молчала, в рот воды набрала. На самом деле, она жила вместе с академиком в Нижнем Новгороде.
В воскресенье пришел Сергей Петрович и принес рукопись "Колесо истории", где описывает, как старик опился бражкой, и ему приснился сон, будто вернулось царское время с тамошними порядками, и он сам помолодел, и жена с детьми молодая, и он пашет на лошади, наслаждается пахотой. Потом устает, в ручье видит свое старое лицо, приезжает тракторист и всем желающим вспахивает поле. Все примитивно, и непонятно, для чего это всё написано? Говорит, два месяца назад его свалил радикулит.
Решил, пока не ходить в объединение, тем более Валя сказала, что семинар состоится 22 января. В последний раз было особенно много стариков, один даже лет 80-ти, это вконец меня доконало. Графоманы делали погоду, царили, умных стихов и рассказов не услышать, поэтому я и решил поговорить с Валей.
Ровно через неделю, в воскресенье, Сергей Петрович снова пришел за ответом на свою рукопись. Язык не повернулся сказать ему правду. Сдерживала деликатность, нежелание причинить обиду человеку. Дипломатично не стал разбирать его рассказ, тем более он был безнадежен, как и сам автор.
Посоветовал написать десять рассказов, а потом уже приносить на суд. «Вы же не курица, которая кудахчет, снеся одно яйцо». Я уверен, что он неспособен написать десять рассказов, у него нет воображения.
Он и глазом не моргнул, прослушав мою взволнованную речь о роли литератора и его задачах, то ли это ему польстило, но он одобрил мою честность, вот, мол, его друзья его хвалили, а я так честно его разнес, сказал правду. Польстил мне. Пообещал еще прийти. Не мог же я сказать, что его приходы бесполезны для него самого.
Я наталкивал его, на мысль, что слишком поздно он начал, и тем более не следит за литературой и не занимается самообразованием. Но, то ли до него это не дошло, то ли он считает, что к нему не относится. До сих пор не могу понять, как это я в нем сразу ошибся, понравилось открытое русское лицо, не ожидал, что будет такой примитив. И поэтому дал свой адрес.
26 декабря в «Руси» задержали 23-летнюю воровку, которая осталась в торговом зале после ухода продавцов, а потом стала наполнять контейнеры понравившимися товарами, дешевыми платьями, пластинками. Вероятно, уже наслаждалась мнимым обладанием этих вещей. Она не знала о существовании фотоэлементов в отделах. Милиции осталось спокойно приехать и арестовать ее. До 14 часов проводили ревизию, магазин не торговал.
Вероятно, через 50 лет писатели начнут писать о нашем времени правду, о том, о чем мы сейчас не можем написать.
29 декабря. С 24-го на бюллетене. По всему видно, что грипп А-1, но почему-то врачу проще записывать ОРЗ, для отчетности лучше: больных гриппом нет, есть простудившиеся. А я-то знаю, что простудиться нигде не мог, но сатуратором пользуюсь. Здороваюсь за руку с уже заболевшими, но ходящими на работу, потому что врач не дает им бюллетень, так как нет температуры при всех признаках гриппа.
Заболел 23-го, сильнейший насморк, надо было сразу прийти к врачу, но надеялся на свой организм, что назавтра буду здоров, и неохота в таком состоянии стоять в очереди, слишком памятен тот день 77 года, когда восемь часов, стоя, проторчал в очереди среди кашляющих и сморкающихся тысяч людей в маленьком помещении.
Это было нечто ужасное, и уйти невозможно, так как ушел с работы, без бюллетеня засчитается прогул. Зря не пошел. Эпидемии сейчас нет, и они изменили стиль работы. Хотя сами врачи не изменились. Когда пришел продлевать бюллетень, терапевт напустилась на меня, почему я пришел к ней, а не к своему участковому или хотя бы к той, которая выписывала мне бюллетень.
— Так в регистратуре дали, — попробовал я оправдаться.
— Им всё равно, куда давать. А вы должны ходить только к своему участковому, нельзя каждый раз ходить к новому врачу.
— Я думал, в регистратуре лучше знают; куда и к какому врачу давать талон. Я своего врача и по фамилии не знаю.
— Внизу доска, могли бы посмотреть. Я вижу, мы друг друга не понимаем. Раздевайтесь. В понедельник выходит ваша врач Третьякова, пойдете к ней.
Выходит, она знала, что моей участковой нет на работе и, тем не менее, настаивала, чтобы я пошел к ней, всё это довольно странно. Я не стал спорить, так как видел, что она не в настроении, то ли от начальства ей досталось, что она на больных срывается, то ли всегда такая, и по телефону, разговаривала властно, резко.
В лицо мне даже не взглянула, словно разговаривала с тенью, или медсестрой, безмолвно сидевшей напротив, то ли напуганной, то ли осуждавшей свою начальницу. Всё же, внимательно осмотрела, выслушала, дала направление на анализы и на рентген. Вышел с ощущением, что здесь вид врача не лечит, а калечит. Поэтому многие предпочитают не ходить к врачам и лечатся домашними средствами.
Важнейшим достижением революции считается декрет о земле, то есть о предоставлении крестьянам земли. А потом куда исчезла эта земля? В том-то и дело, что кормилицу-землю отняли, не посмотрели на декрет, забыли о нем, некому было напомнить. Но тогда, как же быть с завоеванием революции?
Получается, что простой народ ничего не приобрел. Боролся за 8-ми часовой рабочий день при царизме, приобрел труд от зари до заката за мизерную оплату, или вообще без нее, раскулачивание, страдание, лагеря. Большевиков сажали в тюрьмы, а оставшиеся хлопали в ладони и кричали: Слава Сталину! И никто не мог понять, кто же у власти, если большевиков расстреляли или посажали в лагеря, объявив врагами народа.
Ребенок, выросший в нищете, до поры до времени, не знает, что есть и другая жизнь, он весел и беззаботен, думая, что таким мир и должен быть, другой невозможен. Нам с детства внушали любовь к Сталину, и мы плакали, когда он умер. Я с тревогой думал, как же мы будем без него жить? В мире творились удивительные вещи, "Мир раскрывался, набухал росой в каком-то новом сочетанье красок".
И поразительнее всего, что нас продолжали дурачить теми же словами, что и 30, и десять лет назад: всё на благо народа, всё для вас, любая дорога открыта, вы уж лучше работайте, не требуя много, и мы достигнем процветания. Но вот уже несколько десятилетий на субботниках не видно начальников, только рабочие, а начальники лишь руки пожимают и благодарят за бескорыстный труд.
Всё извратилось, и никто не замечает, что система работает вхолостую, сама себя изнашивает. А может быть, замечают? Наверняка, замечают, но вынуждены говорить: «Всё хорошо, прекрасная маркиза!»
Иначе от системы ничего не останется, то есть и от них самих. Даже воспоминания, а если останется, то презрительными и уничижительными отзывами. Они этого заслужили. А сейчас они вынуждены создавать видимость умного правления, то есть говорить: Халва. Халва! и надеяться, что от этого во рту станет сладко.
В семье повешенного не говорят о веревке. У нас же, говорят. О правах человека. Словно они у нас есть. Права попираются ежесекундно, но это признается лишь спустя 50 лет. В капстранах мы признаем за рабочими право на забастовки, в своей же стране, мы это пресекаем и наказываем строго, на несколько лет тюрьмы. В суде нарушается презумпция невиновности. Прокурор кричит 14-ти подсудимым:
— Я вам не верю, вы все лжете, что вас били, вырывая признание! — И засуживает всех.
Лишь через несколько лет выяснятся, что убийца был один, и до сих пор гулял на свободе, убивая всё новых и новых женщин, выходя на них на охоту на автомобиле. Этот факт из новой «Литературки». Где же были наши права? Это ли не кощунство, говорить о правах в нашей стране?!
Гомерический хохот должен стоять после фразы: Свобода слова у нас в стране не вымысел, а реальность.
В последних номерах «Огонька» маршал Жуков говорит, что и его хотели расстрелять, но спас Халхин-Гол. То, что у нас творилось — это чудовищно! И нам продолжают говорить, что партия стояла у руля. Не замечая, что сами же ставят себя к позорному столбу. Будь они умнее, сказали бы, что настоящая партия ушла в подполье из которого до сих пор боится выйти, но есть надежда на ее появление.
У нас любое действие, направленное на вред народу, можно обратить так, будто оно делается во благо. Так действовали иезуиты, да и продолжает любой правящий класс. Уверяют народ, что белое – это, на самом деле — черное, а то, что было черным — это белое. Тех, кто не соглашается верить, уничтожают, остальные конформисты. Даже бунтующая молодежь конформна по отношению к своей группе.
Продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/31/475