Спасительная соломинка

Валентин Гадзиковский
Ранней осенней порой по аллее парка медленно шел пожилой мужчина и улыбался всему вокруг. Увидев купающихся в луже воробьев, он остановился и, глядя на братьев своих меньших, стал улыбаться еще больше. Навстречу ему шел другой пожилой мужчина и уныло смотрел себе под ноги. Дойдя до лужи, где купались воробьи, он поднял голову, прищурился и воскликнул:

- Иван Ильич, ты ли?

Воробьи улетели.

- Я, Арвид Янович, я! – вскрикнул Иван Ильич, не переставая улыбаться.

Мужчины, обойдя лужу стороной, подошли друг к другу и обнялись.

- А я признал тебя только тогда, когда подошел близко, - сказал Арвид Янович, чуть задирая вверх свой длинный острый нос. – Изменился… изменился. Выглядишь молодцом! Честно тебе скажу, когда в прошлый раз тебя видел, думал, что больше и не увижу. Не обижайся, но скажу прямо. Так и подумал – не жилец. А ты! Каков! Ну, рассказывай, рассказывай, красавец...

- Я на тебя, Арвид Янович, и не думаю обижаться, потому что и сам еще недавно считал себя не жильцом на этом свете. Плох был так, что хуже некуда, и ждал уже, когда постучится костлявая. О ней, проклятой, и думал… Думал, думал, а потом как-то незаметно для себя переключился на другую думу – о бабе молодой… Вот как бывает, Арвид Янович, когда положение отчаянное и почти безвыходное. И такое в голову полезло, такое… о чем и сказать стыдно даже тебе. Но, честно скажу, стало мне немного легче. И уцепился я за это, как за спасительную соломинку. Ходил и мечтам предавался, грезил, стало быть, наяву, ну а потом и во сне начал, но это уже, я думаю, подсознательным образом. Что тут началось, Арвид Янович! Жена моя, Клавдия, что делит со мной брачное ложе… она ведь ни сном ни духом не ведает о моих тайных мыслях по причине моего большого уважения к ней, лапушке… так вот, чего она мне рассказала уже утром после этого самого… Как уснул, так в меня будто бес вселился: засучил я ногами, замахал руками, зубы оскалил и зарычал. Она испугалась и стала меня будить, но не тут-то было, потому что я, не просыпаясь, схватил ее, лапушку, за грудки и так ей аккуратно заехал кулаком в глаз. Утром, конечно, повинился, и стал вспоминать виденья дивные, что за ночь посетили меня, и чувствую, что кровь во мне заиграла, забурлила, и уже не до смерти мне, потому как на следующую ночь, со слов лапушки, не только рычал, но, вытворяя всякие непристойности, ржал конем, блеял козлом, кричал ишаком… Вот так, Арвид Янович… Измучилась моя Клавдия со мной, оттого что теперь по ночам на меня управы никакой, и все боится, как бы я ее не пришиб, лапушку… но бог милует, так что живы, здоровы, а что нам, старикам, еще нужно…

                2015