Поздно

Ла Вида
Сожаление - никогда не поздно, но всегда бесполезно.


Один. Снова. Страшно, горько, больно. Непривычно. Как за такой короткий срок он смог к ней настолько привязаться понять не мог никто, даже он сам. Всегда, пока она была рядом, он принимал это как должное, постоянное и неизменное. Он даже и не думал, что когда-нибудь она может исчезнуть.

Он ошибался… Слишком сильно ошибался.

Теперь её нет, и только сейчас он понимает, насколько она была для него важна. С самого начала она была для него слишком странной, слишком непохожей на остальных. Она казалась ему недоступной, слишком далёкой. Он не стремился узнать её, понять её чувства и её саму. Тогда это казалось ему ненужным. Тогда он предпочитал верить её улыбкам и смеху, верить её словам, что всё нормально. Тогда он предпочитал не замечать, как порой дрожали уголки её губ, когда она с трудом удерживала эту самую улыбку, и как порой она с силой сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и закрывала глаза, останавливая готовые появиться слёзы. Предпочитал не думать о том, что будет, если её не станет и каково ему будет остаться одному. Он был уверен, что, даже если она уйдёт, всё будет как раньше, как было до неё. Хотя ещё больше он был уверен, что она будет рядом всегда.

Слишком неожиданным был звонок из больницы, слишком много боли принесла всего одна короткая фраза врача:

- Просим вас приехать на опознание тела.

Выпавший из вмиг ослабевших пальцев телефон, искривившая губы безумная улыбка и лишь одна фраза на повторе:

- Нет… Не правда… Ошибка… не она... – отчаянный шёпот в пустоту.

Страх, неверие, надежда, обида, пустота. Всего секунда, а целый спектр эмоций сменился на его лице, целый рой мыслей пронёсся в голове.

Трясущимися руками закрыть дверь квартиры и с бездумными глазами рвануть в сторону больницы, молясь, чтобы это было ошибкой, чтобы там оказалась не она. И всё так же кружащие в голове жуткие слова: «Просим вас приехать на опознание тела».

И вот уже перед глазами белое здание. Непослушными руками с трудом открыть дверь и войти внутрь переборов в себе желание сбежать, сбежать как можно дальше отсюда. Сбежать, чтобы никогда не видеть эти убивающие своей стерильностью коридоры, не видеть этих сводящих с ума светлых стен и не чувствовать этого жуткого запаха больницы и лекарств. Нельзя. Он должен, должен дойти туда и убедится, что ему позвонили по ошибке, убедится, что там, под белой простыней, лежит не она. Кто угодно, но не она.

Словно сквозь вату услышать, как уточняет его личность ждущий около входа врач. Ответить не получается, в горле стоит ком, дрожащие руки сжаты в кулаки, а голова опущена в пол. Единственное на что хватает сил – бездумно кивнуть и следовать за врачом, всё так же уперев в пол невидящий взгляд. Бесконечные коридоры, сотни поворотов, несколько лестниц и бессчётное количество дверей. Открыв одну из них, врач взмахом руки предлагает ему войти первым.

Неуверенными шагами переступить порог и едва сдержать себя от крика. Ряды накрытых стерильно-белыми простынями тел, неестественно-белый свет ламп и витающий повсюду запах смерти. Следуя за врачом в самый конец комнатки, он всё ещё ждал, что сейчас проснётся, и всё это окажется сном, жутким кошмаром, не реальностью. Поднять голову на тело, с которого только что врач откинул закрывающую до этого обзор простынь, и в ужасе распахнуть глаза, забыв, как дышать.

Она. Действительно она. Не мираж, не просто похожий человек. Она. Темные волосы с косой чёлкой, частично закрывающей левый глаз, бледная кожа, и всё ещё хранящие лёгкую улыбку губы. Такое родное и любимое лицо теперь уже с отпечатком смерти на нём. Он даже не пытается сосредоточиться на том, что говорит ему врач, до мозга доходят лишь обрывки фразы:

– …Несчастный случай… Туман… Таксист… Не справился с управлением…

А она ведь звонила ему, просила забрать её, потому что задержалась и пропустила последний автобус. А он не захотел выходить на улицу в такую погоду. Он даже помнил ту глупую отмазку, придуманную на ходу. И помнил, как сам же посоветовал ей вызвать такси. А она в который раз лишь улыбнулась в трубку, привычно фыркнула и сбросила вызов. А он снова поверил её улыбке, не видя, как стоя в десятках кварталов от него, она одной рукой с силой сжимает телефон и, набрав номер такси, недрогнувшим голосом заказывает себе машину, а другой вытирает покатившиеся по щекам слёзы обиды.

И только сейчас, стоя на коленях в пустой теперь квартире он понимает свою глупость и то, насколько он был слеп. Понимает и ненавидит себя за всё это. В надежде заглушить душевную боль физической, он, не замечая стекающей из разбитых костяшек крови, раз за разом с размаха впечатывает кулак в покрывающий пол ламинат. Разрывающий предрассветную тишину крик, полный боли и отчаяния, эхом отдаётся от стен ставшей теперь словно чужой квартиры. Ему было жутко осознавать, что теперь он здесь абсолютно один.

Совсем.

Больше никто не будет смеяться с его, порой совершенно не смешных, шуток, никто не будет язвить в ответ на его глупые вопросы, никто не взъерошит ему волосы, никто не улыбнётся ему так, как она, никто не станет беспокоиться о нем, и никто не втянет его в детскую, неподходящую для их возраста игру.

 Она умела радоваться жизни, умела идти наперекор устоявшимся нормам. Умела. И учила его. И сейчас, с раздирающей сердце болью он понимал, что этого больше уже никогда не будет. Никогда больше он не увидит её надутых в притворной обиде губ и озорного взгляда из-под чёлки.

Никогда.

И больнее всего было осознавать, что больше всего в этом всём виноват именно он.

Его вина.

Его ошибка.

- Я убил её сам... Дурак.