Мужчины делятся на три группы: одни охотятся на птиц. Другие красят клетку, в надежде - птица залетит... А третьи её выпускают!
СВЯТОЙ БЕС
Захар относился ко вторым! И готовиться к женитьбе стал с... ремонта. В его жилище заковыристым был даже звонок. А стены оклеены модной пенкой! Кухня уставлена книгами — но ни одной он не прочёл... И по телефону доставал вопросом:
— Что я сегодня сделал? Гвоздя не забил... — и швырял трубку.
Несмотря на портовый город, его фишкой стали гвозди — а не корабли! Не закручен винт — день прошёл зря. Недовольный Захар маялся на тахте, служа шкипером рыбацкого баркаса. И ожидал — когда птица залетит. Вопросы пола решал с окрестными торгашами... С этой целью и зашёл в аптеку.
— Как поживаете? — спросила провизорша Оля.
— Зашёл вот пообщаться, — улыбнулся он.
Ростом был с вершок, но как и всякий коротышка - с комплексом Наполеона. Его гнали, он отряхивался, как Мальбрук, и снова шёл в поход. Нельзя сказать, что в его жизни не было любви...
— Она «не давала» и крутила хвостом! — объяснял Захар.
Друзья крутили пальцем у виска, но коротышка не скупился на «чекушку» — и его терпели. Дверь открывал и в полночь. Прощал падших — готовясь стать... монахом!
— Все святые пили и гуляли, — уверял он, — потому и принимали целибат...
И пускался во все тяжкие! Но Птицу Счастья ждал. Сгубила шкипера тонкая натура.
— Я — тонкий! — повторял он.
И сочинял стихи, скандируя в аптечное окошко. До птицы счастья Олечка не дотянула, была не первой молодости... И даже не второй! Но в стихах разобралась:
— Это вы писали? — только и спросила.
— А то? — обиделся поэт.
Его улыбка была чуть ни голливудской, в глазах цыганский гипноз, и портовый казанова козырял им...
— Надо публиковать! — сказала недоптица.
— Правда, что ли? — удивился тот.
И стал диктовать стихи по телефону. Ломая карандаши — она записывала их. Но не сразу! Сперва было эсэмэс с признанием в любви...
— Ваши звонки не дружеские, — заметила как-то Оля.
— Я понял, что «лю»... — пояснил тот, ленясь закончить слово.
— Кого «лю»? — глупо уточнила Оля. — Меня?
— Ну да... - слукавил он.
Она поверила! Они создали полста страниц стихов... Тем временем, недоптицу опробовали и забраковали.
— Фигура могла бы быть пышней! — изрёк уродец.
Она опустила голову, не в силах скрывать горечь. Насчёт своей внешности не заблуждалась, но считала — что его талант всё спишет. А списывать пришлось саму жизнь... Правда, тогда Олечка этого не знала. И искала рифмы — позабыв аптеку и себя.
Город был маленьким. Гудело лето. Про "гения" услыхал доморощенный литклуб... Там не догадывались, что при ловле птиц он красит клетку. А вместо результата выпускает будто Змей-Горыныч дым.
МОБИЛЬНАЯ ДУЭЛЬ
Литклуб пригласил поэта почитать. Ольга отобрала лучшее... И распечатала за свой счёт в интернет-кафе. Поэт ушёл напыщенный --- а через полчаса звонил со злостью:
— Они заперлись в клубе!
— Кто? — удивилась Оля.
— Суки! — кричал он. — Закрылись от меня!
Истерил Захар к месту и не к месту... Оля помчалась его вызволять. Он приметил аптекаршу на аллее за десяток метров. Набрал номер её мобильника, продолжая материться. Они сходились с телефонами, как на дуэли! Её весёлое:
--- Привет! --- заглушил стрекот газонокосилки...
И косильщик что-то проорал. Скорей всего, обматерил сломавшуюся брейку... Но Захар отнёс ругань на свой счёт!
— Косарь злится, — изрек поэт, — потому что я тут... С вами...
— Что со мной? — запнулась непривыкшая к подлости Оля.
— Вы старше... — выпалил поэт. — А это стыдно!
— А тырить стихи не стыдно? — парировала та.
— Так вы же сами, — изумился тот, --- разрешили!
--- Когда это? --- взвилась та, --- я разрешала такому недоумку себя оскорблять?
--- Брать стихи, --- проблеял Захар.
--- И ты, как ничтожный альфонс, ставил своё имя? --- прозвучал "контрольный выстрел".
--- Я ухожу! --- покрутил он пальцем у виска, как идиотке.
--- Иди-иди, --- хихикнула она, --- там ждут-не дождутся! Глядишь, и отопрут?
Он с руганью умчался, всё ещё крича:
— Из-за вас закрыли клуб! Узнали, что я с вами, и закрыли...
На деле, он тупо опоздал! Слишком долго восхищался её рифмами... И предал, как чихнул!
Оля тоже развернулась и ушла.
Косильщик матерился в конце лета. А осенью в аптеку зашел боцман, державший в страхе окрестные катера. Ему понадобился аспирин. Впрочем, грозу морей тоже влекла провизорша... Росту в боцмане было два метра, но аптекаршу он боялся. И вытягивался в струнку, стоило той нахмурить бровь. Она всех держала в строгости, жалея лишь поэта! В тот раз боцман был как стёклышко. И задал загадку:
— Какой масти была золотая рыбка в сказке?
— Сдаюсь, — не стала гадать Оля. — Селёдка?
— Холодно, — огорошил боцман. — Она к старику из Скандинавии плыла...
— ...и паспорт показала? — съязвила Оля.
— Плыла, плыла и выплыла — на боку два глаза! Плоской камбалой оказалась рыбка, а не золотой...
— Как это? — растерялась Оля.
— «Что? Где? Когда?» смотрели? — завершил с триумфом боцман. — Норвежская легенда, а наш Пушкин взял и слямзил...
«Камбала, камбала», — зацикливалась Оля.
Поняв — что речь как будто бы о ней? Или не о ней... Но точно не о сказке!
Камбалой, случалось, звал её поэт — ходивший на соседнем с боцманом баркасе. И мог болтать о её прелестях... Ей мерещилась камбала, ему косильщик. Но в отличие от косильщика, боцман был умён. И намекал — что Оля у поэта на посылках!
НЕ СТОЙ ПОД КОСОЙ!
Психологи говорят: человеку невыносимо быть объектом. Оттого и ломаются жертвы насилия, что их превращают из субьекта в тренажёр... Объектом не хотела быть и золотая рыбка, оттого и уплыла от старика.
Может, на такое превращение и намекал косильщик?
Оля разгадала обман поздно. Стихи Захара опубликовала местная газета. Он скрыл, что это - плагиат, не отвечая на звонки. Ссора вспыхнула, когда из-за инфляции поэта уволили из порта!
— Всё ваша дурацкая поэзия! — орал он. — Задурили голову, и я потерял работу.
— Но ты сочинял и до меня...
— Не знаа-а-а-ю... — клинило его. — Я должен подумать! Может, перестану вам звонить!
— А перестань прямо сейчас, — отрубила Оля.
И отключила телефон. Три дня жила на лекарствах — благо рядом. Ещё три плакалась соседке — бегая на берег моря... Рыдала так — что вырубался свет... Но Захару ей ни разу позвонить не захотелось! Не звонил и он. Шли месяцы. Жизнь аптекарши рассыпалась на мелкие кусочки. Пришлось собирать и клеить на безумном драйве — бытию не скажешь: «Тпру!»
При составлении микстуры обнаружилась ошибка... Оле грозил судебный иск — но больной выжил. Электрошок был недурным: а уволенному шкиперу выплатили пять окладов.
— Аптекарша не Жар-Птица! — изрекал он, угостив друзей. — А я - поэт... Меня надо вдохновлять. Я ищу не женщину, а музу!
— Ты прав, Захар! — кивали собутыльники, осушив стакан.
Компании находили в его стенах стол и дом! А Олю будто прокажённую обходили... Прошёл год. Захар женился, издав сборник на Олиных стихах! Его женой стала корпулентная хозяйка гвоздевого магазина!
Теперь утро шкипера начиналось с закручивания винтов и шурупов. Вбивания шкантов, стержней, спиц, станин, столбов, перегородок, скоб и скобок, игл и скрепок, шпилек, шпилей, кондуитов и канюль... Ввертывания дюбелей и гаек. Бывший поэт не расставался с дрелью, на радость толстенькой супруге!
Пока у него неожиданно не умерла мать!
Не её ли смерть предвещал косильщик, осаживая подлеца? Но глупый Захар не расшифровал… и утратил самое дорогое!
После похорон он продал «крашеную клетку» — уповая на супругино богатство... Но та не захотела с нищим жить - и рифмоплёт поплёлся в аптеку! Распахнул дверь и, как оплеухой, был отброшен звонким:
— Пошёл вон! Здесь для тебя ничего не продаётся!
— Что-что? — удивился коротышка.
— Убирайся вон прямо сейчас! — ещё звонче повторила та и нацелила метлу.
При виде «орудия» недопоэт ретировался:
— Да ухожу я, ухожу...
И выполз, как рептилия, прикрыв двери.
СВОИХ НЕ БРОСАЮТ!
Накануне Пасхи дверь открылась... И вошёл бывший коллега Оли - Миша Залетаев, в кожаном пальто. А за ним — бывший шеф, попросту Сергеич.
— Привет, Ольга! — сказал Миша, подмигнув.
— Вы откуда? — глупо поинтересовалась та.
— Собирайся девочка, — вместо ответа приказал Сергеич. — Домой пора!
— А как же аптека? — захлебнулась слезами Оля.
— Закрывай лавочку, — повторил шеф, — мы на машине!
Народ занервничал. Кто-то бросился звонить муниципалам.
— Это не грабёж! — осадил шеф. — Прошу выходить по одному.
— А как же... — всё не унималась Оля.
— Пойдём, — повторил Сергеич. — Мы своих не бросаем!
Вывел Ольгу, запер дверь и выбросил ключи.
ЭПИЛОГ
У крыльца шумела пасхальная ярмарка, пестрели разноцветные лотки. Румяные лоточницы торговали леденцами и печеньем, пушистой вербой, крашеными яйцами в цветной обёртке, жёлтой мимозой и берёзкой в клейких листках.
К небу поднимался аромат коричной сдобы, испечённой тут же на поду А поодаль жужжал моторами сверкающий автомобиль. Из его окон Оле радостно махали друзья детства!
И никто из них недоптицею её не звал...