О доверии

Ника Веймар
В любой сложной ситуации я иду гулять. По любимому городу, по парку, по кварталу – главное, двигаться. Быстро, почти переходя на бег, до того момента, когда майка станет мокрой – хоть выжимай, а в голове не останется ни единой мысли. Почему-то именно тогда всё становится на свои места, каждый «таракан» занимает свою личную полочку, эмоции уравновешиваются, а решение приходит само собой.

Сегодня во время прогулки я размышляла о доверии и его месте в жизни. Доверие, искренность, открытость – всё это давно кануло в Лету. Сейчас они слишком мало значат и слишком редко встречаются. На них просто нет времени. А многие и вовсе спросят с искренним удивлением в глазах: «А что, они ещё существуют?»
Доверие – это когда ты можешь упасть назад и знать, что тебя подхватят? Это когда идёшь по брёвнышку над пропастью с закрытыми глазами, ориентируясь только на голос? Это не доверие, это лишь иллюзия. Это когда знаешь все пароли от всех аккаунтов в соцсетях? Это не доверие, это скорее, недоверие…

Я бываю сказочно толстокожа и непробиваема, живу в своей абсолютной нирване, с буддистским спокойствием выслушивая самую безумную ложь и самую невероятную правду и искренне думая: «И что с того?» Эту броню пробить невозможно. Но есть люди, которым не нужно это делать. Они уже находятся за ней. И вот, я прямо вижу лес рук и слышу нестройный хор голосов, стремящихся выкрикнуть:
- Так нельзя!
- Не подпускай никого слишком близко!
- Доверять нельзя никому! Вообще никому!
Эти мнения имеют право на существование. Действительно, именно тем, кто близко, ударить проще всего. И они точно знают, куда. Достаточно одной фразы, чтобы равновесие нарушилось, чтобы начать задыхаться, чтобы в горле появился ком размером с Национальную библиотеку Беларуси. А я? А что я? За одну секунду найду миллион оправданий, отыщу в своих словах хоть что-то, к чему можно придраться, обвиню себя в том, что человек был вынужден сказать мне что-то обидное, потому что я обидела первая и попытаюсь принять эту мысль и смириться с ней. Самый строгий судья – внутри, верно? Только от вынесенного себе обвинительного приговора легче не становится, увы. Да и обмануть себя – невозможно.

Эта история повторяется снова и снова. Меняются декорации, времена года и действующие лица, неизменной остаётся только триединая тройка – судья, адвокат и обвиняемый. То бишь, я. И амнистии не бывает. Повод задуматься?

И всё равно я продолжаю верить людям и в людей. Да, не верить проще, согласна. Так точно не ошибёшься. Я прекрасно знаю о своей главной ошибке – пытаться мерить людей своей меркой. Для кого-то она слишком мала, для кого-то – слишком велика. Я искренна с теми, кого пустила «за броню» и жду от них того же. А когда сталкиваюсь с исходящим от них недоверием – теряюсь и очень огорчаюсь. Привычная система координат даёт сбой, «внутренний навигатор», настроенный на душевное спокойствие, начинает глючить и лихорадочно пытаться вновь отыскать спасительную гавань. И при всём этом я упрямо продолжаю наступать на те же грабли – верить и доверять. Просто так. Безоговорочно. А боль от несправедливой обиды – цена, которую необходимо заплатить. Похоже, я считаю эту цену справедливой. К тому же боль имеет свойство утихать, а раны – затягиваться, порой не оставляя даже шрамов.

А ещё у меня есть множество странных теорий, по которым, как по координатам, я пытаюсь ориентироваться в пространстве. Никогда не вредно сказать о том, чего ты хочешь. Извиниться – не значит признать свою неправоту или показать слабость. И много-много других. Ещё одна теория – каждый близкий человек имеет право знать о том, какие чувства во мне вызвали его слова или поступки. Если мне больно – я скажу об этом. Лично. Скорее всего, сразу же. А право решать, как к этим словам относиться, принадлежит уже не мне.

… Я лечу душу книгами. «Книги могут стать бинтом и гипсом» (с). Пью горячее молоко с корицей. Из динамиков ноутбука тихо играет Леонард Коэн « A Thousand Kisses Deep». Квинтэссенция грусти и мудрости… Кто-то сказал, что к каждому его диску должна прилагаться бесплатная опасная бритва.

«Don't matter if the road is long
Don't matter if it's steep
Don't matter if the moon is gone
And the darkness is complete
Don't matter if we lose our way
It's written that we'll meet
At least, that's what I heard you say
A thousand kisses deep…»

Кот в лотке уже десять минут как роет тоннель. Его бы сдать в аренду нашему метрострою – прорыл бы им третью линию за пару месяцев. Кот обижен на меня. Я не пустила его на форточку дышать свежим ночным минским воздухом, ибо толстый рыжий кошачий филей в очередной раз выдавил москитную сетку, а я забыла купить кнопки. Кот очень сердит. Он хочет уйти жить к соседям снизу, именно к ним он и роет ход. Я жую желатинового червя. Под молоко с корицей заходит шикарно. Ком в горле понемногу растворяется. Майка сохнет на балконе. Кот понял, что сегодня вырыть ход не удастся и пришёл меня простить. Запрыгнул на колени, ткнулся мордочкой в чашку, пренебрежительно отвернулся. Кот не любит молоко с корицей, кот любит оливки с анчоусом. А я могу предложить ему лишь желатинового червя. Кот укладывается на коленях, подставляя белоснежное брюшко, и требовательно говорит «Мыр!», смотря мудрыми янтарными глазами. Я послушно глажу, и кот мурлыкает, от удовольствия перебирая лапками.

Жизнь продолжается. «Бог опять ничего не заметил» (с).