Наш «казенный» дом, как говорила мама, был недавно заселён; именно с него начинаются мои воспоминания детства, а до этого память моя скрывает всякие события и лица.
Дом был в два этажа, каменной кладки, не оштукатуренный и поэтому имел вид старого здания; кому и чему служили эти два дома, стоящие рядом, я не знаю, и никогда этим не интересовался. В доме было двадцать «квартир», если можно так назвать те комнаты, с посредине стоящими металлическими подпорными столбами. Позже наши отцы-умельцы разделили каждый свои «хоромы» на крохотные комнатушки, убрав эти трубы и сотворив целые трехкомнатные квартиры!
Второй такой же точно дом стоял рядышком с нашим, и служил приютом для вечерней школы.
Однажды день начался с шумного снования грузовых машин – это на территории вечерней школы с торца здания выравнивали площадку: привозили землю, бульдозер разравнивал её, и к вечеру ровная площадка была готова. Мальчишки терялись в догадках – что же будет дальше, а дальше было самое интересное: вскоре привезли какие-то трибуны и рабочие установили их по кругу и скрутили между собой болтами, получились сидячие места. Потом привезли и поставили огромный шатер и все это стали называть – «Цирк шапито», но самого цирка ещё не было. А однажды утром внутри шапито зазвучал духовой оркестр – это музыканты проводили репетиции. Потом появились вагончики на колесах, они устанавливались вокруг шатра, и вырастал настоящий «Цирк шапито»!
После этого каждый день циркачи давали представление, а мы, как соседи, вскоре стали завсегдатаями; нам разрешили безплатный вход, но взамен нашей обязанностью было следить за внешним порядком, что мы и исполняли добросовестно. Я охотно подметал, если мне скажут, но больше всего мне нравилось говорить каким-либо пацанячим кампаниям:
- Эй, не мыльтесь, пролезть не удастся! – и тут же вокруг сплачивалась наша разновозрастная компания, показывая свою силу.
Мне нравились все номера и акробаты на лошадях, и клоуны, и искусный фокусник, и многое другое, но больше всего я любил смотреть номер под куполом цирка.
Яркие прожектора вырывали из темноты фигуры «её» и «его»; на подвешенных орудиях они совершали разные удивительные прыжки и увертки – дух захватывал от высоты, замирало дыхание от разных сальто-мортале, и барабанная дробь готовила зрителя к вниманию в самый критический момент, когда «он» без страховки делал кульминационный прыжок.
Однажды я, подметая снаружи, услышал громкую фразу внутри шатра:
- Ну, что, Григорий, сегодня Бог был с тобой?
- Конечно, Степаныч, Он меня всегда подстраховывает! – я узнал «его» голос.
- Дай Бог, дай Бог, Григорий.
Я не помню, чтобы во всём нашем «казённом» доме так запросто говорили о Боге – то ли стыдились, то ли боялись чего-то, а в цирке, пожалуйста – говорят.
И вот, на вечернем представлении случилось то, что я долго воспринимал потом, не иначе, как «Бог отошёл» и Григорий… разбился. Как это случилось? Я не видел – именно сегодня меня не было на представлении; говорили, что когда его увезла скорая помощь, он был жив и даже что-то говорил; думаю, что это в моём воображении засела картина: Степаныч склонился над «ним» и спрашивает:
- Что, Григорий, неужели Бог отступил?
И губы Григория с запекшейся кровью, едва произносят:
- Нет, Бог был рядом…
Июль 2015 год
г. Алчевск