Замок Сен-Клу еще мирно почивал, когда со стороны Парижа к нему подъехал всадник. Сена и садовые террасы прятались в утреннем тумане, но двор замка до последнего уголка уже был заполнен солнечным теплом и светом. Всадник придержал коня, остановившись у правого крыла здания возле входа с колоннадой, и огляделся. Несмотря на раннее время, здесь можно было увидеть немногочисленные группки придворных, но среди них не было ни Сент-Эньяна, ни Виллеруа – явное доказательство того, что короля поблизости нет. На несколько минут раньше к входу подъехал еще один человек. Он уже успел спешиться, и готов был обратиться к придворным с вопросом, но тут дверь открылась, и, склонившиеся в поклоне лакеи, пропустили молодую женщину.
Ее волосы были светлыми, а кожа – нежной и очень белой, однако солнечный свет лишал ее этих преимуществ: волосы казались блеклыми, а бледность – чрезмерной. Одета женщина была одновременно просто и богато. Простыми были платье и прическа, драгоценности же, украшавшие шею и уши, явно выбирал кто-то с более прихотливым вкусом.
Увидев придворных, женщина смешалась и даже сделала шаг назад, но ее приветствовали поклоном, и ей пришлось сделать ответный реверанс.
Все молчали.
Придворные с видимостью почтительности ждали, а женщина не решалась заговорить. Наконец, так до конца не справившись с замешательством, женщина о чем-то спросила. Расслышать слова, сказанные неуверенным тоном, смог только немолодой щеголь, стоявший ближе всех. Он поклонился и сказал громко, хорошо поставленным голосом:
- Его величество соблаговолил уехать рано утром. Он распорядился предоставить Вам любой экипаж, карету, коней, если у Вас возникнет желание прогуляться. Нам поручено сопровождать Вас, если Вы того пожелаете или будете нуждаться в охране.
У молодой женщины задрожали губы. Она неловко кивнула, невнятно поблагодарила и поспешно удалилась назад в замок.
Придворные переглянулись. Кое-кто пожал плечами, а некоторые позволили себе ироничные улыбки.
Мужчина, который приехал первым, с досадой щелкнул пальцами и дал знак слуге, чтоб ему подали лошадь. Увидев поодаль второго всадника, все еще сидевшего верхом, он сделал приветственный жест:
- Господин капитан! Нет, не спешивайтесь, я сейчас присоединюсь к Вам.
- Герцог де Мельере, мое почтение. Простите, обращаюсь, как привык. Право, не знаю, приятнее Вам прежнее имя или нынешнее.
- Я не отказываюсь от данного слова, а посему, я – герцог де Мазарини. Хотя мне кажется, дорогой д’Артаньян, Вы предпочли бы «Мельере», имя «Мазарини» вызывает у Вас оскомину. Вы не входили в число друзей покойного кардинала?
- Полагаю, напротив, это он не входил в круг моих друзей.
Герцог усмехнулся:
- Он был неправ, дорогой капитан, могу сказать со всей откровенностью. Но Его величество Луи XIV считает иначе, не правда ли? Вы приехали сюда к королю?
- Мне сказали, что он в Сен-Клу.
- Мне тоже.
- Что могло заставить Его величество уехать в такую рань?
Мельере улыбнулся одними губами. Тонкий длинный нос и узкий треугольный подбородок делали его похожим на хорька. Полному сходству мешали большие круглые глаза с тяжелыми веками, настолько тяжелыми, что, казалось, обычное моргание требует от герцога серьезных усилий, так что его глаза всегда были полуприкрыты. Этот рассеянный вид никак не соотносился с темпераментом Мельере и его бурные отношения с Гортензией Манчини долго служили поводом для пересудов. Сначала кардинал Мазарини не очень благоволил возможному браку племянницы: ценя наследственные таланты де Мельере, его самого кардинал не любил. Однако герцог принял условие сменить имя и герб и после смерти кардинала сделаться герцогом де Мазарини, так что глаза синьора Джулио стали выражать явную благосклонность. Мельере сдержал слово, получив не только новое имя и титул, но, в придачу, почти все наследство кардинала. Это нисколько не отразилось на характере бывшего герцога де Мельере – он остался ироничным, знающим себе цену военным.
- Если Его величество, забыв про сон и отдых, покидает Сен-Клу, как Вы выразились, в такую рань, оставляя здесь… м-м-м… свою семью, королев, Месье, Мадам… словом, всех, то на это должны быть причины.
- Надеюсь, ничего плохого не случилось.
Мельере издал смешок:
- Это вряд ли. В Версале милый маленький дворец…
- Дворец в Версале?
- …весьма уединенный... – вяло улыбнувшись, пояснил де Мельере.
- Вы думаете? – недоверчиво протянул д’Артаньян.
- Это началось совсем недавно, всего лишь третий день. Мне шепнули по секрету, – нехотя признался де Мельере. – Поэтому, как видите, не все знали про его отъезд.
- Если Вы правы, нам будут не рады.
- Я не могу медлить. Я отбываю в Пикардию, меня ждет армия. Перед отъездом я должен дать отчет Его величеству, это его собственный приказ. Полагаю, Вы ищете его по той же причине. Мушкетеры готовятся выступить?
- Да, у Его величества было такое намерение. Осталось получить подтверждение.
- Вы будете сопровождать короля? А я принимаю командование до того дня, как он прибудет.
- Так что мы довольно скоро встретимся?
- Это Вы мне скажите – когда король намерен возглавить армию?
- Если король действительно в Версале, то через час я смогу ответить на Ваш вопрос.
Король был там, но не во дворце. Его величество расположился на холме, с которого открывалось то, что с натяжкой можно было назвать видом на Версаль – полузатопленный луг, окруженный заболоченным леском и чахлыми кустами. Белоснежный плюмаж на шляпе Людовика словно маяк указывал путь. На расстоянии вытянутой руки от короля стоял мольберт, возле которого, подобно трудолюбивой пчеле, сновал невысокий человек. Позади стояли придворные, украдкой шлепавшие себя по щекам и шеям, но при этом сохранявшие приятные улыбки.
Король слегка кивнул в ответ на поклон д’Артаньяна и де Мельере и жестом пригласил их подойти поближе. Заинтересованные, они оба невольно уставились на мольберт. У них на глазах умелые руки художника из белой пустоты создавали великолепный дворец, по сравнению с которым чудесный Сен-Клу казался лишь черновым наброском. Людовик тоже не отводил взгляда от рисунка, и взгляд этот без преувеличения можно было назвать страстным.
- Что скажете? – король с горделивой улыбкой обратился к де Мельере.
- Ваше величество, я не могу представить, что можно создать что-либо подобное.
- Вам не хватает воображения, герцог. Но не мне.
Де Мельере поклонился:
- Если этот дворец будет построен, он будет прекрасным.
- Он будет несравненным! Что бы Вы почувствовали, увидев его наяву?
- Бесконечное восхищение и благоговение перед властью и могуществом, которые его создали.
Король слушал, кивая головой, и его глаза блестели.
- Да, Вы бы склонили голову перед могуществом короля, перед могуществом Франции. Вы, герцог, создаете славу Франции на полях сражений, я же думаю обо всем. Этот дворец будет построен.
- Ваше величество…– де Мельере склонился в самом низком и почтительном поклоне.
Людовик улыбнулся:
- Оставим мэтра заканчивать эскиз. Следуйте за мной.
Король действительно думал и помнил обо всем. Беседа с де Мельере и д’Артаньяном была недолгой, но предельно конкретной и обстоятельной. Через четверть часа Людовик отпустил обоих и вернулся к мольберту.
На обратном пути д’Артаньян заметил герцогу:
- Вы ошиблись, полагая, что речь идет о новой страсти.
- Не совсем, и я рад, что именно такая страсть владеет Его величеством. О, он будет великим королем, поверьте! Он прав, мне не хватает воображения представить всю широту его замыслов, но слава и величие Франции – этой страсти я тоже отдамся всей душой.
Д’Артаньян задумчиво покусывал ус:
- На это трудно что-либо возразить. Так, значит, Вы выезжаете немедленно?
- Да, Вы же слышали, таково желание Его величества. Мое место подле армии. Вашим мушкетерам придется подождать моих донесений, выступление не отменили, но отложили, не так ли?
- Сейчас нет активных действий, Его величество может не спешить. А где Вы намерены расположиться?
- Раньше я останавливался в Компьени или Лане, но это не очень удобно, слишком далеко от границы. В Куси было бы лучше, но старый замок почти разрушен и непригоден для проживания, а больше там ничего толкового нет. Возможно – Ла Фер. Идеальное место, но, как мне кажется, там давно не живут. Вероятно, тамошний замок тоже заброшен.
- Остановитесь в Лане.
- Пожалуй, так и сделаю. Итак, прощаемся? Я возвращаюсь в Париж…
- А я остаюсь в Сен-Клу, дожидаться Его величества.
- Не огорчайтесь, любезный капитан! И на Вашу долю достанется военных удач! До встречи в Пикардии!
- До встречи, до встречи… – пробурчал д’Артаньян вслед уехавшему герцогу. – Так и жди проблем от этих Мазарини. Я-то думал, мы отправимся вместе, я бы не дал ему там своевольничать. А ведь пока был «Мельере» милейший был человек! Стоит ли предупредить Атоса, вот что я хотел бы знать…
Д’Артаньян не любил писать письма, он предпочитал выражаться ясно и прямо, а на письме это зачастую выглядело прямолинейно и бестактно, так что написанное не нравилось даже самому капитану. Поразмыслив, д’Артаньян решил, что время терпит. До приезда короля никаких серьезных действий не будет, Мельере прекрасно это понимает, а потому будет не спеша, с удовольствием, обустраиваться и осматриваться. И вряд ли заброшенный, по его мнению, Ла Фер, будет на первом месте в числе его интересов. А там и король подоспеет. С капитаном мушкетеров, конечно.
Все бы так и было, но случилось непредвиденное – тяжело заболела королева-мать. Она всю жизнь пользовалась прекрасным здоровьем, а потому поначалу не обратила внимания на неясные боли в груди, решив, что это легкая простуда и уверив в этом царственного сына. Однако болезнь стала усиливаться и состояние Анны Австрийской стремительно ухудшалось. Не помогали ни новейшие лекарства, ни самые радикальные методы лечения. Даже лицо Месье теперь не покидала жалкая, испуганная улыбка, а Людовик с трудом сохранял свое выпестованное величавое спокойствие – его не оставляла тревога.
Когда стало понятно, что бороться бесполезно, Анна удалилась в свой любимый Валь-де-Грас – готовиться к последнему путешествию. В ее последние часы Луи был рядом, в соседней комнате, и когда на пороге появился врач, со скорбным, вытянутым лицом, Луи потерял сознание.
Начало 1666 года двор встретил в трауре и, по крайней мере, для короля, этот траур не был формальным.
Герцог де Мазарини к этому времени вернулся в Париж, так и не дождавшись августейшего монарха на северных границах.
Д’Артаньян увидел герцога в коридорах Пале-Рояля, где де Мельере стоял с озабоченным и одновременно растерянным видом. Д’Артаньян поспешил поприветствовать его:
- Герцог де Мазарини! Рад видеть. Как Ваша поездка?
- Благодарю, ничего существенного.
- Ищете короля?
- Третьего дня он был у Месье в Сен-Клу, потом зачем-то отправился в Венсенн. Сегодня меня уверяли, что Его величество никуда не поедет из Пале-Рояля, но так ли это? Он словно не находит себе места. Я понимаю, что сейчас не лучшее время просить об аудиенции, и тем паче вести разговоры о полках и крепостях, но, честное слово, я бы хотел определенности. Оставаться мне в Париже? Ехать назад? Я оставил армию на зимних квартирах, однако, мне хотелось бы большей ясности относительно дальнейших действий. На мои депеши нет ответа.
- Двор в трауре.
- Да, я понимаю. Я тоже скорблю о королеве-матери, – сказал герцог таким тоном, словно у него пала любимая лошадь или в захваченном вражеском арсенале вместо пороха обнаружились пустые, изгрызенные мышами, бочки.
Д’Артаньян меланхолично улыбнулся:
- Простите, герцог, сколько Вам лет?
- Тридцать четыре.
- Вы не знали Анну Австрийскую…
- Ну… – промычал де Мельере. – Я часто видел ее, когда был юношей.
- Во время Фронды?
- Да. Я сопровождал отца в походах, когда он воевал с Тюренном, и в то время почти ежедневно встречал кардинала Мазарини, Его и Ее величеств.
- Да… Вы ее не знали, – задумчиво повторил д’Артаньян. – Но Вы правы, оставим прошлое прошлому. Вам нужна аудиенция у короля?
- Мне бы не хотелось, чтоб после меня обвинили в нерасторопности, но и не хочется оказаться некстати.
- Разве наши дела плохи? Испанцы наступают?
- Нет, никаких значительных изменений с их стороны. Меня больше обеспокоили наши французы – местные. Это… – де Мельере оглянулся, не заметил никого поблизости, и с чувством сказал, – это черт знает что такое!
От возмущения сонные глаза герцога широко раскрылись, и стали похожи на совиные.
- Эти люди словно живут в своем собственном государстве.
Д’Артаньян взял де Мельере под руку:
- А знаете что, мне тоже довелось побывать в тех краях, с теми же целями, но, конечно, без Ваших полномочий. Я с огромным интересом послушаю Ваш рассказ. Я как раз собирался обедать. Составите мне компанию?
- С удовольствием, – улыбнулся польщенный герцог.
В тот же день, вечером, король Людовик, выйдя из бывших апартаментов Анны Австрийской (где он провел в одиночестве около часа и, как предполагали, разбирал бумаги из тайника королевы-матери), направился к себе. Проходя мимо дежурившего д’Артаньяна, король мельком глянул на своего капитана, и коротко бросил:
- Мы остаемся в Пале-Рояле.
Задумавшийся было д’Артаньян встрепенулся. Луи, привыкший, что, стоит ему появиться, и он становится центром внимания всего и вся, почувствовал эту заминку и остановился.
Д’Артаньян выпрямился:
- Как будет угодно Вашему величеству.
Луи кивнул, сделал несколько шагов, но, все же, слегка задетый, не выдержал и спросил:
- Вы что-то хотели возразить?
- Нет, Ваше величество. Я отдам распоряжение мушкетерам.
- О чем же Вы задумались?
- Ничего серьезного, Ваше величество. Просто я встретил сегодня герцога де Мазарини. Он был в отчаянии, опасаясь Вашей немилости.
- Моей немилости? Отчего? – вежливо удивился король. – Мы со вниманием читали все его донесения.
- Но без ответа.
- В этом не было необходимости. Уже было решено, что герцог вернется. Мы знаем, что он сейчас в Париже. Через неделю ему будет дана аудиенция, его уведомят.
Капитан откашлялся. Король поглядел на него пристальней:
- Или его опасения имеют другие причины?
- От Вас ничего невозможно скрыть, Ваше величество.
- Так не скрывайте, – король отправился дальше и дал д’Артаньяну знак следовать за собой.
Примерно через полчаса капитан покинул кабинет короля с видом игрока, сделавшего удачный ход.
Как и говорил король, неделю спустя де Мельере получил двадцатиминутную аудиенцию. Это было много – король был чрезвычайно занят и мало кому уделял столько времени.
Герцог подготовил доклад, но, послушав его некоторое время, Луи прервал де Мельере:
- Зная Вашу добросовестность, герцог, я уверен, что все, о чем Вы говорите, Вы уже подробно излагали в своих депешах. Мы ценим Ваши усилия и Ваши труды.
Де Мельере поклонился.
- А так же смелость Ваших замыслов и личную скромность.
Герцог счел за лучшее промолчать.
- Создать арсенал в Куси было блестящей идеей, – продолжал король. – В самом деле, раньше мы не раз оказывались в сложной ситуации, когда в решающую минуту не хватало пороха или заканчивались заряды. На обозы нападали, их грабили, сжигали, они не поспевали за передвижениями войск. Когда граница была рядом, держать свои запасы в одном месте было опасно, но сейчас мы продвинулись вперед, и арсенал в Куси – это очень своевременно и разумно. Мы благодарим Вас, герцог. Вы напрасно опасались вызвать нашу немилость, и умалчивали о своих хлопотах. Как я понимаю, еще и потому, что работы пока не завершены?
- Не завершены, – пробормотал де Мельере.
- В таком случае, Вы имеете наше согласие на продолжение начатого. Завершите все с тем же тщанием, какое мы за Вами знали раньше. Нам приятно видеть, что столь памятное нам имя продолжает служить Франции. Но мы, также, не забываем, – король милостиво улыбнулся, – что и другое Ваше имя было покрыто славой. Ваш отец, маршал де Мельере, был бы доволен военными талантами сына.
- Ваше величество…
- Только не жалуйтесь нам на трудности. Вы хотите нас разочаровать?
- Никогда, Ваше величество!
- Так ступайте. Мы даем Вас месяц на то, чтобы провести его с семьей и закончить дела в Париже. Дальше мы будет ждать от Вас подробных донесений. Не сомневайтесь, их читают.
Король указал на пачку писем у себя на столе, в которых де Мельере еще раньше признал свои депеши.
Все, что оставалось герцогу, это уверить короля в своей преданности и удалиться. Он справился у мушкетера на часах, где можно найти капитана, и отправился к д’Артаньяну.
Едва де Мельере показался на глаза гасконцу, д’Артаньян изобразил довольную улыбку:
- Как я понимаю, Вы только что были у короля?
- Дорогой капитан, я благодарен Вам, но…
- Как? Вы недовольны?
- Что Вы, я не забуду Вашей любезности, но мне так неловко.
- Почему, скажите на милость?
- Это же не мой арсенал!
- И что с того? Разве Вам не дадут оттуда пороху, если Вы попросите?
- Уверен, дадут.
- Вы же не думаете, что это сделали для испанцев?
- Нет, господа – французы до мозга костей. Мне почти в открытую заявили, что этот арсенал и создали для защиты от испанцев, потому как не уверены в возможностях королевских войск. «Триста лет короли безуспешно пытались защитить эту землю», – каково? Это было оскорбительно слышать, особенно мне!
- Но Вы мне говорили, что сами думали о чем-то подобном.
- Не хочу выглядеть умным задним числом, но, действительно, я не раз задумывался о такой необходимости. Будь у меня имения в тех краях, я бы сделал то же самое.
- Вот видите.
- Но у меня нет там имения.
- Это не Ваша вина, что, в отличие от виконта де Бражелона, Вы были лишены возможности воплотить столь прекрасную мысль.
Мельере нахмурился, борясь с собой, но потом признался:
- Я сам бы не сделал лучше. Отменная работа! Сделано со знанием дела. Я наводил справки, мне сказали, что лет 5-6 назад виконт служил в кавалерии в немалом чине. Ушел в отставку, кажется, по семейным обстоятельствам. У него уже целый выводок детей.
- Шесть лет назад это целая вечность для двора. Уже никто ничего не помнит. Вряд ли Вы узнаете больше.
- Мне кажется, я слышал это имя во время Фронды. Будь жив отец, он бы мог точнее рассказать.
- Вы думаете?
- Возможно, хотя… Как мне показалось, виконт моложе меня, так что я, вероятно, что-то путаю. Как и Вы, дорогой д’Артаньян. Арсенал не в Куси, а в Ла Фере.
- Право? – засмеялся гасконец. – Но это же совсем рядом, так не все ли равно?