Док. № 45
27 июля 2011 г. с. Подгорное Ленинск-Кузнецкого района, беседа с Трошиной Анной Арсентьевной, 1937 г. рождения. Беседу вели священник Александр Зленко, историки Леонид и Наталия Лопатины. Анна Арсеньевна:
"Я всё время плачу о нашей церкви. Она была хорошая, деревянная, красивая. Не понимаю, как она могла помешать кому-то,что её снесли.
Спаси вас, Господи, что вы мне показываете фотографию отца Сергия, я такую ещё не видела. Таким я его и помню. Даже дарите её? Вот радость-то! (целует фото, отводит на вытянутые руки от глаз, опять целует, плачет). Его рученьки гладили мою ножку. Я так хотела иметь хоть какую-то фотографию старца Сергия. У нашей Тани Бирюковой есть его фото, а у меня нет. Таня говорит, что и тебе кто-нибудь даст. Вот вы мне её и даёте. Радость-то какая!
Мне было десять лет. На моей ножке признали туберкулёз кости. Назавтра, наутро, была назначена операция. Врач сказал: «Ногу надо отрезать, никаких лечений, мамаша, здесь быть не может». Это было в мае 1947 г. Как моя мама убивалась! «Как же моя доченька будет безногой? Уж лучше я буду хоронить её с ножками», – причитала она.
Монахиня Макрина в церкви сказала, что надо сходить к отцу Сергию, показать мою ножку. Эту монахиню мы знали давно, она не раз приглашала нас ночевать. Она была монашенкой в Киеве, и, когда его бомбили немцы, она приехала к своей сестре в Ленинск. Жила у неё и ходила в монашеских одеждах.
Мы с мамой и сестрой кое-как приехали в Ленинск (тогда же транспорта не было), остановились на заезжем дворе, пошли вместе с матушкой Макриной к отцу Сергию. Матушка сказала, что он сам хоть и больной, плохо уже говорит, но пойдёмте. Батюшка жил недалеко от церкви. От неё справа шёл переулочек, и по нему, слева по тропиночке, стояла избушка, где он жил. С ним была монахиня, кажется, Ксения, нет Августина.
С одной стороны меня держала мамочка, с другой старшая сестра. Сама я не ходила. Отец Сергий сидел на кровати, на нём были какие-то брючишки и беленькая рубашка. Меня посадили на стульчик возле него. По-моему, он сам был уже плохонький, слабенький, старенький, ему было лет семьдесят. Говорили, что он ел всего один раз в сутки. Бородочка у него седенькая, волос реденький, сам весь постненький, голос ласковый, спокойный.
«Слава Богу! – сказал он тихонечко. – Пришли ко мне гости». «Вот больную девочку привели», – сказала матушка Макрина. «Хорошо, – сказал он, посмотрим девочку». «Вот завтра ей ножку станут снимать», – подвела меня к нему матушка Макрина. «О, да разве можно ножку снимать у такой девочки», говорил он, осматривал и щупал мою ногу». Потом он помолился и сказал: «Вот сейчас она у нас полечится, пойдёт, причастится, и всё будет хорошо! Не давайте, мамаша, ножку ей отрезать. Ваша девочка будет жить и работать. Читайте молитвы. Будете ей уже всё смертное приготовлять, но не бойтесь, она не умрёт. Идите сейчас на вечернюю службу Николаю Чудотворцу, причастите её».
Мы пошли в церковь. Причащал нас протоиерей монах Евтропий, это тот, которого два раза судили, давали по десять лет тюрьмы. Так он в тюрьме и умер. Он посадил меня на табуретку, причастил. После отца Сергия и причастия мне стало как-то сразу легче.
Но потом становилось всё хуже и хуже. Мама готовилась к моей смерти. Все думали, что я умру. Нога была просто огромной от опухоли. На Рождество у тётки моей Аксиньи собрались люди. Одна старушка сделала лепёшку из теста и мёда (вы же знаете, его тогда было не достать ),помазала лампадным маслом и с молитвами «Отче наш», «Богородице» приложила её к моей ноге.
Через минуты две, не больше, на лепёшку вытянулась плотная пробка. Выскочило что-то такое ровное, без головки, долго бежала жёлтая водичка. Опухоль у меня была очень большой, поэтому после её ухода кожа на ноге сильно болталась.
С тех пор я в больнице не была. Молитва, молитва, и молитва поддерживали здоровье. Получается, батюшка исцелил меня. Хотя эта кость на ноге перестала болеть, начинала другая, эта заканчивала болеть, начинала третья. И так бесконечно. Но я, слава Богу, работала, заработала кусок хлеба. Работала в няньках, потом в 18 лет пошла на дойку. Мне все говорили: «Куда ты идёшь за здоровыми? Не успеешь за ними». А я всегда отвечала: «Успею, мне Бог поможет!».
Мама часто потом вспоминала слова отца Сергия: «Останется Ваша дочь жива, она на старости лет Вас будет кормить и похоронит».
Мама действительно перед смертью сильно болела, умерла 24 года назад в 85 лет. Она ещё не умерла, её сестра лежала у меня же и болела, ей было 89 лет. Я и её похоронила.Нас у мамы было четверо дочек. Отца угнали на работу за 50 км в тайгу: он работал на пилораме. Потом отец нас бросил, жил на Алтае с другой женщиной. Я как раз болела, а он покинул нас. Я так тогда огорчалась и переживала!
Ну, и что вы думаете! Я маму похоронила, прошло 9 месяцев, отца привезли ко мне слепого. Я приняла его, всё, слава Иисусу Христу, позабыла. Бог дал мне силы не помнить его предательство. С нами он не жил 32 года. Прощения просил. Мы с сестрой, она с 1928 года рождения, за ним ухаживали и похоронили.Последнее время я вижу отца Сергия во сне. Я часто его прошу о чём-то. Основные просьбы, конечно, о здоровье. Как видите, помогает. Вам бы о нём подробнее рассказала бы наша сельчанка Анна Афанасьевна Суняйкина, она у отца Сергия два раза была. Но её парализовало, она не говорит. Получается, он не только исцелил меня, но и предсказал мне и маме нашу жизнь".
Док. № 46
13 сентября 2011 г., с. Ваганово Промышленновского района,беседа с Пенкиной Валентиной Михайловной, 1938 г. рождения. Беседу вели священник Александр Зленко, историки Леонид и Наталия Лопатины. Валентина Михайловна:
"Родилась я в деревне Пархаевка, это как бы второе отделение села Краснинского. Батька Сергей к нам приходил из деревни Ивановка, что за деревней Сошки. Другие говорили, что он приходил из деревни Букашкино. Постоянно в Пархаевке не жил, но приходил очень часто. Приходил он к нам летом, во всяком случае, в зимней одежде его я не видела. Останавливался он обычно в доме нашей родственницы Потокиной Елизаветы Ивановны.
И мы с бабушкой и мамой ходили к Потокиным по вечерам. Приходило много народа. Моя старшая сестра Мария Егоровна крестила там у него своих детей.Батька был не таким высоким, худой, тёмная рубашка, поясочек кручёный, на конце которого было что-то такое, напоминающее расчёску, гребень. Я за эту штуку всё время дёргала. Он ел из своей посуды. А ел почему-то мало-мало. Очень любил, чтобы дети к нему приходили. Он и взрослым и детям мог сказать что-то очень точное из его характера. Например, на мою сестру сказал, что «в тебе Божия искра есть». А девочке одной сказал: «Ох, сколько в тебе полыни». Мы её потом так Полынькой и звали. Она была подлизой, выскочкой и ябедой. Говорила о людях плохо для того, чтобы на фоне «плохих» людей самой выделиться. Недавно она приезжала. Полынькой и осталась. Всё выхвалялась и кривила губы на нашу жизнь, говорила, что мы ничего тут не добились.
Дусе Потокиной (она сейчас Герасимова Евдокия Константиновна) он сказал: «Да, не прыгай ты, как блоха». Так она Блохой и осталась на всю жизнь. А я всё ходила, дёргала его за «расчёску» и спрашивала: «Батька, а во мне-то, что есть?». Могла на коленки к нему залезть. «Репей в тебе, репей», – смеялся он. Я и в самом деле была очень беспокойным ребёнком, а стала взрослой, всегда своего добивалась. Я всё время к нему лезла то на коленки, то за руку, ну, совсем, как, вот, соседский рыжий котёнок, который привязался к вашему батюшке и путешествует по нему. Батька то посадит меня на коленки, то отведёт мою руку, то, как бы, оттолкнёт и скажет: «Репей, ты репей, угомонись ты, посиди вот здесь маленько».
При себе у него всегда была матерчатая сумка, которая завязывалась сверху. В сумке были книги – маленькая толстая и поменьше. Я это знаю точно, потому, что я в сумку лазила. Там были и ложка и чашка, а также небольшая узкая алюминиевая кружка. Ещё было широкое светлое полотенце как бы с рубчиками сверху, но не вафельное. Была ли у сумки лямка через плечо, я не знаю, потому что она уже лежала на столе, когда я в неё залезла, а он отобрал её у меня. Но не ругал, а посадил и сказал: «Ну-ка, посиди здесь тихо». Он никогда ни на кого не кричал. Возможно, в сумке ещё что-то было, но я на это не обратила внимания и не запомнила. Я же ещё ребёнком была. Моя сестра Мария (она старше меня на пять лет) говорила, что с ним была девушка Ульяна, что она с ней много раз разговаривала, но я Ульяну совсем не запомнила.
Я сейчас в церковь хожу и знаю, что такое служба. Я не запомнила, чтобы он службу вёл. Все молились, а он вёл беседы, всё время беседовал с людьми. Он говорил и о Боге, и о жизни, нас, детей, учил старших уважать, друг друга не обижать, не ябедничать и не делать плохое. Вроде и родители говорили об этом же, но у него получалось всё как-то по-другому – убедительно, занятно, и хотелось его слушать и слушать. Как только мы узнавали, что он приходит, все готовились. Взрослые пораньше коров загоняли, дети выглядывали, не идёт ли.
Знаете, вот, что я вспомнила. В нашу детскую обязанность входило загонять овечек во двор. А овцы такие упрямые, подгонишь их к дому, они встанут перед воротами, и не сдвинешь их. Тогда он научил: «А ты скажи, батюшка Сергий, или, отец Сергий, помоги. Овцы сами побегут». Вы можете не верить, но стали мы так говорить, и овцы были, как шёлковые, стали прямиком заходить во двор. Потом по жизни я к нему никогда не обращалась, и в голову не приходило до вашего вопроса. Я больше к Божией Матушке обращаюсь.
В моей памяти он остался своими добрыми и напутственными словами, которые мне в жизни пригодились. Разве хорошо, скажем, обмануть человека? Что хорошего в том, что ты кого-то подсидишь или что-то для себя выгодное получишь за счёт другого? Хорошо помню его слова о грехе безделья, что надо трудиться. О чём он говорил со взрослыми, я не знаю, но с нами, детьми, он говорил постоянно.Мы к нему относились как к священнику. Ну, и пусть говорят, что он не священник. А мы знали, что к нам в деревню священник, батька Сергий, идёт. Народ зря не скажет. У нас все так считали. Как узнавали о его приходе, не знаю. Но бабушка наша в те дни скорее-скорее корову подоит, приберётся, чтобы идти к нему на моление.
Почему мы его за батюшку, за священника принимали? Ну, во-первых, длинные волосы. Ни у кого из наших мужчин таких волос не было. Такие полагались только батюшкам. Во-вторых, мы кресты носили под одеждой. А он носил на одежде, поверх своей косоворотки. Правда, крест у него не был таким большим, как у Вас, батюшка. В-третьих, он перед едой и после еды всегда молился, чего не делали у нас даже набожные. Мужчины в нашей деревне никогда не молились после еды. Обычно говорили: «Спаси тебя, Господи», тому, кто сварил. Правда, я не знаю, как он крестил, никогда не присутствовала. Об этом вам моя сестра расскажет. Не могу я сказать и о его службах. Были ли это полноценные литургии, не знаю. Я его проповеди помню, а службы нет.Батька не был шибко строгим в обращении с людьми. Он шутил, это я точно помню. Знаете, на кого своим обращением он похож? Он похож на отца Василия из Красного. Есть батюшки, у которых всё время что-то строго нельзя, а у Василия и батьки Сергия, если и нельзя, то они объяснят, почему нельзя. Они добрые! Сто раз объяснят.
Я чуть вам не забыла рассказать про случай с одной нашей деревенской, очень доброй, набожной женщиной, мордовкой по национальности. Мне кажется, случай с ней очень даже показывает, что батька Сергей был священником. У той женщины было очень много икон, так много: и большие, и медные, и раскладные. Там был не просто святой угол, иконы были везде. Её звали Елена Зимина. А ещё в её доме было много-много цветов и трое ребятишек. Ей помогали, кто, чем мог – кто яйцо принесёт, кто молока, кто муки. Однажды я ночевала в их доме с её детьми. Вечером пришёл батька Сергий и много молящихся женщин. Они стали читать молитвы, а мы уснули на полатях. Просыпаемся от какого-то шума внизу. Одна из нас даже от испуга упала с полатей. Смотрим, а у Елены пена изо рта идёт. Её держат женщины, она извивается, вырывается. Было так страшно! А потом я узнала, что батька выгонял из неё бесов.Оказалось, что все наши деревенские знали о её бесноватости. Я не знала, что это бесноватость. Но хорошо помню, как она вдруг начинала говорить незнакомым мужским сердитым голосом, когда, например, в магазине ей чего-то по очереди не доставалось.
Сама я не помню, но подруга говорила, что в ту самую ночь этот голос говорил при батьке Сергии: «Зря ты со мной тягаешься, всё равно ты со мной не справишься. Ты выпила меня с чаем. Тебе это специально сделали». При этом, как говорили в деревне, она рот свой даже не раскрывала, а грубый мужской голос звучал. А ещё этот голос ей будто говорил: «Детей у тебя никогда не будет, я их буду пожирать».На следующий день Елена сильно заболела, довольно долго на работу не ходила. Сильно она болела. Управляющий приходил, ругался. Потом она окрепла и прожила до глубокой старости.
Когда батька Сергий перестал приходить в нашу деревню, все собирались в её доме молиться. А деревня Пархаевка до сих пор живая, но ни её домика, ни нашего уже нет, нет и тех, кто знал батьку. Старого народа нет.
Я прожила на свете больше 70-ти лет, имею образование ветеринара и твёрдо знаю, что бесы есть. Я потом с Еленой дружила, она стала нормальной. Правда, как-то у ней было связано с луной, в какие-то лунные дни она всегда болела, даже волосы рвала на себе. Но со временем всё успокоилось. Она подарила мне иконку и попросила молиться за тех, за кого она сама молилась. Похоронили мы её в Ваганово уже бабушкой.
Вы говорите, что батька Сергий предсказывал людям судьбу? Не знаю, не знаю. Хотя подождите. Мне он сказал, что я по жизни буду очень счастливой. Разве это счастье? У меня умерла мама, а главное, умерла в 22 года доченька. Она в сознании умирала, говорила: «Мама, я так жить хочу». А вот с мужем (Виктором Ивановичем) мне действительно очень повезло. Такой хороший человек мне судьбой достался. Таким человеком меня Господь наградил! Он у меня с 1940 г. рождения. Мы с ним 50 лет вместе прожили, двое детей у нас очень хороших, внуки – просто молодцы. А соседи у нас какие хорошие!
Я живу, как в раю! Пенсия хорошая, особенно у мужа. Он получает 22 тысячи рублей как лауреат Государственной премии. А что вы так удивились? Не ожидали Лауреата в деревне встретить? Он у меня зоотехник, премию получил за выведение породы свиней «Кемеровская мясная». Получил золотую медаль. Всегда в Бога верил. Двадцать лет назад его парализовало. Но, слава Богу, выжил, поправил здоровье. Дай Бог каждой женщине такого мужа! Вот, и судите сами, счастливая я или нет. Конечно, счастливая! Если не мерить жизнь одними материальными ценностями.
Вот вы спрашиваете, оказал ли батюшка Сергий влияние на мою духовную жизнь. А Вы как думаете? Ведь всю жизнь я поступаю порядочно. Я никогда не совру, никогда не украду, никогда не стукну скотину, тем более, что я её лечу. Да я, может, и ветеринаром бы не стала, если бы не батька Сергей. Он нам, детям, всё время говорил, чтобы мы не хлестали и не били скотину. Учил гнать коров, овец, телят тихонечко, без спешки, мол, они умные и сами дорогу знают, не злитесь на скотину и не обижайте её, ей же больно! Я, вот и думаю, чему же главному нас батька учил? Он нас добру учил. Учил нас уступать друг другу, не обижать маленьких. Тогда ведь детей много было".