В среду Вика встала в четыре утра, чтобы поехать за земляникой на ту сторону водохранилища. Выглянула в окно. Темно. Страшновато идти пешком до Аллы. У первого подъезда стоит мужчина, бездельничая. Увидев открывшееся окно, он тихонько свистнул. Кому и зачем? Присмотрелась по сторонам. У шестого подъезда в зеленых "Жигулях" в замке зажигания копошится человек.
Услышав свист, он вышел из машины, захлопнул дверь и подошел к свистнувшему, и оба скрылись за углом здания, но на той стороне не появились, стояли, выжидали, снова выглянули, и снова увидели открывающееся окно и выглядывавшую их женщину. Несомненно, за ними следили. Они сочли за благо, уйти.
Автобусы еще не ходили, и, когда она проходила мимо третьего квартала, то увидела мужчин, сидящих на скамейке. Когда я пришел с работы, Вика рассказала, что предотвратила угон.
Я пошел к участковому, надеясь, что мой рассказ поможет им принять какие-то меры, а, может быть, и задержать угонщиков, коль они пасутся в нашем квартале. Но на двери висела табличка, что прием по вторникам и пятницам, то есть когда мое сообщение потеряет ценность. Ехать в милицию очень далеко, на другой конец города, оттуда очень трудно уехать. Там только дежурный, у которого свои дела, не до меня. Позвонил по 02. Гудки, гудки, безостановочные.
Настаивать не стал, могли бы затаскать показаниями и выяснениями обстоятельств. Через день в другом дворе ночью сработал "сторож"— резкий прерывистый сигнал гудел целую минуту, потом снова включился на несколько секунд. У кого-то быстрая и умелая хорошая практика. То ли угнали, то ли… Одно утешение, что угнал у хапуги, на честно заработанные деньги можно только прожить, не голодая.
У Лады 26-го выпускной вечер. Одна девочка прослезилась, получая аттестат. Директриса сказала:
— Вы, пожалуйста, подходите без слёз. Мы с вами ещё увидимся.
Довольно самонадеянное заявление, слёзы-то были совсем по другому поводу — прощание с юностью, а она, педагог, этого не поняла. Счастливые слёзы.
Лада не доверила матери, пошла в парикмахерскую. Укладку сделали хуже, чем получается у Вики, лишь зря выстояла длинную очередь, так как всем выпускницам понадобилось в этот день в парикмахерскую.
На класс всего четверо парней. Кто же будет учиться в институтах, если и в других классах страны подобная ситуация. Налицо перекос и перегиб. Уже технические ВУЗы жалуются на нехватку парней, предпочитают более прибыльные и престижные профессии.
29 июня снова ходили собирать землянику, на этот раз и Лада пошла, но собрали ещё меньше, чем в первый раз, то ли перед нами собрали, то ли не поспела.
2 июля вдруг сильно похолодало до +15.
8 июля. То Лёня говорил, что хочет написать книгу из жизни прошлого века, мол, хорошо чувствует то время, и спрашивал, нет ли у меня нужной ему литературы?
Вчера он спросил, нет ли у меня литературы про древних римлян, мол, хочет написать про них, чувствует у себя силы. Я засмеялся:
— Хочешь убежать от действительности?
— Вот-вот, это я и хочу сделать.
— Зря.
То он сказал:
— Про современность невозможно писать правдиво, будет до того мрачно, что никто не напечатает.
Посоветовал ему:
— Напиши, а потом будет видно, напечатают или нет.
Я всё больше уверяюсь, что он не способен создать что-либо значительное: много говорит. А надо сначала написать, а потом уже говорить о своих возможностях.
На съезде некоторые писатели набросились на Астафьева за его рассказ "Ловля пескарей в Грузии". С ума они посходили! Разве это можно критиковать? А ещё жалуются, что много серых произведений. Как же им не быть, если стоит немного высунуться, как в тебя сразу бросают комья грязи и булыжники. А писатели очень ранимый народ, вынуждены прислушиваться к критику, который дурак и самодур, поэтому и вылез наверх, и смеет поучать талантливых людей, и ему же за это от государства деньги.
За что? За сдерживание таланта? В том, что у нас такая литература, прежде всего, виновата власть. Каждый народ заслуживает то правительство, которое имеет. Надо дать возможность писателям писать всё, дать свободу слова, а потом уже требовать талантливых произведений. На что диктатура никогда не пойдет, иначе она недолго продержится.
14 июля. Прошло лет 25 как я в первый и в последний раз ел черную икру. Лет 15 назад прочитал в журнале, что создали искусственную икру, не отличающуюся по вкусу от натуральной. Проходили годы, но и искусственной икры не было в магазинах. Может быть, её производство так дорого обходиться, что не выгодно, иначе, чем объяснить столь долгое молчание?
Сейчас я начинаю понимать — просто никто не заинтересован. Те, от кого зависит выпуск, едят натуральную, им искусственная не нужна, премию за создание и выпуск нескольких тонн в год, они уже получили.
И вот, недавно Алла Владыко уступила нам две баночки искусственной черной икры по рублю за 90 граммов. 15 лет я знал, что она существует, и сейчас удостоился лицезреть. Внешний вид напоминает икру, даже баночки похожи. Сами икринки, бесформенны, и на вкус до настоящей икры далеко, как звучание граммофона до натурального оркестра в зале.
В самом начале смены Коняева выложила новость:
— Колотов уходит в «Мотор».
Так, значит, Комаров его допек, что он решил сдаться, не трепать нервы. Пихтовников говорил, что он нечист на руку. Не знаю, насколько это верно. Так же можно думать и на него, любит выпить, в спортлото проиграл три тысячи, и на книжке ещё осталось четыре, и детей трое. С каких, всё это, доходов? Трудно представить, что можно на зарплату прожить и так шиковать. Он очень вспыльчив, поэтому часто меняет места работы, часто цапается с Никоновым, говорит ему в лицо:
— Всех вас, начальников, надо расстрелять, поставить к стенке.
— Думай что говоришь! Пораспустили, — ответил тот.
Недавно, в автобусе поразил парень лет 20-ти. Стояла жаркая погода, все стремились надеть на себя, как можно меньше одежды, женщины в глубоких декольтированных сарафанах, мужчины, чуть ли не в маечках, а он в темном пиджаке.
Этим и обратил на себя внимание. Всё на нем новое, вчера купленное: брюки шерстяные, теплые, дорогие, но на размер, если не на два, больше, стянуты гармошкой поясом. Пиджак тоже великоват. И кроссовки! Немыслимой новизны, голубые, с белыми полосочками и, девственно белыми, шнурками. То ли только что из армии, то ли из заключения. Почему одежда куплена на вырост? То ли оттого что дорогая? Но зачем надел пиджак в такую жару? Похвастать?
Иначе ничем другим невозможно объяснить, лишь голое тщеславие, вот и у меня есть дорогие вещи. Худой, спокоен, ничем себя не выдает, и больше не понять, кто он? и что?
Первый раз в этом году пошли в лес за малиной. Поленились встать в намеченный час, в восемь утра, встали в девять, и в нашем малиннике уже хозяйничали. Пришлось искать нетронутые места, которых так и не нашли.
За три часа, все же, набрали почти три килограмма, полное пластмассовое ведерко. Встречалась и земляника, которую уже никто не собирал, не смотрели по ноги, вот она и уцелела, спелая и очень вкусная. Впервые попробовал вкус костяники, раньше не знал, что это она, думал, ядовитые ягоды.
Сегодня утром добежал до малинника и поел немного красных ягод, спелых не досталось, слишком много желающих, хотя, ночью шел дождь, трава до сих пор мокрая.
Пихтовников зовет на "день здоровья" на "Золотой берег". Я всё отказываюсь. Не понимаю, зачем мне это нужно, чужие люди, скованность, потом, отнекиваться от рюмки. Скучно живу. Веселье надо добывать другими методами. Чтобы жить весело, не хватает денег. А без них нет желания что-либо менять, привык к спокойной жизни.
У меня всегда было подозрение, что от меня скрывают нечто очень важное и нужное, узнав которое, стану умнее и увереннее. Узнать можно было только из книг, поэтому я их пожирал, не вчитываясь в описания природы и прочего, мне нужна была тайна, ответ на тайну, о которой я лишь догадывался.
15 июль. Проснулся в половине одиннадцатого. Солнечно. Убрал постель, сделал зарядку, сбегал в магазин за зубной пастой, купил спорт-лото — надежда не покидает, и было заколебался: стоит ли бежать в лес — приближался полдень, времени совсем не остается, не успеваю дочитать книгу Есина, которого дали на четыре дня, то есть сегодня надо сдать, и выйти из дома на час раньше.
Но, все же, пересилил лень и побежал по "синему" маршруту, и как в прошлый раз, потерял трассу, побежал наугад. Спелая малина, то и дело останавливала меня, побежал до второго малинника, но там малины мало, а время приближалось к часу. Пришлось побежать домой. Успел помыться, позавтракать и отправился в библиотеку.
Светлана Алексеевна, увидев меня, улыбнулась:
— Есть книга.
Я даже не думал, что она выполнит мой заказ, достанет Германа Гессе "Игра в бисер". Удача. Светлана Алексеевна заговорила:
— Что читаете?
Без моих расспросов рассказала о своих сыновьях, муж работает водителем второго класса на автобусе, денег приносит мало - 280 чистыми, но воспитаны не на роскоши, так что, хватает.
Сидим в курилке. Вармяк увидел Комарова и сказал:
— Он напоминает бульдога.
— А я кого?
Он отшутился:
— Потом ты спросишь: А сам ты кто?
Где-то, втайне, я надеялся и хотел, чтобы он назвал сенбернара. Так мне сейчас хочется выглядеть в чужих глазах, и понимаю, что не дотягиваю до такой лестной характеристики, кажется, я похож на дворняжку, без хозяина и крыши над головой.
Когда бежал назад, на второй дамбе, у низких кустов дикой вишни увидел сидящую на обочине парочку, он обнимал ее за плечи, и сидел по ту сторону, так что издалека его не было видно. Не очень удобное место для влюбленных, здесь часто ходят, и обычно сидят на травке, а не рядом с дорогой.
Подбежав, увидел: ей лет 17, а ему за тридцать, — маленького роста, чернявый, усатый. Он настороженно глядел на меня, словно ожидал, что я бегу именно к ним, и боялся этого: пристаёт-то к несовершенолетней.
В 13-45 пошел дождь. Перестал лить, когда я сел в автобус. Дожди идут, чуть ли не каждый день, но помалу — и это неплохо для растительности. Все зелено.
Поразительно, до чего убогая у нас музыка на радио и телевидении.
Десятилетиями звучат одни и те же приевшиеся песни, словно работники радио и телевидения боятся составить конкуренцию фирме "Мелодия", которая в свою очередь запаздывает с выпуском на три года. Равнодушие и незаинтересованность во всех сферах.
Ответственные работники не хотят поставить подпись из страха лишиться премии, хотя отсутствие подписи приносит государству миллиардные убытки. А от простых рабочих требуют бесплатного труда. Это требование нанесет государству больший вред, чем, если бы оно за этот труд заплатило. Люди очень скоро убедятся, если уже не убедились, что бесплатный труд не приносит должной отдачи, а служит для галочки, чтобы кто-то отчитался: отработано столько-то часов. Но фактически за это время ничего не сделано.
Люди приходят на стройку работать бесплатно и видят, — строители валяют дурака. Бескорыстный труд оборачивается беззастенчивым облапошиванием простаков. Можно раз обмануть, два, но не вечно.
Вармяк рассказал: в 16 лет попал в вытрезвитель из ресторана "Золотой рог" во Владивостоке. Было 1000 рублей за работу на траулере и на рыбзаводе за два месяца. А второй раз попал в Баку совершенно трезвым: встретил друга в стельку пьяного, и хотел остановить такси, чтобы отвезти домой. Но подъехала милиция и забрала обоих, и когда он стал говорить, что он не пьян, ему задрали рубашку со спины, и сделали усыпляющий укол, которым обычно успокаивают буйных. Вероятно, увидев его комплекцию, решили — от греха подальше. Через три часа разбудили, взяли по 15 рублей и сказали, что на работу сообщать не будут, поставят только галочку.
Всю смену в ногах необычайная легкость, хоть танцуй, или беги снова на 10 километров.
Начальник участка Смирнов остановился со мной и долго рассказывал, какие усовершенствования он сделал на участке:
— Это намного облегчило труд и позволило сократить шесть человек с двух смен. Но ОТиЗ лишь через год повысил норму, когда люди привыкли, играючи, делать норму, и, когда вдруг, ни с того ни с сего, повысили норму, стали жаловаться в Москву. Приезжало несколько комиссий, разбирались, убеждались, что рабочие не правы, но мне давали выговор — у любого начальника можно найти какие-то упущения в работе. И никто за него не заступился. Но когда настало время получать премию, то получили и те, кто не был даже седьмой водой на киселе. И сейчас я, наученный горьким опытом, не хочу высовываться, что-либо делать и усовершенствовать.
Он тоже понимает и говорит, что наш экономический эксперимент проходит на бумаге. Одно сотрясение воздуха.
Остался в третью смену. Легкость есть, но ноги уже начали гудеть.
Все же, ночью голова хуже работает, сделал такую глупость, какую днем бы не сделал. Лопнул зеленый предохранительный колпачок на лампочке пульта, мне показалось, что остатки колпачка торчат в цоколе, и стал отверткой выковыривать, а это оказался сам цоколь. Лишь в последнюю минуту догадался, и это спасло положение, смог остатком зацепить новый колпачок.
Ни в одной газете невозможно прочитать о ВНП в СССР, словно это гостайна. Лишь последние года перестали сравнивать наши достижения с 13-м годом, и, недавно Юрий Николаев в "Утренней почте" съязвил в адрес этого сравнения. Запоздалый юмор: его бы лет 30 назад, когда он был в ходу, то есть начали делать это сравнение.
В «Социалистической индустрии» приведены факты. Во всех кап. странах на душу населения в 2-3 раза больше театров, чем у нас. Вот так номер! А у нас все расписывали о росте культуры в Союзе и гибели ее на Западе. У нас получается так: хочу, скажу правду, хочу — не скажу.
В том же номере газеты статья, как на резинотехническом заводе вырыли большую яму, загрузили своей продукцией, сожгли всё, и засыпали землей. Когда же один рабочий возмутился и начал ходить по прокурорам, ему пообещали принять меры, но ничего не делали. Лишь после письма в адрес съезда, дело сдвинулось, но виновных не могут найти, а этого рабочего сократили, прекрасно зная, что его восстановят, но, и зная, что нервы ему потреплют основательно за это время — до восстановления, и другим будет наука — стоит ли выносит сор из избы или помалкивать, как все честные партийцы этого завода. И корреспонденту пообещали, что они, все же, его уволят, и корреспондент восклицает беспомощно:
— И это в наше время!
Словно что-то изменилось в наше время, словно революция произошла. Все чинуши остались на своих местах. Каких же изменений можно ожидать?
18 июля. Никак не могу заставить себя вставать пораньше, чтобы после второй смены оставалось побольше свободного времени, ничего не успеваю сделать. Главная отговорка, что ложусь спать в два ночи, и глаза слипаются, такое состояние, что готов спать вечно.
Утром вновь побежал от дамбы на разведку малины и вишни, но вишню уже обобрали. Набрел на несколько кустов, нетронутой, спелой малины. Побродил еще по косогору, потом набрел на большой малинник, но малины там лишь розовой осталось немного. Был час дня, и я побежал домой.
Вдали, с горки спускался человек, движения его были очень странными, словно в замедленной съемке, он плыл. Более пристальней, не мог всматриваться, иногда надо смотреть и под ноги, а странность человека отнес к моим слабым очкам, которые на такое расстояние уже отказывались различать подробные детали. Ещё пять лет назад, я бы не задумываясь, пошел к врачу и усилил оптику, так я делал 20 лет, пока не понял, что нужно остановиться, иначе можно довести до предела, и так уже догнал, чуть ли не до четырех единиц. Такая даль не очень часто бывает необходимой, можно обойтись.
Пробежав с десяток-метров, увидел, что ничего странного нет: мальчик спускается с крутого спуска, оттого и движения такие — корпус чуть назад, а ноги выбрасываются вперед. Он искательно поймал мой взгляд:
— Можно вас спросить?
Время, хочет узнать, подумал я, и приготовился поднять руку с часами.
— Как пройти к "Прилесью"?
— По этой дороге, — я показал в обратную сторону, откуда он шел.
— А к п/лагерю "Юность"?
— В эту сторону. Там дальше дорога, пойдем покажу. Ты откуда?
— Из п/лагеря. Побежал по "десятке" и сбился.
Скоро мы добежали до нужной ему дороги, и он два раза поблагодарил. Я позавидовал ему: в его возрасте у меня не было прекрасной возможности бегать по таким великолепным тропинкам. Да и тогда у людей были другие заботы, считалось, если в санатории поправился на четыре килограммов, то, значит, отдохнул прекрасно.
Дома, в который раз принялся читать "Игра в бисер". Ошибся, заказав эту книгу, спутал с ныне живущим Гюнтером Грассом, которым и заинтересовался. Гессе можно читать где-нибудь на зимовке, где уйма времени, а книг мало. Трудно понять, ради чего это написано? Игра ума и воображения? Или же, я не дорос до её понимания? Будущего у этой книги не будет. Автор должен говорить о современности, а не убегать в вымышленный мир — это страусовая политика?
У Вармяка мать немка, жила в Поволжье. Во время войны всех немцев выселили по возрастном группам в разные места, разлучив семьи. Девушек поставили на тяжелые работы, а ночью начальник заставлял приходить к нему, ублажать. Мать была бригадиром, то есть шла рядом со строем, наверное, поэтому фронтовик и заметил ее, в тот же вечер похитил ее, и сыграли свадьбу.
Дед старый марксист, до революции жил на торговом пути в Китай, в Бурятии. После революции добровольно отдал свои пять домов, которые стоят и поныне. В 37-ом году почти всех сыновей расстреляли, остался один, который и женился на немке. Детство Валеры прошло среди китайцев, которые приехали на пять лет стажироваться, и остался самого, хорошего мнения о них, любят спорт, всегда приятно пахнут хорошим мылом. Перед общежитием, первым делом, построили спортплощадку, и через год говорили по-русски лучше узбеков, постоянно живущих рядом с русскими.
Он рассказал анекдот:
В номере гостиницы на троих, двое болтают до поздней ночи, мешая спать третьему. И так несколько вечеров. Наконец третий заказал: бармену принести три чашки кофе в 10 вечера. Когда приблизился назначенный час, а двое не умолкали, третий сказал:
— Вы бы поостереглись, стены имеют глаза и уши. Не верите? Бармен, принесите в триста двадцатый номер три чашечки кофе!
Через пять минут дверь открылась:
— Ваш заказ готов.
Болтуны смутились и быстро легли спать. На следующий день, когда третий пришел в номер, то двоих не было.
— Где они? — спросил он бармена.
— А их забрали.
— А почему меня, не забрали?
— Им понравилась ваша шутка насчет кофе.
Продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/30/1005