Ночь. Этот город, как капризный ребёнок: даёт отдых только тогда, когда сам спит. Однако даже если город спит, кажется, тише в нём от этого не становится. Ночью он не предлагает успокоиться и расслабиться, это обычно происходит в выходной, ночью же он яростно предлагает отдых в различных развлечениях, он о них кричит на каждом углу, о них ярко заявляют как неоны вывесок, так и фонари. Чтобы люди не зацикливались на мысли о своих нуждах, об их широком «ассортименте» объявляется предположительно, но громко.
– А мне, может быть наплевать на этот «ассортимент». Кому вы врёте? Вы не развлечь меня хотите, вам деньги мои нужны. А у кого же их на всех вас хватит? Спрошу я. Я к первому киоску подошёл, а их уже нету. – Так говорил пьяный человек, неуклюже ступая по мокрому асфальту.
Чем кажется этому человеку жизнь? Что она стоит для него? Он не беден и прилично одет, однако, он может и столкнуться с грабителями этой ночью. Несчастный человек. Никого у тебя нет, и никто тебя не пожалеет. От родных ты уехал сам, а те, кому ты доверял и кого любил, предают и покидают тебя. У тебя есть крыша над головой, но не с кем тебе её делить, поэтому ты сам не хочешь под неё возвращаться. Есть ли на свете те, кому тяжелее? Есть, но, что они могут знать о твоей тяжести, о твоей боли? Впрочем, меньше об этом думать, авось и будет легче. Скажи мне, человек со сложной жизнью, куда ты идёшь в эту ночь?
– Ночь. Какие дела с тобой делают, а, ночь? В тебе не спать хочется, в тебе жить до тошноты заставляют. Я бы с Сашкой выпил, да у Сашки Анюта, я бы с Анютой выпил, а Анюта любит Сашку. Тьфу! Жизнь – запутанная банальщина! Эх, Гришка, вроде всё как у людей: и за квартиру платишь, и с работы не гонят – а неуклюже ты живёшь! Потерял голову – потеряешь, и душу, а там и жизнь потерять не далеко, – так ругается этот пьяный человек, ругается сам на себя. – Домой бы, а дома пусто, в сон не тянет, дома тоска бесом-мыслёй заест. Вот и уйду я в тебя ночь, и куда я денусь? Да куда ноги донесут, – и идёт Григорий Алиенин дальше по бульвару, всё глубже и глубже: в тёмную аллею и в тёмную ночь.
Сколько кошмаров мелькало от дерева к дереву на бульваре в эту ночь уже поздней весны? Кажется, людей здесь не было, но Григорию мерещилась одна единственная парочка, то на одной скамейке, то на другой.
– «Сашка и Анюта, Анюта и Сашка. Как так выходит? Архитекторские проекты, чертежи, тёмное небо со стройными силуэтами городских фонарей. Бежать бы надо от всего этого. Счета, книги, планирование дня. Да куда же от всего денешься. Знаешь, что жить надо, а как, зачем – легко ли в этом разобраться? Бесконечная череда вопросов, которые кажутся неразрешимыми. Полюбил кого-то, захотел жить для кого-то, когда понял, что без этого пусто, а этот кто-то уже давно, живёт кем-то другим, конечно, она не может просто переключиться на меня. А ведь мы все были друзьями. Эти вопросы бегут в голове один за другим и также бегут эти тёмные деревья перед глазами, вдруг останавливаясь, они двоятся и качаются. Решить бы всё да повеситься на одном из них, да как к ним подступишь, уже и ноги не несут. И, кажется уже нет выхода, ни из этой аллеи, ни из этих кошмаров, ни их этой столь непонятной жизни», – в такой поток сливаются мысли бедного юноши, и уже трудно понять, где его мысли о себе и где наши о нём.
Вот прошёл он бульвар, вышел на городскую дорогу. Он ожидал, что окунётся в тот же уличный шум, от которого недавно ушёл, но на шоссе был пусто. А из всех звуков можно было различить только нестройное пение, состоящее из множества голосов. Хор этот был сбивчивый, но было в нём что-то необычное, что-то крайне противоречащее всей жизненно-тошной атмосфере всей этой городской ночи. В нём тоже была жизнь, но она была другая, полная радости и света, полная добра и уверенной надежды. Откуда эти голоса? Разве в этой ночи люди могут так петь? А голоса то точно человеческие.
Когда-то в далёком детстве, сидя на плечах у деда, наш герой слышал сквозь сон это же нестройное пение, эти же светлые слова. Вдруг показалось, что чьи-то добрые тёплые руки окружили ночной город. Звёзды стали светить ярче и они, словно выстроились в единую картину, являя чей-то дивный лик. На миг весь мир замер.
– Христос Воскресе! – громко и отчётливо раздалось из хора. Ему тут же вторили радостные голоса, произносящие ту же, светлую весть. Она повторялась и снова и снова. Эти люди улыбались, и с сияющими счастьем лицами обменивались троекратными поцелуями, в щеки и в губы.
Странно было смотреть Григорию на эти лица после ночных кошмаров, преследующих его на бульваре. Эти люди также пели, смеялись, улыбались, целовались, как и любые другие, а ведь, действительно, они живут как все, и делают то же, что и все, но сейчас, сколько света и благодати в их жизни сейчас, в этот самый момент, в эту самую ночь.
– «Сегодня Пасха!» – неожиданно сам для себя сообразил юноша. – «Вот так живёшь, а о том, кого, называют “жизнью” забываешь. И какой внезапной кажется победа жизни над смертью, которую отмечают каждый год».
Хотелось пойти за этими людьми, обладать также как они той твёрдой, крепкой, уверенной надеждой, что бы ни случалось в жизни, всё будет хорошо.
Григорий шагнул вперёд, но вдруг почувствовал себя как слепой в давно знакомой комнате. На все пала пелена света.