...Ночью прошел дождь. Я поднималась по влажному трапу в самолет и свежий ветер опять нес ароматы цветущей степи, как и в день моего приезда. Чуть приостановилась на верхней ступеньке, посмотрела вокруг: сколько видит глаз - зеленые травы и перелески, в Сибири их зовут околками. Как-то само собой пронеслось в голове: «Прощай!» Кто: прощай? Россия? Все, кто меня здесь знал? И уже отчетливо подумалось: больше я ЭТО не увижу... Защекотало в носу. Ну, вот, сейчас еще и слезами потеку! Глубокий вдо-ох! А теперь медленно, чуть-чуть тянуть воздух в себя, почувствовать в нем все запахи. Запомнить их!
И снова летели без посадок. Полет показался коротким. Дорога домой всегда короче! Не спала, смотрела в окно. Сквозь редкие облака хорошо видно землю. Пролетели Сибирь, всю в реках и зелени. Черное море. Коричневые горы. Зелени не видно. Говорят, летим уже над Турцией. Под нами и над нами уже ни облачка. Только небо, земля и солнце. Земля внизу бурорыжая. Темные впадины, чуть светлее – возвышенности. Далеко показалась синяя полоска. Все шире и шире. Море, уже Средиземное. И вдруг у самой кромки этой синевы я увидела крохотную узенькую полоску темнозеленого цвета...
Признаюсь честно: я замерла на вдохе – ха-ах! Израиль!
Пошли на посадку. Чем ближе земля, - тем ярче это зеленое пятнышко. Как оазис в пустыне. И я разревелась... Трудно передать, что я тогда чувствовала. Любовь, восхищение, жалость, даже гордость, что это уже моя земля, мой дом. За эти два года я уже изъездила ее почти всю. Посмотрела кажется, все, что только можно здесь смотреть.(Хотя, как поняла потом: не увидела еще и десятой толики всего самого интересного!) Я поняла, что полюбила эту землю, как всегда любила свой дом, где бы он ни был.
Здесь теперь у меня всё: дети, внуки, новые друзья, моя, хоть и съемная, но всё же любимая квартира. Здесь Хайфа, которая мне очень нравится, здесь Маша, я ее люблю и она уже знает обо мне всё-все, и я всё-всё знаю о ней… И еще: меня уже ждет здесь новый член семьи – щенок, которого я еще не видела, но тоже уже люблю!…
Подобные чувства уже знало мое сердце…
...1977 год. Виктор уже четвертый год работает в винобьединении, вернее, на его головном заводе главным инженером. В полном разгаре встречи– проводы
высоких гостей (а где же их встретят и проводят должным образом, как не на винзаводе?), дегустации, просто застолья, и просто встречи… На одной из таких встреч его знакомят с человеком, который в недавнем прошлом был заместителем директора завода, на котором работаю сейчас я и где работал Виктор. Сейчас этот «ответственный товарищ», кстати, очень даже неплохой человек, насколько знала его я, - тоже заместитель директора, но уже другого завода. И этот завод , - почти двойник нашего, - пока только еще строится, но очень ускоренными темпами, и не где-нибудь, а в Смеле, на Украине, в шестидесяти километрах от такого родного нам с Виктором Златополя-Новомиргорода! Все это выясняется в душевном разговоре двух земляков после «энной» по счету рюмки «разливанного» родным заводом коньяка:
- Ну, Александрыч! Ну, ты даешь! Новомиргород? Черкасской? Дык, мы же земляки! Я почему и пошел туда? Эт-то же моя родина… Черкассы! И завод такой-же!
Словом: «…приезжай, дорогой, все сделаем! Через пару лет квартира в Смеле… Начнешь начальником энергоцеха, а там и начальником отдела, и замом директора!… А жена!… Помню! Будет начальником конструкторского бюро!..»
Во как! Ни больше, ни меньше…
И уже в более узком кругу, с моим начальником, договорились, что я еду в командировку на Украину. Кононов, главный энергетик, мой шеф, долго не мог придумать причину моей командировки:
- Ничего там у нас нет, - сказал он мне. - Попробую пойти к директору сам.
На следующий день вручил мне подписанное директором командировочное удостоверение. Рассказывал:
- Сказал все, как есть: хочешь посмотреть, там твоя мать и прочее… А он вспомнил тебя!
- Так это одесситка? Землячка? Ладно, пусть едет, - сказал директор. - Я в день подписываю по полсотни командировок. Подпишу. Придумай там сам, зачем она едет...
И полетела я в Полтаву, на какой-то вентиляторный завод, уже не вспомнить, - зачем. Помню, что Полтава мне очень понравилась: чистенькая, тихая, провинциальная, даже какая-то захолустная. Дома белые, улицы все в зелени. Утром за открытым окном гостиницы громко воркуют голуби, а вечером, уже при луне, кричала сова. Середина мая. Всё в цвету.
Пробыла я там два дня, отметила командировку. Позвонила маме в Златополь, сказала, что завтра, в пять часов вечера, уже буду на станции Шевченко, а там уже пригородным или любым другим поездом сорок минут до Новомиргорода.
В Шевченко меня встречал Лев, уже прилично навеселе, очень шумный, возбужденный. Тут же вытребовал у меня трешку на пиво и заявил, что поедем через час, товарняком, так как пригородный будет теперь только утром, а на московский билетов нет. Спорить с ним, как всегда, было бесполезно. Пока принимали пиво-воды - час прошел. Пошли искать товарняк. Я сопротивлялась, как могла: чувствовала себя ужасно, голова раскалывалась, хотелось присесть-прилечь. Но Лев в наших препирательствах уже перешел на мат и, чтобы не распалять его еще больше, покорно пошла следом за ним по каким-то задворкам станции, по шпалам, переступая через раскаленные на солнце рельсы.
Наконец нашли нужный товарный состав. Теперь предстояло искать открытый вагон. Вот он, есть. Внутри полно соломы, послышались голоса, смех. Я увидела сидящих на полу, на соломе, двух парней.
- Левка, я не поеду, - сказала тихо.
- Поедешь, -прошипел он
- Не поеду!
- Тогда я поеду один, а ты иди сама в вокзал и сиди там до утра. А мать дома с ума будет сходить!
Он забросил в вагон мою сумку, свой рюкзак и запрыгнул сам. Протянул руку:
- Ну, давай!
Куда деваться? Я подала ему руку. Никакой ступеньки, никакой подножки, ногу пришлось поднимать чуть ли не выше своей головы! Хорошо, что была еще молода, весу во мне было всего ничего и Левка легко втянул меня в вагон. Усадил рядом с сумками, приказал: «Сиди!». Сам подошел к парням, о чем-то тихо заговорил с ними. А у меня - душа в пятках! Одна, с худеньким, щупленьким и далеко нетрезвым братом в пустом товарном вагоне, и два бугая, что сидят на соломе и рассматривают меня! И вдруг услыхала Левкин смех, а следом громко захохотали и парни...
Словом, ехала я с полным комфортом: весь час пути спокойно продремала на душистой соломе, на чьей-то расстеленной ветровке.
Лев и парни устроились у раскрытой вагонной двери, курили, тихо смеялись над анекдотами и байками моего брата, а он «травил» всю дорогу и изредка покровительственно посматривал в мою сторону.
На завод попала на следующий день, приехав утренним поездом в Смелу. Встретилась с Олегом М., он тоже в недавнем прошлом был работником нашего завода и одно время работал инженером в отделе вместе со мной. Сейчас встретил меня уже тоже в чине заместителя директора завода.
Теперь уже не Виктор, а я слушала про золотые горы, молочные реки и кисельные берега... Взяла анкеты, которые уже не собиралась заполнять, посмотрела из окна на разрытые котлованы, огромные кучи песка и глины. Мгновенно, мысленно представила нашу жизнь здесь: два-три года с мамой в ее развалюхе; дети в украинской школе (язык!); осень, зима, весна - слякоть и грязь; пригородным поездом на работу, а до вокзала автобус один раз в час! И пусть здесь сейчас в магазинах мясо и колбасы, о которых мы у нас, на Алтае, уже почти забыли, пусть больший выбор обуви и тканей, - я хочу домой, и переезжать сюда желания у меня нет!
Возвращалась скорым поездом в Москву, чтобы оттуда уже следующим утром лететь самолетом в Барнаул, в мой «занюханый», как выразился Лев, Алтай.
Было раннее утро. Места в спальном вагоне берегли до узловой станции и в купе я сидела пока одна. За окном было пасмурно, сыпал мелкий теплый дождь.
Мимо проплывали цветущие белые майские сады, лесопосадки, уже покрытые яркой молодой зеленью, поляны, усыпанные звездочками ромашки, побеленные аккуратные хатки и кирпичные дома. В палисадниках пышно цвели кусты роз и сирени. А я представляла еще не оттаявший от зимы, серый после только сошедшего снега, свой «занюханый» Алтай, поселок Южный с его полупустыми магазинами, сумрачный, с еще нерастаявшими сугробами, лес, - и лила слезы от любви и жалости...
Но вот с гордостью подумала: что ж, у вас здесь и красивее, и теплее, и сытнее, но у нас - там!, все же, жизнь и ярче, и интересней! И это было правдой! Я была еще молода, работала в коллективе ровесников. На работу бежала, как на праздник. Интересовало нас тогда все: новые книги, кино, театр, хоккей, и даже гипноз! Втихушку читали Солженицына и Пастернака. Болели за своих детей на олимпиадах. Устраивали праздничные вечера, шутили с утра до вечера, ссорились, мирились… И все это бурно обсуждалось, равнодушных не было!
А здесь, мне показалось, я попала в какое-то средневековье, "межвременье": разговоры только о «шмотках», - кто что купил и за сколько; кому и что нагадала гадалка! Кому «поставили могорыч» (сунули взятку)! О чем говорил поп-батюшка в церкви… Я слушала разговоры своих родственников и была почти в шоке! Многие из них имели высшее образование, работали, в основном, в школах!
А однажды просто потеряла дар речи!
Как-то в Златополе, в этот свой приезд, шла я из магазина с покупками и встретила двух своих бывших учительниц. Одна из них была когда-то моей классной руководительницей. Остановилась, поздоровалась.
- Ой! Та цэ Света! Здравствуй! Ой, какая ты стала! Ну, как ты? Как детки? Как работа? Рассказывай! Давно приехала? В отпуск? Надолго? Як же ж ты далеко от мамы! Та, мабуть, и холодно там? - в два голоса запричитали они.
Я уже было собралась с духом и открыла рот, чтобы повествовать о своей семье, работе... И вдруг вижу: обе мои собеседницы как по команде отвернулись от меня и уставились на противоположную сторону улицы, - кого они там увидели, я не рассмотрела, но заговорили они разом:
- Смотри! Смотри! С кем это она? А как иде-ет! Ну, надо же! И где только нашла его!…
Про меня уже забыли! Меня уже не существовало! Я еще постояла немного (рот уже закрыла!), затем тихонько обошла их стороной и пошла своей дорогой. А позади еще какое-то время слышалось:
- А он?...
- А она?...
Все это пронеслось в моей голове, а колеса стучали по рельсам: до-мой! до-мой! ско-рей! ско-рей!...
...И вот теперь я возвращалась в Израиль с тем же чувством, с одной мыслью: хочу домой!
Хотя многое здесь было не по мне, многое удивляло, а то и шокировало. Поначалу очень бросалось в глаза, как одеты израильтяне. Порой казалось - в чем спал, в том и пошел: мятая майка, такие же мятые то ли шорты, то ли трусы и растоптанные шлепки без задников на босую ногу. Женщины почти поголовно все в брюках разной длины. Много черного цвета. Много блестящих побрякушек на шее, в ушах, на руках и даже... на ногах. Лица всех цветов и оттенков, от молочно белого в рыжих веснушках до шоколадно- коричневого и блестяще-черного. Дети в памперсах до трех-пяти лет, с пустышками во рту, и летом, и зимой с непокрытыми головами и голыми ногами. Религиозные женщины в шляпках, фуражках, косынках, париках, - и в воздушных платьях с длинными рукавами, с теплыми футболками под ними и… в кроссовках. Однажды Сергей с Мариной были приглашены на свадьбу...
Молодые стояли под хупой (специально натянутой на шесты праздничной тканью). Раввин читал молитву, ему вторили родители, родственники, молодые. Все, как положено. Жених в черном костюме, с кипой на голове, невеста в шикарном, длинном белом платье и в… кроссовках. Так удобнее!
Позже и я поняла: лучше одеваться не вычурно, а в чем тебе удобно!
Моя подруга, израильтянка Ора, все говорила мне:
- Здесь не принято одеваться элегантно, особенно повседневно. Это в офисах, там - да! А так... Надо одеваться просто и удобно. Вас, русских, сразу выдает элегантность. Это Восток!
Она и сейчас,( дружим мы с ней уже больше десяти лет), все критикует меня:
- Что ты все шьешь костюмы (халифа вэ халифа!)? Надо брюки одного цвета, а блузку другого!…
В аэропорту встречал Андрей. Маршруткой доехали до моего дома,я жила еще в первой квартире-малютке. Андрей занес вещи и заторопился домой. А здесь уже ждали меня Сергей, Ирина и Антон.
Конечно же, первым делом - распаковать сумки и достать подарки. Вот она – сумка с подарками! Даю Антону ножницы. Он торопится, разрезает скотч, которым перебинтована сумка.
- Ну, открывай молнию! – я помогаю ему, мы вместе тянем язычок замка.
- Что это? - спрашивает ребенок и достает из сумки старую мужскую белую фуражку.
Под ней какие-то таблетки в упаковке, дальше несвежая мужская сорочка, куртка…
Вот так подарки! Я в аэропорту, в суматохе багажного отделения, схватила чужую сумку, - тоже сиреневая, тоже перебинтованная скотчем! А ручки – то черные!! Как же я не доглядела!
Дозваниваемся в аэропорт. Кое-как обьясняемся и в результате узнаем, что моя сумка целехонька, лежит в камере хранения и дожидается меня!
Следующим утром мы с Ириной едем в аэропорт и меняем сумки.
А в октябре Лена, Машина дочь, устраивает мне и Маше поездку на Мертвое море на три дня.