Топливо для РТ-2 или Михаил Николаевич Голубев,
кандидат технических наук, Лауреат Государственной премии
Я не собирался писать об этом человеке, у нас с ним не сложились хорошие отношения, более того, я годился по возрасту ему в сыновья, но вытеснил его с поста начальника ведущего научного отдела, и он стал моим подчиненным, а потом совсем ушел из нашего прославленного НИИ.
Однако крупнейшим достижением советских спецхимиков можно считать разработку твердого ракетного топлива для межконтинентальной трехступенчатой ракеты, а в этом достижении главная роль принадлежит именно Михаилу Николаевичу Голубеву. Потом его же собственные молодые ученики лихо оттеснили его на задний план и без малейших угрызений совести присвоили себе его научное открытие, вернее, его дальнейшее развитие и практическое использование. Такое в науке, и не только в советской, иногда встречается, к сожалению, и именно поэтому я решил написать о М.Н.Голубеве. Пусть хоть таким образом немногие мои Читатели узнают кое-что о человеке, который своими научными разработками вывел советскую спецхимию на передовые позиции в мире.
Где и когда он родился, где получил высшее образование, где работал жо прихода в наш НИИ, - ничего этого я не знаю. Появился он тут сразу же после образования НИИ, примерно, в 1959 году, уже кандидатом технических наук в возрасте около 49 лет или чуть-чуть старше, и здесь он сразу получил должность начальника крупной научной лаборатории. Он относился к немногим опытным специалистам-спецхимикам, которых пригласил в НИИ директор, - для организации научной работы в новом НИИ, для руководства толпой зеленых молодых специалистов и превращения их в ученых.
Я появился в НИИ несколько позже, поэтому знаю о первых шагах Михаила Николаевича и всего института только по рассказам моих новых коллег. Меня позвал в НИИ мой бывший заводской начальник цеха №5 Кутиков Михаил Александрович. Он «до того» работал на небольшом пороховом заводе, кажется, в Рошали, а в молодые годы во время войны служил юнгой на миноносце «Горемящий» Северного флота. «Гремящий», по-моему, стал единственным гвардейским эсминцем во всем советском ВМФ. Кутиков не раз вспоминал своего напарника, такого же юнгу, Штоколова, который позже стал замечательным певцом, народным артистом РСФСР. Но это к слову.
Я к тому времени уже имел солидный производственный стаж: три года работы на крупнейшем в мире пороховом заводе, который мы, к тому же, сами принимали у строителей, сами обкатывали и сами осваивали выпуск пороха. Я уже умел бегать из производственных кабин от мощных вспышек пороха, похоронил шестерых (!) своих сотрудников, погибших при таких вспышках, и мог считаться опытным специалистом-спецхимиком. К тому же успел еще и поступить в заочную аспирантуру при одном подмосковном спецхимическом НИИ. Видимо, с учетом этих моих боевых заслуг мне сразу дали довольно высокую должность руководителя сектора, - так называли в нашем НИИ руководителей группы.
К этому времени в НИИ уже три года шли исследования по разработке твердого топлива для первой в СССР трехступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты 8К98, или по-армейски, РТ-2. Ракету РТ-1 еще раньше начал разрабатывать подмосковный НИИ академика Б.П.Жукова, но уже было ясно, что академик работу завалит. В нашем НИИ одновременно с разработкой ТРТ, твердого ракетного топлива, создавалась научно-производственная, экспериментальная и испытательно-методическая база.
Любое ТРТ состоит из трех основных компонентов: окислителя, металлического горючего и свзующего. Окислителем для всех ТРТ служил перхлорат аммония. В качестве металлического горючего все разработчики применяли тонкий порошок алюминия. А вот со связующими в спецхимии царил полный разброд. Каждый разработчик выбирал свое связующее и пытался доказать его самую высокую эффективность.
Разработкой ТРТ для 8К98 в нашем НИИ занимались три крупные самостоятельные лаборатории. В лаборатории молодого Серафима Колесникова пытались разработать теоретически самое перспективное на то время топливо с использованием энергетически активного связующего, то есть, вещества, способного к полимеризации и содержащего в своей молекуле «активную» нитрогруппу. Такие вещества по решению Совмина и ЦК КПСС разрабатывали сразу несколько специализированных, а сотрудники Колесникова тут же проверяли их пригодность для создания ТРТ. Свойства таких связующих позволяли изготавливать крупногабаритные заряды для ракет самым безопасным способом: методом свободного литья, то есть, заливкой жидкой топливной массы прямо в корпус ракетной ступени.
Еще одна крупная лаборатория под руководством опытного пороходела Н.М. Поляничко пыталась разработать заряды для 8К98 на основе старого доброго баллиститного пороха, который широко применялся в артиллерии и в «Катюшах», и имел мощную сырьевую и производственную базу. Н.М.Поляничко имел немалый опыт в разработке зарядов для «Катюш».
К концу 41-го года производство пороховых зарядов для «Катюш» практически прекратилось. Дело в том, что в состав пороха для зарядов БМ-13 и БМ-8 входил централит, который в СССР до войны поставляла дружественная Германия. В острую ситуацию пришлось вмешаться самому Л.П.Берия. Он собрал основных пороховиков СССР за колючей проволокой в ОТБ НКВД и поставил им задачу: в течение полугодв разработать новый порох для «Катюш», но уже без дефицитного централита. А всех остальных спецхимиков страны шеф НКВД обязал разработать «суррогатные» пороха и наладить их выпуск в лабораторных условиях. Все спецхимики лихорадочно принялись за работу. Рождались десятки новых рецептур с заданными характеристиками, и тут же малые опытные партии этих «суррогатных» порохов шли в армию. Вот и Н.М.Поляничко, в то время начальник лаборатории одного из пороховых заводов, сочинял новый порох и вручную готовил его поставочную партию.
Сейчас, через двадцать лет после тех героических событий, лаборатория Н.М.Поляничко пыталась создать крупногабаритный заряд для 8К98из компонентов баллиститного пороха, на котором работала «Катюша» и ее советские аналоги. Такие работы широким фронтом велись в США, Англии и Японии, публикаций об этом в зарубежных журналах хватало с избытком, и многие считали, что Н.М.Поляничко первым придет к финишу. Для изготовления крупных зарядов разработали технологию, по которой гранулы баллиститного пороха растворялись, точнее, набухали в жидком нитроэфире типе нитроглицерина или его аналогов.
А третья рецептурная лаборатория под руководством Н.М.Голубева шла самым, казалось бы, бесперспективным путем. По рекомендациям академика Б.П.Жукова лаборатория пыталась создать новое ТРТ на основе освоенных промышленностью отечественных синтетических каучуков. Академик все свои лаборатории загрузил проверкой пригодности промышленных советских каучуков в качестве связующих для ТРТ.
И тут надо отдать должное научной сметке Н.М.Голубева. Он в качестве связующего для своего варианта ТРТ выбрал бутилкаучук, который не очень широко применялся в отечественной резиновой промышленности. Этот каучук ему предложили сотрудники ИГИ, - института горючих ископаемых в Москве. Бутилкаучук не имеет каких-либо уникальных свойств, он отличается разве что высокой газо- и влагонепроницаемостью, его производственная база невелика, - всего один завод.
Сотрудники ИГИ по техническому требованию Н.М.Голубева модифицировали промышленный бутилкаучук и сделали из него отличное, почти универсальное связующее для ТРТ. Правда, топливо на этой модификации бутилкаучука получалось довольно вязкое, типа крутого теста, и формовать заряды из него можно было только литьем под давлением, методом достаточно сложным.
Я не участвовал ни в одной из этих работ, лаборатория М.А.Кутикова разрабатывала твердые ракетные топлива для вспомогательных двигателей ракет, - они назывались то газогенерирующими, то низкотемпературными, то медленногорящими. Направление это в спецхимии быстро развивалось, и я видел здесь немалую перспективу для себя. Конечно, больше всего мне хотелось разрабатывать высокоэнергетические ТРТ для маршевых ступеней крупных ракет, но в тех лабораториях все места уже были заняты.
Примерно после года моей работы в НИИ наш директор созвал НТС, научно-технический совет. Повестка дня: выбор основного варианта ТРТ для 8К98. Совету предстоял нелегкий выбор. Уже подошли сроки для такого выбора и для начала отработки промышленной технологии изготовлении зарядов. Ошибка в выборе исключала наш НИИ из числа исполнителей важнейшей в стране оборонной работы, которая сулила коллективу НИИ огромные материальные блага для развития, награды и огромный авторитет. Если наше ТРТ окажется хуже, чем у других НИИ, то нам предстоит вялое прозябание в течение долгого времени и сдержанное отношение высокого руководства в будущем. Ну, а о нервном напряжении трех начальников конкурирующих лабораторий и говорить нечего.
Первым докладывал Серафим Колесников. Его лаборатория разработала очень хорошее топливо. Энергетически характеристики этого топлива превосходили требования, заданные ТЗ, - техническим заданием. Промышленной базы у его активных связующих пока не было, но два академических и один отраслевой химический институт ждали только команды, чтобы такую базу создать. Топливо имело повышенную чувствительность к механическим воздействиям и могло оказаться чересчур опасным в производстве, но на то мы спецхимики, чтобы усмирять рвущуюся на свободу химическую энергию наших материалов. Главным недостатком топлива на активных мономерах была его высокомодульность, как называли тогда жесткость, можно даже сказать, хрупкость. Но для варианта вкладного заряда этот недостаток не играл главной роли. Серафим закончил доклад, ответил на все вопросы и со сдержанной улыбкой потенциального победителя сел на место.
Пока аудитория негромко обменивалась мнениями, сотрудники Н.М.Поляничко развесили свои плакаты , и начался второй доклад. Пожилой, на наш взгляд, Поляничко уже внешне заметно уступал молодому и энергичному Колесникову. Видимо, чувствуя преимущества Колесникова, он говорил каким-то скрипучим, сварливым голосом, и мы «болели» не за него. Но его «двухосновное» топливо представляло большой интерес. Я сам в реферативных журналах очень много читал о таких топливах США, Англии и Японии.
По энергетическим характеристикам топливо Поляничко соответствовало требования ТЗ, но тоже отличалось повышенным модулем и высокой чувствительностью. Кроме того, как все составы на нитроэфирах, оно имело низкую химическую стойкость, - об этом писали и наши зарубежные «коллеги». Зато оно недосягаемо превосходило топливо Колесникова по сырьевой и производственной базе. Собственно, вся существующая мощная пороховая промышленность страны готова поставлять нам сырье и промышленные технологические установки. К концу доклада явные оппоненты Поляничко притихли, они поняли, что двухосновное топливо имеет весьма серьезные шансы на победу.
Доклад М.Н.Голубева особых эмоций у аудитории не вызвал. Топливо на бутилкаучуке показалось многим «сереньким». По энергетическим характеристикам оно не только сильно уступало первым двум ТРТ, но даже немного не дотягивало до требований ТЗ. Оно имело высокую вязкость и для его переработки требовалась новая технология, которой еще не имели наши заводы. «Слабым местом» казался и бутилкаучук, его производил в небольших количествах всего один завод СК. Но в отличие от топлив Колесникова и Поляничко ТРТ на бутилкаучуке имело низкий модуль упругости, то есть, проявляло эластичность. И еще это ТРТ отличалось низкой чувствительностью к внешним воздействиям.
- По нему можно бить молотком, - несколько раз повторял Голубев.
После докладов начались дебаты. Я, как лицо незаинтересованное, спокойно слушал горячие выступления наших ученых мужей и юнцов, и быстро понял, что шансы у всех трех лабораторий практически равны. Но все же топливо на бутилкаучуке вызывало больше критики своей «серостью». Оппоненты Голубева особенно напирали на низкую энергетику и на высокую вязкость этого ТРТ.
Большинство склонялось к мнению, что крупногабаритные заряды ТРТ можно и нужно готовить только методами, которые не предусматривают механического воздействия на топливную массу. В родственных НИИ наши коллеги почти все предпочитали свободное литье. Метод «набухания», выбранный Поляничко, тоже исключал опасные воздействия на массу при изготовлении зарядов.
- Это сумасшедствие, - горячился Орест Михайлусов, самый старый сотрудник лаборатории Поляничко, – Воздействовать на высокоэнергетический материал давлением в двадцать, а то и в сорок атмосфер, - это же верная авария. Тут недалеко до обвинений во вредительстве!
В аудитории послышались сочувствующие голоса. Михайлусов был арестован в 39-м году как японский шпион, отсидел 10 лет от звонка до звонка в ОТБ НКВД. Но на воле он долго не задержался. В том же 49-м году его дело пересмотрели, и бедолагу-пороховика снова отправили за колючую проволоку, - уже на лесоповал. Окончательно вышел он на волю только в 56-м. Единственный положительный момент в его жизни за эти семнадцать лет состоял в том, что после окончательной реабилитации он женился на женщине, которая в чине лейтенанта внутренних войск охраняла его в неволе. Сейчас эта женщина работала в нашем НИИ начальницей испытательного стенда. Оба супруга пользовались всеобщим уважением.
Заместитель директора НИИ по науке Г.В.Сакович выступил, как всегда, с продуманной, прекрасно аргументированной речью. Он не отдавал предпочтения ни одному из представленных вариантов ТРТ, подробно перечислил преимущества и недостатки каждого. Он вскользь выразил сожаление, что не видит здесь ничего принципиально нового. При этих словах аудитория понимающе зашушукалась.
Совсем недавно Сакович решил внести свой личный вклад в разработку перспективных ТРТ, дал команду Колесникову выделить ему, Саковичу, опытного специалиста для проверки некоего принципиально нового варианта. Колесников выделил Саковичу опытного старшего инженера Никитина, а через несколько дней Никитин погиб мучительной смертью. Он работал над принципиально новым составом Саковича под тягой в лабораторной комнате, состав взорвался у него в руках, ударная волна пришлась Никитину прямо в живот… Не знаю как, но этот несчастный случай обошелся без организационных последствий, о нем вскоре забыли. Больше Сакович не пытался внести личный вклад в спецхимию, но время от времени упрекал сотрудников в отсутствии у них широты взглядов и научной смелости.
Сейчас он не отдавал прямого предпочтении ни одному из рассмотренных ТРТ, но все поняли, что ему больше нравится состав Колесникова на активных связующих, как новаторский, а состав на бутилкаучуке он считает наименее перспективным, рутинным.
В защиту ТРТ на бутилкаучуке выступили представитель ИГИ профессор Лосев и главный инженер завода СК. Естественно, они энергично и аргументировано расхваливали свое детище.
Заседание совета продолжалось почти весь день, - ведь решался вопрос принципиальнейший для НИИ. Все это время наш директор хранил молчание. Он лишь изредка задавал короткие вопросы выступающим, после чего снова погружался в глубокое раздумье. Я понимал его. Мы молодые, за короткое время успели проникнуться уважением к нему, зотя и сочувствовали пожилому человеку, который всю жизнь проработал на заводе и о прикладной науке имел слабое представление. А сегодня он должен принять решение, от которого зависела не только судьба НИИ, но и его собственная.
Яков Федорович Савченко пришел в наш НИИ с поста директора крупного завода, который производил взрывчатые вещества и снаряжал ими боеприпасы. На заводе произошла крупная авария с человеческими жертвами. Савченко всю вину взял на себя. Его освободили от должности директора завода, но с учетом немалых заслуг позволили ветерану отрасли реабилитировать себя. Его направили директором в наш недавно созданный НИИ. Видимо, высокое руководство намеревалось временно отложить решение судьбы «штрафного» директора. Если он поставит НИИ на ноги, если молодой коллектив НИИ сумеет на равных с заслуженными предприятиями отрасли войти в число создателей 8К98, - тогда честь и слава директору. Ну, а если он не сумеет встать в ряды победителей, - пусть пеняет на себя.
Так рассуждали мы, молодые, когда речь заходила о Савченко. Возможно, на самом деле все складывалось совершенно иначе, но нам нравилась эта версия с большим налетом романтики.
Сегодня после всех высказываний Савченко молча поднялся со своего председательского места, подошел к развешанным на стене плакатам и долго молча разглядывал их. Он стоял спиной к нам, но было видно, что он мучительно раздумывает. В зале стояла абсолютная тишина, все понимали, что наступил исторический для НИИ момент.
Обычно на научно-техническом совете вносилось несколько предложений, как на любом собрании, окончательное решение принималось по результатам голосования. И сейчас мы ждали, что Савченко обратится к совету с обычным вопросом, вроде того, какие будут предложения, товарищи. И нам придется голосовать за будущую судьбу НИИ. Но молчание Савченко тянулось уже несколько минут, а он все разглядывал плакаты и стоял спиной к залу.
Но вот он повернулся к нам лицом. Но директорском лице не отражалось никаких эмоций, никаких сомнений и колебаний. И мы услышали спокойный, твердый голос:
- Будем делать бутилкаучук.
Забегая вперед, скажу, что эти три слова Савченко со временем вывели наш НИИ в число самых передовых, а сам Савченко к концу жизни стал дважды Героем Социалистического труда. Но тогда мы ничего этого не предвидели. Лично я вздохнул с облегчением: директор освободил нас от нелегкого выбора, он сам принял решение.
Это решение директора, триумфальное для Голубева, стало и началом его конца. Нет, нет, его лаборатория выполнила свою нелегкую задачу, из ТРТ на бутилкаучуке в конечном результате заводы отрасли готовили заряды для всех трех ступеней 8К98, наш НИИ сразу прославился и победил в конкурентной борьбе остальные заслуженные коллективы спецхимиков. Сам М.Н.Голубев стал Лауреатом Государственной премии. Но освоение производства зарядов для всех трех ступеней на серийных спецхимических заводах прошло уже без него.
Я тогда многого по молодости не понимал и равнодушно воспринимал то, что заслуженного начальника лаборатории на моих глазах буквально задвигали в тень. Мне казалось, что Голубев по старческому недомыслию сам не понимает, всей важности того, что делает его лаборатория, и что делается с ним самим.
А после исторического НТС самолюбивый Г.В.Сакович посчитал себя оскорбленным и униженным. Оскорбителем же и унизителем он считал Голубева, который со своим бутилкаучуковым ТРТ поставил его в обидное положение не только перед членами НТС, но и перед большим количеством представителей других НИИ и организаций, которые присутствовали на заседании.
Его самолюбие сильно страдало оттого, что и директор, и большинство членов НТС не прислушались к его словам, а отдали предпочтение самому «рутинному» варианту ТРТ, который представил какой-то Голубев. Он даже длительное время не принимал всерьез работу лаборатории Голубева, смотрел на нее как-то отстраненно. Лишь когда пошла всерьез отработка технологии изготовления огромных зарядов на опытном производстве НИИ, он понял, что может остаться в стороне от главного направления НИИ. Этого допустить Сакович никак не мог и активно стал наверстывать упущенное, но по-прежнему относился к Голубеву весьма прохладно.
Видимо, именно тогда он решил расправиться с удачливым Голубевым, а заодно со всеми остальными «взрослыми» начальниками подразделений, подчиненными ему. Подавляющее большинство сотрудников НИИ составляла зеленая молодежь, молодые специалисты. Но начальниками лабораторий и отделов работали приглашенные со стороны научные сотрудники со стажем, вроде Голубева и Поляничко. Как-то само собой получилось, что эти опытные специалисты относились к молодому заместителю директора Саковичу без должного уважения, считали его гордецом и выскочкой, даже пытались поучать. А Саковичу необходимо было стать лидером в подчиненных ему подразделениях, а со временем – и во всем НИИ.
В этом неблагородном деле он нашел себе энергичного помощника в лице ближайшего сотрудника Голубева, одного из руководителей групп лаборатории. Назовем этого человека Борисом. Сакович увидел, что он может в интригах против Голубева превосходно использовать Бориса, играя на его честолюбии, и не ошибся в своих предположениях. Не знаю, с подачи ли Саковича или по собственной инициативе, но Борис с удовольствием принял предложенную ему роль. Голубев оказался, выражаясь «по-футбольному», в жесткой «коробочке»: сверху на него давил Сакович, а снизу Саковичу подыгрывал ближайший помощник Голубева Борис.
Никакого заговора против Голубева, конечно, не было. Просто Саковичу нужно было утверждать своё лидерство, и в этом ему мешали «старые» начальники лабораторий, и в первую очередь, успешный Голубев. А молодой Борис стремился поскорее выбиться в начальники, в чем ему, конечно, мешал прежде всего Голубев, и их стремления просто совпали в цели и направленности. Я прекрасно узнал Саковича за долгие годы тесного сотрудничества и не допускаю мысли, что он мог «проколоться» заговором с молодым Борисом. Зачем ему попадать в моральную зависимость от честолюбивого молодого, Бориса, с которым ему придется работать долгие годы? Нет, Сакович всегда действовал очень осторожно и преимущественно чужими руками, и в этом случае он добился своего этими «византийскими» методами. За несколько лет ему удалось с помощью молодых честолюбцев, увы, и меня в том числе, избавиться от всех «старых» начальников подразделений и расставить на их места своих молодых союзников.
Первой его жертвой стал Голубев. Он сам во многом содействовал своему падению. После своей победы на историческом НТС ему, конечно же, надо было активизироваться, и закрепить свой успех. Но он, к сожалению, успокоился на достигнутом. Как-никак, а он разменял шестой десяток, и частые командировки из Сибири в «Европу» интенсивными видами транспорта стали ему не по силам. Почти все организационные вопросы по лаборатории он передоверил честолюбивому Борису. Молодой и энергичный Борис с удовольствием постоянно ездил в командировки: в министерство, в ИГИ, на завод СК, в академические институты, в родственные спецхимические НИИ. Он от лица НИИ согласовывал всевозможные протоколы, план-графики, прочие документы, искал и находил контрагентов для решения всевозможных научно-технических вопросов. В этих поездках он никогда не забывал подчеркнуть свою ведущую роль в разработке ТРТ на бутилкаучуке и вообще в своем НИИ, а попутно – ненавязчиво и вежливо посожалеть о пассивности своего начальника Голубева.
Борис любезно взял на себя участие во всех совещаниях по разработке зарядов для 8К98 в самом НИИ. С особым удовольствием он представлял свою лабораторию, когда в НИИ приезжали с инспекционными целями высокие руководители из Москвы. Курирование разработкой зарядов для 9К98 вел заместитель министра В.Н Раевский, и когда он приезжал в НИИ, Борис старался побольше попадаться ему на глаза. По собственной инициативе он взял на себя труд записывать в свой блокнот все, что говорилось и решалось на этих совещаниях, и не раз его слово по этим записям решало споры между участниками совещаний. Постепенно Раевский привык к этой его пунктуальности, и не раз бывало, когда он вдруг прерывал очередного докладчика и спрашивал:
- А где тот молодой человек, который все так точно записывает?
Капля камень точит. Постепенно забывалось, что начальник лаборатории – все-таки Голубев, большинство специалистов НИИ и даже командированных стали считать Бориса главным специалистом по ТРТ на бутилкаучуке. И хотя в лаборатории еще работал ее начальник Голубев, работали, кроме Бориса, другие руководители групп, без которых работа не шла бы так успешно, но как-то получалось, что все научно-технические и организационные нити подобрал к своим рукам Борис.
Наконец, НИИ закончил отработку зарядов для первой и второй ступеней РТ-2. Началось освоение технологии их изготовления на заводах отрасли. Основная роль теперь перешла к технологам. И тут Сакович решил осуществить свой план «освобождения» от «старых» начальников лабораторий. Он пригласил к себе в кабинет двух молодых начальников лабораторий: Вадима Сальского и меня. Вадим руководил лабораторией бронирования и звщитно-крепящих составов, и таким образом, имел непосредственное отношение к внедрению технологии на заводы. Я же теперь руководил лабораторией низкотемпературных ТРТ для вспомогательных движков. Мой бывший начальник Кутиков разочаровался в науке и вернулся на БХК, передав лабораторию мне. Мне удалось успешно и быстро выполнить несколько небольших работ, а заодно защитить кандидатскую диссертацию. Сакович счёл мои успехи достаточными для использования меня в своих замыслах.
И вот он доверительно заявил нам с Сальским, что прежняя структура крупных самостоятельных рецептурно-технологических лабораторий устарели и мешает дальнейшему развитию НИИ. Он полагал, что теперь надо ликвидировать эти лаборатории и вместо них создать два крупных специализированных отдела: рецептурный и технологический. Кроме того, он заявил, что все «старые» начальники лабораторий – «утомленные люди» и не могут в полную меру работать, и что надо на их новые места поставить энергичную молодежь. Начальником технологов Сакович предлагал поставить Сальского, а на рецептурный отдел – меня.
Если бы я был опытнее или просто умнее, я бы отказался от участия в этой авантюре. Ни в одном родственном НИИ разработчики рецептур организационно не отделялись от технологов, и сама жизнь потом показала не рациональность такой структуры, которую предложил Сакович. Но я был молод, самоуверен, меня увлекла мысль, что такие корифеи, как Голубев, Поляничко, Колесников,а вместе с ними и молодой Борис окажутся в моем подчинении, и я без особых раздумий согласился. НТС большинством голосов одобрил эту структуру, и директор издал соответствующий приказ. В рецептурном отделе начальником лаборатории разработки ТРТ на бутилкаучуке стал молодой Борис, а «утомленный» Голубев получил под свое начало небольшую лабораторию перспективных разработок.
Так основного разработчика ТРТ на бутилкаучуке полностью отстранили от его детища, все дальнейшие работы с таким ТРТ теперь будут идти без него. Но Сакович еще не считал свои намерения относительно Голубева выполненными. Голубев мешал ему, как нежелательный и даже опасный свидетель. ТРТ на бутилкаучуке успешно внедрялось в промышленность, наш молодой НИИ в творческом соревновании победил другие спецхимические НИИ, имеющие большой научный и практический опыт, впереди виделись крупные награды и большое научное признание. А Сакович на глазах Голубева долго не мог или не хотел объективно оценить перспективность ТРТ на бутилкаучуке и даже всячески препятствовал его продвижению. Для Саковича стало жизненно необходимым совсем убрать Голубева из НИИ, а в идеале - вообще из спецхимии.
Голубев тоже не захотел мириться с такой несправедливостью. Через полтора года заводы освоили производство зарядов для РТ-2 и прошло награждение участников разработки. Не знаю, какие разгорались при этом дебаты, но Голубев вместе с молодым Борисом и Саковичем получил Государственную премию. Ходили слухи, что в списках на Госпремию Голубева оставили только по твердому требованию Я.Ф.Савченко.
Вскоре после этого Михаил Николаевич ушел из НИИ, он по конкурсу занял место заведующего кафедрой местного филиала краевого политехнического института. Наши дороги разошлись. А еще года через три он вдруг позвонил мне и пригласил к себе на квартиру по поводу «небольшого торжества». Он принял меня весьма торжественно, предложил немного подождать прихода молодого Бориса, но не слишком огорчился, когда тот не пришел. «Небольшое торжество» заключалось в том, что он собирался в ближайшие дни навсегда уезжать в Среднюю Азию, кажется, в Ташкент, где он по конкурсу прошел на должность завкафедрой крупного ВУЗа. Мы провели отличный вечер вдвоем.
Мы пили редкие для СССР напитки, слушали записи арий из замечательных русских опер и много говорили о жизни. Я впервые узнал, что несколько лет назад у него умерла от рака жена, - сейчас ее портрет маслом висел на стене. Он доверительно сообщил мне, что год назад женился на своей студентке, пятикурснице его кафедры. Такие саязи в ВУЗах категорически не поощрялись, но Голубеву за его заслуги и свежее вдовство это деяние оставили без организационных последствий. Сейчас его молодая жена ушла к своим родителям, чтобы не смущать нас. Михаил Николаевич дал мне множество дельных советов по работе и жизни.
Это была наша последняя встреча, больше мне неизвестно абсолютно ничего о его жизни.
Пример Михаила Николаевича Голубева наглядно показывает, что в нашем обществе талантливый изобретатель не имеет ни малейшего веса, если у него нет связей с сильными мира сего. Хорошо еще, что Я.Ф.Савченко настоял на присуждении ему Государственной премии. Не то «отец» лучшего в СССР и первого в стране ТРТ для межконтинентальных баллистических ракет вообще остался бы неизвестным для страны и полностью исчез бы из истории спецхимии.