1. Отрочество. Казахстан. Соколовка

Ирина Фихтнер
   ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ОТРОЧЕСТВО. СОКОЛОВКА.

                -1-

       В апреле 1949 года мне исполнилось 11 лет. Первый раз на Пасху пошла я с самыми бедными детьми побираться, т.е. просить милостыню, на центральную усадьбу Соколовского совхоза. Находился этот посёлок в семи километрах от нашей первой фермы. Многие его жители обосновались в тех краях со дня образования совхоза и на ногах стояли крепко. Часть из них работала на руководящих постах или в конторе. Я до сих пор помню тех людей. В 60-х годах всех старых жителей военных и послевоенных лет переселили в новый посёлок городского типа, в новую центральную усадьбу совхоза, на 40 км дальше в степь. На старом месте нашли руду, стали её добывать и рядом началось строительство нового города Рудного.

       А тогда летом 1949 года мы несколько раз ходили к этим "зажиточным людям" и просили у них продукты. Они делились с нами всем, что сами имели, в свою очередь, мы были им очень благодарны. С нетерпеливым ожиданием встречали меня члены нашей маленькой семьи, и я была счастлива, что смогла доставить им эту радость - принести что-то покушать. И разве это не чудо, что тот гадкий утёнок, каким была я летом 1949 года, через несколько лет превратится в хорошенькую девушку 16-ти лет. Она будет работать там у них в центральной столовой официанткой, её полюбят люди, парни и девушки. И среди них будут те, к которым я ходила просить милостыню. К ним в контору я каждый вечер после смены ходила сдавать деньги, те, что накапливались за проданные завтраки, обеды и ужины. Но меня никто не узнал, я это точно определила. Я так боялась, стыдилась, а напрасно.

       Летом 1949 года после окончания школы, во время каникул, вся детвора пошла работать - пропалывать поля посевов от сорняков. При хорошей погоде всё росло очень быстро, особенно полынь и осот. Этот сорняк врастал в почву так, что не хватало наших силёнок, особенно моих, выдернуть его из земли. Осот исколет руки так, что слёзы от боли выступают. Во время перерыва наша руководительница разрешала выдёргивать с ещё  нераспаханного поля, рядом с посевами, сладкий корень. Его в то время было очень много, а позже в 70-х, 80-х годах он исчез. Сладкий корень вытаскивать из земли несложно. Корни его не вглубь уходят, а разветвляются в верхнем слое почвы. Мы его за веточки осторожно над поверхностью тянем, все длинные корни и выходят. Специальными "стёклышками" отцарапываем налипшую землю, остаётся чистый корень, который мы и жуём. Питались мы и тёмно-фиолетовыми цветочками, которые рвали вместе со стеблями, складывали в кучки и высасывали из них сладкий сок. Чуть-чуть утолялся наш постоянный голод. В жаркую погоду водовоз привозил воду на быках. Напьёмся воды, заполним свои пустые желудки и вперёд, на прополку до вечера. Все дети - босиком. За день так накалывало травой ступни, что порезы и ранки не успевали заживать за ночь, а кожа на руках трескалась от колючих сорняков.

      По живости характера я всегда легко знакомилась и сходилась с людьми, дружба с которыми иногда продолжалась всю жизнь. В детстве эта черта проявлялась особенно сильно. В ту пору у меня появились три близкие подруги: Миля, Маруся и Дуся. Первые две - на год младше меня, а Дуся - на год старше. Миля работала со своей мамой у телят. Маруся в поле пока не ходила, так как у неё был отец. Его отпустили из трудармии по состоянию здоровья. Он сапожничал дома, эта работа пользовалась спросом. Клиенты расплачивались большей частью продуктами. У Дуси тоже был папа, значит и у неё отпадала необходимость полоть сорняки. Рядом жила ещё одна девочка, державшаяся возле нас и иногда помогавшая мне. Вечером после совхозного поля я ходила к состоятельным людям полоть от сорняков их собственные огороды. В основном, от травы берёзки, которая сплошным ковром заволакивала поверхность хорошо разрыхлённой почвы. Лида, так звали эту девочку, летом нигде не работала, её папа занимал должность бухгалтера в конторе. Вечерами, когда у нас появлялось свободное время, мы играли все вместе. Различия между нами никто не делал, нам даже в голову не приходило кому-то завидовать или кого-то ненавидеть. Несмотря на тяжёлое голодное время души и сердца у многих детей оставались незамутнёнными. Нас тянуло друг к другу, поговорить, посмеяться, побегать. С двумя из бывших подруг я до сих пор поддерживаю отношения уже в Германии.

       Моя мама договаривалась с какой-нибудь женщиной, с женой бригадира, кладовщика или зоотехника. Таких семей в посёлке насчитывалось немного. Они в то время имели большие огороды, которые обрабатывали дети и их матери из бедных неполных семей. Сами хозяйки свои огороды не пололи и на работу не ходили. С нами рассчитывались продуктами: молоком или обратом, творогом, картошкой или мукой. Я не просила своих подружек мне помогать, никому из них не говорила, где я сегодня собираюсь пропалывать огород, одна буду или с мамой. Девочки как-то узнавали, договаривались, и одна из них приходила мне помогать. Управимся с работой уже перед закатом солнца и тогда все вместе бежим за озеро поливать из копанки (вырытой ямы с водой) свои огородчики. Там мы в первый раз посадили сами овощи и картошку.

      Брат Федя шёл к Мирте на свинарник, помогал ей выгонять свиней на пастбище. Он научился к тому времени неплохо бегать и стал для сестры хорошим помощником. После сильного дождя, когда в поле пропалывать сорняки невозможно из-за сырости, я тоже иду к Мирте пасти жирных свиней с их поросятами. Как же трудно удерживать стадо, чтобы оно не разбежалось. Специально для них привозили кислое молоко (простоквашу) в небольших алюминиевых бочках. Пригоним мы свиней с поля, разгоним по их станкам-клеткам. Каждая свинья, а затем и поросята, знали свою клетку. Как и в прошлом году, после такого трудного марша мы считали вправе вознаградить себя распаренной свиной ячменной кашей и простоквашей. Утоляли жажду и голод, этот вечный спутник нашей послевоенной жизни. Преследовал он нас постоянно, днём и ночью не было покоя от тянущей противной боли в животе. После сделанной работы сами себя покормим едой, предназначенной для свиней, и идём домой. Продолжалось так несколько лет. Другой жизни мы не знали и уже не представляли себе.

      В августе 1949 года, как и год назад, начал поспевать на огородах паслён - лучшее лакомство для нас и источник витаминов! На нашем огородчике за озером всё было ухожено, мы сами вырастили свои овощи. Чувствовали радость и гордость за свою работу! В июле мы с мамой приносили домой и делили поровну редисочку, огурчики, помидорчики. Наросло не так много, ведь почвы не чернозёмные, как на Украине, а песчаные. Картошку мама уже не подкапывала, как в 1947 году в Васильевке. Тянули до осени, чтобы собрать полноценный урожай.

                -2-

      Подошла ко времени и осенняя страда - пора уборки зерновых. На первой ферме работал всего один комбайн. Взрослые косили хлеб вручную, косами и серпами. А мы, детвора, отправляемся опять в поле, собираем в сумки, что нам выделили, колоски. Досталось же мне тогда! Босиком по стерне, а она такая колючая! Всё лето мы ходили только босиком. Во что же превратились наши ноги к осени! У меня появились трещинки на пятках, стерня так больно их колола. Не у каждого были эти трещинки, а я оказалась одной из таких несчастных. Вверху на коже ног - цыпки, ранки тоже трескаются, сочится кровь. Вечером я распаривала ноги в горячей воде. Мама брала золу из печки, заполняла мешочек и опускала в воду. Вода от этого становилась помягче, мыло в нашем доме считалось роскошью. Я и мама мазали ноги солидолом, а позже сметаной. Мирта и Федя тоже ходили босиком, но у них кожа не лопалась.
 
      Мирта за хорошую работу иногда получала выходной. Вот и в этот раз перед школой, в конце лета, выдался у неё свободный день. Мы решили сходить в Васильевку и навестить бабушку Лиду, Федю Кутник, тётю Олю с детьми. Хотелось увидеть и своих подружек прошлых времён. Кроме того, мама поручила нам зайти в магазин и купить всё необходимое для хозяйства: спички, соль, керосин. О сахаре в то время и не думали. У нас в маленьком посёлке магазина не было, поэтому мы обрадовались такой возможности купить и обувь на осень для всех четверых. Нам в совхозе платили небольшие деньги, чего не полагалось в колхозе. Мы все четверо в это лето работали, смогли немного подкопить. Меня мама отпросила с работы. Вот и побывали мы с Миртой в магазине, приобрели нужные товары. Даже спичкам рады! Это означало, что вечером и утром не нужно будет ходить за жаром к соседям. У них топятся печки, хозяйка кинет тебе в ведро жар из печки, и ты бежишь с этим ведром домой разжигать солому, камыш, бурьян, то, что на данный момент имеешь. Ложишь жар аккуратно вниз топлива и дуешь, чтобы разгорелось. Через короткое время становится тепло, уютно в комнатке, мама приготовит покушать, нагреет воду, зимой добытую из снега...

      Возвращаюсь к нашему путешествию. Мы вышли за наше село, быстро прошли одно поле и оказались в солнечном царстве. Кругом росли подсолнухи, их шляпки  сгибались под тяжестью созревших семечек. Кое-где они уже осыпались. Мы так обрадовались этому неожиданному подарку, свалившемуся на нас. Потихоньку, стараясь, чтобы нас никто не заметил, мы отломали одну шляпку от ствола, сняли с головы свои платки и нашелушили семечек, сколько вместилось. Решили, что это от нас подарок бабушке Лиде Кутник и тёте Оле. Как и в первое своё посещение, мы сначала пошли к бабушке, а потом все вместе с подарком к тёте Оле. Печально было видеть её, такую постаревшую, с потухшими глазами и ввалившимися щеками. Сынишка Ваня тоже еле держался на ногах. Как они всё это время выживали, непонятно. Другой сын тёти Оли, Федя, домой приходил редко, так и ходил по сёлам, побирался, подрабатывал где мог. Где он спал? Как жил? Бабушке Лиде с сыном Федей становилось полегче. Феде исполнилось 19 лет, он так и работал трактористом. Осенью после уборки на трудодни начисляли зерно, которое мололи на муку. Благодаря этому, они смогли и тёте Оле помогать выживать.

     Проведав наших близких людей, мы пошли к моей подружке Зое Трофимовой. Бабушка нам рассказала, что у них не всё ладно. Я думала, что Зоин отец дома, пошла к ней в надежде, что увижу дядю Лёню, побуду рядом с чужим счастьем, представлю на мгновение, что это мой отец рядом. Подошли мы к их дому, вокруг всё ухожено, во дворе новая калитка, подправлен забор. Вышла к нам Зоя и сразу принялась плакать. Сквозь рыдания и слёзы мы еле могли разобрать, что она говорит: "Нет больше нашего доброго папки, он в тюрьме!" Рассказала нам, как он туда попал. Из-за сильной головной боли после ранения и контузии на тракторе он больше не смог работать (а там больше всего платили трудодней). Послали его на колхозный ток отрабатывать зерно. Работая ночью, он набрал немного в сумку зерна, разволновался и стал громко икать. Странная у него появилась икота после ранения. Этим себя и выдал. Председатель Попов, «Волкодав», был где-то поблизости, делал объезд на лошади верхом и услышал. Сам же вызвал милицию и дядю Лёшу увезли в тюрьму в Кустанай. Случилось это незадолго до нашего посещения. Посидели мы с Зоей на заваленке, поплакали каждая о своём отце. Зоя рассказала, что мама днём и ночью убивается, все дети боятся теперь и за неё. Вместе с бабушкой Лидой мы погоревали о дяде Лёне, но с надеждой, что из тюрьмы-то он вернётся, ведь не на войну забрали. Но прошли годы, тюрьма поглотила его навеки. А ведь дядя Лёня жалел и нас, немецких полусирот, он сердцем чувствовал, как мы тоскуем по своему отцу. Посетили мы и других бабушкиных соседей, где жила ещё одна моя подружка - Валя Коржова. Мы надеялись, что Валин папа или старший брат придут из госпиталя или из Германии, но нет, Валя с братом Ваней выросли без отца, как и мы. К нам все наши отцы приходят только во сне.

      Домой возвращались вечером. Шли, как всегда, босиком, хотя в сумке несли новые, купленные ботинки. У поля с подсолнухами сели передохнуть. Не теряя даром времени, нашелушили семечек и себе в платочки. Домой вернулись уже в темноте, так и планировали. Мы ведь ходили в другой посёлок без разрешения коменданта. Дома нас ждало радостное оживление и минутка заслуженного счастья. Обувь подошла всем. Как и предполагалось, она была чуть больше положенного размера. Мама с Федей обрадовались семечкам, спичкам, соли. В эту ночь мы заснули счастливые и спали спокойно и крепко. Нас не волновало, что постель наша твёрдая и лежать нам тесно. Главное, что мы вместе и мама рядом с нами. Здоровье мамы к тому времени наладилось. Донимали нас временами вши, клопы и блохи. Мы, как могли, вели борьбу с этими кровососущими насекомыми. Керосином смазывали кровать, керосином натирали головы, полынью отгоняли блох.

                -3-

      Скоро я с мамой приступила к дежурству на току. Машин в ту пору не было, на быках отвозить зерно с полей не успевали. Чтобы выйти из затруднительного положения, решили устроить ток в поле. Утрамбовали место на земле и на него ссыпали зерно. На току также стояла ручная молотилка, в ней вымолачивали зерно из снопов. Туда-то мы и ходили дежурить, охраняли зерно от воров. Добирались в поле пешком или нас довозили на быках. Ночью похолодало. Чтобы согреться, мы с мамой натаскивали солому поближе к току и закапывались в неё. Сначала мы боялись, что пропустим какого-нибудь вора, но никто ни разу не пришёл и не потревожил нас. В то голодное время воровали не так явно, как впоследствии. Законы были очень суровые, никто не хотел попасть в тюрьму. Объезчик верхом приезжал к таким точкам, как наша, проверял, как мы дежурим, разговаривал с нами.

     В те ночи мама много рассказывала о довоеннном времени, о наших родных, которых мы и не знали. Любила вспоминать о заготовках, которые делали «дома», восхищалась - какие росли на Украине фрукты, арбузы, дыни. Обязательно упомянет отца, поведает, как он ездил за рыбой на Азовское море, как потом эту рыбу солили, сушили. С грустью и тоской, со слезами на глазах ещё и ещё раз говорила о нашей Родине, селе Гоффенталь, о голоде 1930-1933 годов.

     Какая страшная судьба уготована была моей матери, да и всем женщинам того времени. Где у них только брались силы противостоять новым ударам, работать не покладая рук, почти без сна, и растить одним, без мужей, своих детей. Когда я уже засыпала, она мне говорила: "Ты поспи, а я потом тебя разбужу и тоже посплю". А сама ходила вокруг тока, смотрела, не подошла ли какая-нибудь заблудившаяся корова или лошадь к зерну. "Потом я посплю" - такого не было. Мама часто делала обход, потом лежала или сидела со своими мыслями и страхами. В голове постоянно билось: "Не дай Бог, я усну". Всякие проверяющие ездили, могло случится так, что назавтра ты окажешься в Кустанайской тюрьме. Позже мы получили большой тяжёлый кусок брезента. Во время дождя мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, устроив брезент в виде крыши. К счастью, в эту осень стояла хорошая, сухая погода, короткие дожди случались нечасто.

      В сентябре опять началась учёба в школе. У мамы, как и раньше, добавилась работа по уборке и отоплению школьного помещения. Закончились наши дежурства в поле на току, переместившись в овчарню. Всё повторилось, как и в прошлом  году. Я по-прежнему ходила с мамой по ночам, поддерживала её, как могла. Забиралась в укромное местечко в овчарне, где удавалось немного поспать. В случае надобности, когда мама услышит скребущихся на крыше волков, и начинает бить в свой «колокол», я тоже хватаю ведро, стучу в него и кричу. На улице дежурили сторожа с ружьями, волкам попадало и от них. Бывало, что ночью на свет появлялись маленькие барашки, мама управлялась и с ними.

      В то тяжёлое время я очень сильно полюбила читать. Были бы хоть какие-нибудь книжки в деревне, я могла бы их читать и при свете фонаря. Этой осенью нам выдали старенькие учебники «Родная речь», каждый ученик получил книгу в своё пользование. Я брала её с собой на дежурство и с удовольствием учила стихи наизусть. До сих пор помню некоторые из них.

http://www.proza.ru/2015/07/01/532