Одноклассники и соседи в один голос твердили фразы типа: «Ничем таким особенным Маша не отличалась. Хорошая девочка, воспитанная, всегда здоровалась. Играла в обычные игры. Увлечения!? Трудно сказать. Должно быть, умело скрывала свои истинные увлечения. Приговор справедливый. Если бы мы могли знать, что она способна на такое, то давно поставили бы в известность школьный «Совет по толерантности».
«Какой ужас. Эта мерзавка дружила с нашей девочкой. Инна, Инночка иди сюда, здесь телевидение. Увидите, какая у нас красивая воспитанница. Машка, просто извращенка, если не захотела влюбиться в такое чудо, а выбрала какого-то урода. Президент номер два у нас слишком добрый, будь моя воля, я бы таких на костре сжигала. Инночка, ну хватит прихорашиваться, товарищи уже собирают аппаратуру. Да иди же, здесь только мужчины. Минуточку господа, я вас очень прошу! Снимите нашу девочку. Ахнете, какое чудо растёт. За это вам расскажу очень занимательную историю. Что значит неправда? Чистая правда. Вот вам крест!».
Репортёры рыскали без устали по школам, домам, спортивным комплексам. Отметились во всех местах, где бывали регулярно или посещали хотя бы раз знаменитые преступники, которых какой-то остряк окрестил «антигерои нашего времени». Приходилось выслушивать самые невероятные небылицы. Ведь после озвученного приговора суда ребята лишились конституционного иммунитета и на их голову полились потоки, водопады, цунами грязи. Любой материал снимался и записывался в полном объёме. Легче всего работалось газетчикам и радиожурналистам, при всём откровенном цинизме акулы пера в какой-то степени оставались обычными людьми и с трудом могли сохранять беспристрастное выражение лица. На этот счёт в радиоэфире проще, можно и поржать во время рекламной паузы, если бред, который они несли, был совсем отвязным. В корпорации «Эхо толерантности» расширили штат.
Васнецов пребывал в некотором замешательстве, с каждым днём беспокойство усиливалось. Впервые интерес учёного начал меркнуть перед громадной ответственностью, возложенной на него самим президентом номер два. Повышенное внимание к собственной персоне уже не радовало. Он просыпался по ночам в липком поту с единственной мыслью: «Жанна, любопытно, что она напишет сегодня в своём доносе». Никогда не страдавший чувством сентиментальности, профессор стал всё чаще углубляться в воспоминания.
С раннего детства за Васнецовым закрепилась репутация индивидуалиста, в личном деле мальчика так и значилось, что характер уравновешенный, но скрытный. В то знойное лето его в очередной раз перевели в другой пансионат, воспитатели, таким образом, проявляли заботу. Им казалось, что смена коллектива пойдёт ребёнку на пользу, и он обретёт друзей или хотя бы одного друга. Но Вадим почему-то был уверен в неискренности такой опеки. От неудобного воспитанника просто спешили избавиться. Мальчик научился самостоятельно придумывать себе занятия и, в конце концов, привык извлекать выгоду из ситуации. В отличие от других детей, ему доставалось больше свободы.
Высокий мужчина атлетического сложения вырос перед ним из кустов неожиданно, Васнецов даже испугался, но незнакомец поспешил его успокоить, назвав по имени:
- Вадим, здравствуй, сынок! Ты меня не помнишь!? А я твой папа.
Мальчик привык, что чаще всего к нему обращаются по фамилии, но имя своё он всё же знал. В руках у него был сачок для ловли бабочек и насекомых, иногда охотился и за лягушками. Васнецов уже тогда знал, какой области науки отдаст предпочтение. Постоял в нерешительности, обдумывая, стоит ли идти на контакт с незнакомцем. Вид у мужчины был довольно уставший, даже замученный, и, пошарив в кармане, Вадим протянул ему булочку с джемом.
- Спасибо, спасибо, сынок! Я действительно очень проголодался, хорошо бы ещё водички.
- Дядя, вы скрываетесь от полиции?
- Да. Очень хотелось тебя увидеть. За мной гонятся, инспекторы уже рядом. Я твой папа. Запомни сынок. Твой отец. Когда к власти пришли два президента, мы с мамой не прошли испытание на детекторе лжи и попали в списки неблагонадёжных. «Общество свободных людей» приговорило нас к изоляции. Детей в таком случае содержат отдельно от родителей. По сути, отнимают. Мы ничего не могли сделать.
- Возьмите, это витаминный коктейль. Нас здесь хорошо кормят, еда самая здоровая, чтобы дети правильно развивались.
- А почему ты один? У тебя нет друзей?
- Есть. Собачий биоробот Том, но его нельзя выносить за пределы комнаты. Это моя личная собака, воспитатели говорят, что всё личное должно храниться в комнате, чтобы не провоцировать других мальчиков на желание отнять. И самое главное у меня есть два президента, это мои самые близкие друзья. Наши президенты самые добрые и справедливые люди, они ведут борьбу за мир во всём мире. Когда я вырасту, я тоже стану одним из президентов.
- Бедный мальчик.
Мужчина смахнул слезу, взял Вадима на руки и поцеловал, при этом всё повторял: «Бедный мальчик. Что же делать? Бедный мой мальчик».
- Я совсем не бедный. У меня открыт личный счет, как и у других воспитанников. Когда придёт время поступать в университет, набежит кругленькая сумма. Можете не волноваться. А недавно наши президенты открыли новую территорию возможностей. Там жили заговорщики против толерантности и демократии. У них даже дети умели воевать, но наши солдаты всех уничтожили. Президенты сказали, что эта спецоперация принесёт стране сотни миллионов. И мой личный счёт значительно вырастет.
- Боже мой, как же я виноват перед тобой. Кто бы мог подумать тогда, что впереди нас ждёт катастрофа. Мир казался таким предсказуемым и стабильным. Мы гордились своей страной и нашей конституцией. Толерантность лежала в основе отношений между людьми. Как мило всё начиналось. Знал, всё знал, но не чувствовал опасности. Гейпарады казались нормальным достижением демократии. Некоторые мои друзья в шутку принимали в них участие. Пили пиво, смотрели видео и веселились. Господи, какие же мы были дураки. Наивные дураки. Причём здесь демократия!? Демос – народ, кратос – власть. Какое это имеет отношение к сексуальным фантазиям незначительной части общества. Гордиться можно достижениями в области искусства, науки, техники, спорта, наконец. Разве чья-то сексуальная жизнь вообще повод для демонстрации? Прости меня, прости меня, мой мальчик. Мне пора, я не могу взять тебя с собой, у меня нет будущего. Прощай, но знай, мы с мамой очень тебя любим. К сожалению, я ничего не знаю о её судьбе. Чуть не забыл, вот держи. Спрячь и никому не показывай, это мамин браслет. Всё что осталось на память о другой жизни. На листочке адрес нашего дома. Так на всякий случай, будет возможность, съезди. Меня зовут Иван, а твою маму Мария.
Прошло без малого шестьдесят лет, а память хранит запах и вкус слёз, которые остались после поцелуев незнакомого человека на его щеках. Во взгляде мужчины сквозила такая неизбывная нежность, больше ни один человек на свете не смотрел на него такими глазами. Профессору не хватало научного опыта, чтобы дать точное определение непонятному химическому процессу. Он не мог знать, что такое родительская любовь и забота. Осталось чувство глубокой печали, когда высокий человек, смахивая слёзы, уходил прочь, спотыкаясь и сутулясь.
Вечером, делая отчёт о прошедшем дне, о незнакомце благоразумно не упомянул. И всё же было очень грустно, но грустить в пансионате не положено, потому что в такой стране детям живётся весело. Грустные дети очень огорчают президентов, а президентов огорчать нельзя, за это можно получить самое строгое дисциплинарное взыскание.
Васнецов поднялся с постели и, стараясь не шуметь, прошёл в кабинет. Немного постоял возле прозрачной стены. Подопытные спали, соприкасаясь кончиками пальцев. Теперь они могли находиться только на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Общественный совет по толерантности внёс ограничения, и осужденным заменили гибкую цепь стальным прутом, во избежание близких контактов.
Наблюдения Васнецова внимательнейшим образом изучались на всех заседаниях Академии толерантности. Учёных поставили в тупик некоторые факты. Природа противоестественной любви двух особей противоположного пола, как и прежде, находилась вне зоны понимания. Президенты лично курировали научный эксперимент, и академики сильно нервничали, боясь обвинений в некомпетентности. А вслед за этим последует неминуемая чистка, и тогда прощай вкусная еда, шикарные виллы, дорогие курорты и рестораны. На чёрный день у каждого из академиков имелась папочка с досье на коллегу или соседа. Легче было бы шпионить за родственниками, но атавизм в виде семьи почти утратил свое значение. В критической ситуации умело собранная информация могла сохранить жизнь.
Продолжение возможно.