Он был одним из тех, кто тысячами проходят мимо нас, но он остановился и как-то странно посмотрел в нашу сторону, и я подумал, что у него, возможно, какое-то дело к нам. Он был похож на немолодого Бродского. Это так показалось мне, потому что я видел такого Бродского когда-то по телевизору, а кого он напоминал или не напоминал моим товарищам, я не знаю, но мы тоже смотрели на него и напряженно молчали. А напряжение возникло потому, что на нас, бомжей, никто не обращает особого внимания, а если кто-то и обратит, то это не к добру… Наши лица и шеи были темны от летнего солнца, и мы почти все были трезвы, кроме двух или трех человек, у которых всегда сохранялся остаточный хмель, даже если они не пили с неделю. Но никто из нас не то что с неделю, а и дня без выпивки не мог прожить. И сегодня все мы, десять мужчин и две женщины, не могли с утра набрать денег даже на одну бутылку самого дешевого вина, но все равно верили, что выпьем, хотя и не знали, как это произойдет и где. Ни во что другое не верили, а в это верили, и мне кажется, что если во что-то веришь, то так и будет, а иначе какой смысл быть верующим…
Мужчина, похожий на Бродского, подошел к нам и несколько развязно, видимо от неуверенности в себе, сказал:
- Ну что, ополченцы, выпьем? Я угощаю… И, как это водится у нас, поговорим по душам… Ну как?
Мы переглянулись и равнодушно пожали плечами. Возможно, он думал, что мы начнем подпрыгивать от восторга, но мы, наученные жизнью, как дворовые собаки, не у каждого с рук возьмем. Он немного постоял, а потом пошел в магазин, справедливо считая, что когда у него в руках окажется что-то существенное, то и общение наладится как-то само собой. Пока его не было, один из наших, по кличке Кощей, спросил:
- О чем он хочет с нами говорить? Да еще по душам…
- А тебе не все равно? - пробасил другой, по кличке Отвес.
- Не все равно, - не унимался Кощей. – Может это поп, которого выгнали из церкви за пьянство, и он пришел по наши пропащие души… А я бы с попом выпил, может, там зачтется…
Все засмеялись.
- Я, кажется, узнала его, - вдруг хрипловатым голосом сказала одна из женщин по кличке Мартышка. - Он у нас что-то преподавал в школе, правда, не помню что. Он учитель. А меня не признал, потому что я стала слишком взрослой.
- Значит, учитель, - сказал Кощей. – Думаю, не надо обижать хорошего человека, с хорошим человеком и выпить не грех…
Когда учитель вышел из магазина с двумя увесистыми пакетами, то все мы без лишних слов пошли за ним. Шли молча, и через некоторое время я понял, что он ведет нас к реке. Мы все знали, что в городе нет лучшего места для выпивки, чем на берегу реки, поэтому немного оживились и стали вполголоса переговариваться.
У реки он раздал нам пластиковые стаканчики и вывалил закуску прямо на траву, и многие брали: кто конфету, кто пирожок, кто яблоко… Я ничего не взял из этого, а сел на землю, прислонившись к березе. И другие тоже стали усаживаться, кто куда, а учитель стал ходить и наливать нам красное крепленое и когда обошел всех, то налил и себе тоже. Он поднял стаканчик с вином и сказал:
- Я пью за вас, а вы за меня, аминь…
Мы переглянулись и выпили. Как мне показалось, тост всем понравился, но несколько смутило последнее слово. Учитель выпил одним махом, облизнулся и заговорил:
- Хочу говорить с вами, не призывая вас любить и быть любимыми, потому что в вас меньше всего нахожу человеческое, я бы сказал, слишком человеческое… но все действительное разумно…
Тут учитель прервался, потому что Кощей поднял руку с пустым стаканом, показывая этим, что хочет что-то сказать.
- Вы что-то хотите добавить или возразить? – спросил учитель Кощея.
- А можно еще немного вина, а то моя душа не может врубиться… - сказал Кощей, и все загудели.
- Ну, конечно, конечно, дорогие мои, - засуетился учитель и стал разливать вино, и все стали тут же пить, не дожидаясь тоста.
Выпил и я и стал смотреть на реку, а когда учитель, опрокинув в себя второй стаканчик вина, заговорил снова, то я слышал уже только его «бу-бу-бу», и мне захотелось уснуть. Но прежде чем уснуть, я посмотрел почему-то на небо, потом закрыл глаза и уснул…
Когда я проснулся, то увидел, что моих товарищей рядом нет, а учитель моет ноги в реке. Мне стало неудобно, что я все проспал, и, может быть, поэтому я снял сандалии, закатал по колено штаны, зашел в воду, встал рядом с учителем и тоже начал мыть себе ноги.
Учитель посмотрел на меня по-доброму, и мне стало еще совестней, и я сказал:
- Простите, учитель, что заснул, и часа не мог быть бодрствующим...
- Ты назвал меня Учителем, - задумчиво проговорил он. – Странно, за почти тридцать три года работы учителем ко мне ни разу никто не обратился так: «Учитель». А спал ты как невинное дитя…
Мы вышли на сушу, и мне захотелось поговорить с Учителем по душам о чем-нибудь, все равно о чем, лишь бы ему было приятно, но я не решался ему это предложить, потому что видел, что он пребывает в глубочайшей задумчивости. Потом он изрек, как мне показалось, самому себе:
- Зачем бросать зерна на дорогу под ноги? Их затопчут… А там, где их не затопчут, никто не ходит.
Он отошел от меня на несколько шагов, нахмурился и сказал:
- Вера в бога – это самое великое лукавство, избавляющее нас от лукавств мелких и ничтожных…
Учитель убил присосавшегося к его лысине комара, посмотрел на кровь, размазанную по его ладони, и продолжил:
- Но не это главное. Бог нужен для того, чтобы во имя его послать всех и вся к черту, а потом и его туда же. Путь к свободе - это путь отречения…
Мне было странно это слышать, и я, ужасно волнуясь, сказал:
- От вас, Учитель, я никогда не отрекусь.
- Не отречешься? – усмехнулся Учитель. - Тогда поцелуй меня…
Я подошел и поцеловал Учителя в небритую щеку…
- Это с кем ты там целуешься, подлец? – услышал я резкий женский голос и вздрогнул.
Я оглянулся и увидел, что к нам стремительно приближается крупная немолодая женщина, выскочившая, видимо, из кустов. Я отскочил от Учителя, а она, подбежав к нему, изо всех сил ударила его ладонью как раз по тому месту, куда я его поцеловал. Учитель повалился на колени. Она повернулась ко мне и прокричала:
- Так это ты с ним пьешь?
Я испуганно замотал головой. Где-то вдали залаяла собака. Она опять ударила его рукой по лицу и снова обратилась ко мне:
- Ты, негодяй, пил с ним? Как я вас всех, пьяниц, ненавижу!
Я пожал плечами и опять замотал головой.
Она ударила Учителя еще два раза, а потом подошла ко мне и прошипела:
- Где и когда вы скорешились? Отвечай!
- Да я вообще его не знаю, просто шел мимо… - отвечал я.
И тут я увидел, что Учитель, стоя на коленях, смотрит прямо на меня. Я взял в руку свои сандалии и побрел босиком прочь. Где-то вновь залаяла собака.
2015