Автор - Lagertha Уинник
Название - A.D.
Объем – 5,6 тыс. зн.
````````````````
Когда я ухожу от мужчины, он всегда потом, много позже, просит никогда больше не беспокоить его.
Нет, не так.
Сначала он очень долго беспокоит меня. Но я режу по живому. Хотя мне хочется оставить этого мужчину рядом, не в качестве мужчины. Но я режу.
Потому что - так надо. Так по-честному.
Проходит время. Сначала мужчина забывает мои глаза – это легче всего. Потому что не видит. Потом – лицо. Перед ним всегда сотни других лиц. Они мелькают со скоростью слова – «да». Кстати, моё «да» тоже достаточно быстро забывается.
Потому что голос – это не вербальная память.
Я в это время много курю и вспоминаю его слова, сказанные мне в последнюю нашу встречу. Здесь всё зависит от того, где и как это происходило. Чаще – на улице. Там легко слиться с толпой и потом долго прятать мокрые глаза. Там, вообще, легче.
Потому что толпа – это не он.
Потом проходит ещё немного времени, и он начинает забывать моё тело. Иногда он даже чувствует моё тепло на своих ладонях.
Потому что кожа всегда помнит другого.
Я в это время стараюсь забыть его последние слова в мой адрес и много курю.
А потом, когда только пальцы остаются способными помнить, он забывает мои руки и…
просит больше никогда его не беспокоить.
Потому что - боится. Боится вспомнить.
Я, понимая, что в очередной раз делаю больно, прошу у него о двух вещах: прощения и чтобы он забрал назад слова, сказанные мне в спину. Он молчит.
Потому что боится.
Если заговорит – всё начнётся с начала.
Сначала он вспомнит мои пальцы на себе. Потом – плечи. Потом он начнёт хватать ртом воздух. Потому что, вспоминая запах моих волос, станет задыхаться. Потом он вспомнит моё – «да», улыбку и скрещенные руками колени. Вспомнит.
Потому что, когда он гладил мои волосы - я чувствовала себя защищённой, а он – нужным.
Поэтому, когда я ухожу от мужчины, он всегда потом, много позже, просит никогда больше не беспокоить его.
Так было всегда.
Раньше.
А потом.
Я увидела тебя сразу. Ты пил кофе.
За небольшим столом кафетерия театра N ты сидел в окружении нескольких студентов. Я смотрела, хотя никогда не была настолько смелой, чтобы не отводить глаз, когда видела мужчину.
А потом случилось «мы». Очень быстро.
Нет, не так.
Сначала ты рассказывал мне обо мне.
Долго.
Я курила ментоловые папироски в длинном мундштуке и поправляла безупречную белую Turnbull & Asser. Её *регент* всё время пытался сползти по плечу вниз. Ты - небрежно бросал лёд в бокал с водой и говорил.
Говорил, что нежность – это когда я одна. Говорил, что моя спина – это серебряный век. Потом ты всегда фотографировал её в длинной нити жемчуга.
Каждый раз.
Когда уходил.
И на ней прибавлялось по одной жемчужине.
Это - как иллюзия того, что тебя не существует.
Даже если ты снимешь запонки – ты уйдешь не в последний раз. Но тебе мало не вернуться. И жажда твоя — птицей о стекло ~убийца!убийца!убийца! ~
закрой окно в это чертово небо! И перестань отражать его в своих руках.
А ты – один, перебирая мысли мои, странные и медленные, как у собаки - помнишь? Я написала рассказ про маленькую девочку. Ты говорил: – вот тут – нежно, а всё остальное – пустое. А я ответила, что это я сон вспомнила. Помнишь, каким был твой ответ? Ты сказал – тогда тебе лучше вспоминать, а не писать.
Бесполезная сигарета. Разве что, лицо твое скрывает.
Анестезия тебя - моё похмелье - от душных комнат окружать мир, которого нет, и потемневшие страницы – как зарубки на стенах ~ раздватри~ – понемногу уходит. Несломанным голосом о позавчерашних снах рассказываю, рассказываю, рассказываю… там, где не я среди тигров в клетке, а нежность спины на старых качелях с потрескавшейся голубой краской .
Но твои мысли, разбросанные по полу, вперемешку с моими платьями и panier, всегда пахли страхом – потерять нас, даже когда "мы" рядом. Ты записывал всё, что видел на мне – от корсетов до ярко-алого цвета помады. И снова говорил: - Тонкая –
Или: - как же, ну, как же я по тебе соскучился!
Или - что мои нити жемчуга – отражение твоего вдоха на моей шее.
А раньше ты завязывал шёлк на своей и говорил:
- Тебе, как всякой молодой женщине, хочется быть голой. Но… в жемчуге.
Но это не твои слова, Сологуба слова. Ты думал, я не читала ничего, кроме раннего Лимонова? И когда я входила в белые двери твоего «храма любви» - ~каждый раз~ - ты говорил: сегодня будет скандал.
И наливал мне коньяк, а потом выключал свет – стоило мне только приложить тёплое стекло к своим губам.
И ты – сказочник, бродил между мной и моей тенью. И никак не мог выбрать одну из нас. Меня тебе было много, а моей тени – той, что ты вытащил из меня – мало. Ты копировал нас в стихах и вычёркивал из прозы. Мы висели в твоём кабинете – на стенах, прибитые гвоздями за плечи. И руки твои, мастерски одевая нас в наготу стыдливого несознания – уставали и запутывались в наших распущенных волосах.
А совсем за полночь ты оставлял одну. Меня. И читал вслух Хлебникова.
Я слушала, не перебивая, и курила.
Потом ты просил меня петь. И я пела.
Тихо.
Твою любимую “La Mer”.
Ты говорил, что зажечь камни – это из чёрного сделать белое. И что моя буржуазность когда-нибудь спасёт меня. От тебя. Я одумаюсь и уйду.
А я курила. И вышивала твою букву.
Ты забирался руками в мои волосы и говорил, что они пахнут дымом с острова. И любить в клетке – это когда ухожу я.
... и ты, такой идеальный, сильный и большой – боялся.
Боялся, что где бы мы не оказались, - в Москве, Петербурге или Париже - нас всегда будет трое. И каждый раз ты будешь создавать меня заново. А я тебя – нет. Потому что ты – Мастер, ты больше Бога. Ты – идеален.
А сейчас ты уходишь каждый раз, когда хочу уйти я.
Поэтому я никогда не уйду.
А ты – никогда не будешь вспоминать.
~~~~~~
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215062801029