Птицы

Они сидели за cтолом, семь женщин примерно одного возраста, пятидесяти лет или около того, ели, пили, и говорили о всякой всячине: о погоде, о закусках, о мужьях, о работе. Они работали вместе в хирургическом отделении местной больницы, одна из них была врачом, а остальные работали медсестрами, секретаршами, делопроизводителями. Одной из женщин, Анне, исполнилось на этой неделе пятьдесят лет, и они были приглашены после работы к ней домой, чтобы принести свои поздравления и пообщаться в неофициальной нерабочей обстановке. 
 
  Женщина-врач говорила по-шведски с мягким славянским акцентом, она была русской, но в тяжелые годы перестройки эмигрировала в Швецию, все же остальные были шведками. Разговор, который переходил с одного незначительного предмета на другой и никого из них особенно не занимал, внезапно перешел в другое русло. Они заговорили о своем сотруднике, враче, который несколько месяцев назад скоропостижно скончался. Эта тема волновала их всех не только потому, что разговор о смерти всегда серьезен, но и потому, что этот мужчина-врач был сильной и яркой личностью, был полон жизни и вдруг так внезапно и мгновенно ушел из жизни. Он пришел домой с работы, прилег отдохнуть и... и больше никогда не встал, умер. Это было трудно понять им, хотя прошло со времени этого события уже полгода. Они говорили тихо и лица у всех были невеселыми.

  И тут одна из шведок, Кристина, обвела всех задумчивым взглядом и сказала:
«Трудно говорить о смерти и особенно о смерти своих близких. Год назад умер мой папа, он был хорошим и теплым человеком и смерть его я переживала очень тяжело. Надо сказать, что мой папа был во многом человеком неординарным. Он был намного старше мамы, понимал, что он должен умереть первым и говорил при надлежащих обстоятельствах, что после смерти он не хочет лежать в ряду на кладбище, как в строю. Он любил природу и его желанием было быть похороненным отдельно ото всех, на берегу моря, просто под грудой камней. Так мы и сделали, когда он умер. Но я не могу забыть того, что случилось примерно через месяц после его смерти. Я была одна в доме, сидела в кухне, все мои мысли были о папе и мне было очень тяжело. Я пыталась отвлечься, отходила к плите, что-то готовила, но слезы застилали глаза, мне его так сильно не хватало. И вдруг в открытое окно влетела птица и села на подоконник. Она совсем не боялась меня, она сидела и смотрела на меня, а я на нее. И мне вдруг стало совершенно ясно, что это мой папа посылает мне весть, что эта птица- небесный посланник из другого мира. Это мой папа хочет утешить и поддержать меня, и сказать, что его душа есть и всегда будет рядом со мной. Вы может быть думаете, что я странная, глупая, но я верю в это...».

  После этого рассказа некоторое время все молчали и думали: « И правда, какие странные суеверия. Какая душа? Какие птицы? Как странно слышать все это от образованной женщины и в наш современный, супертехногенный, компьютерный век.»

 Но русская женщина-врач слушала этот рассказ, как зачарованная. Она тоже вначале молчала, и казалось не решалась что-либо сказать, но потом тихо и медленно заговорила: «Ты, Кристина, подтвердила то, о чем я думаю уже давно. Я тоже думаю, что птицы- это особые создания, это посланницы между небом и землей. И не ты или я заметили это первыми. Люди чувствовали это задолго до нас. Почему согласно библии голубь был послан к деве Марии, чтобы сообщить весть о том, что ей предназначено зачать божьего сына? Почему в России смерть птицы, случайно залетевшей в дом, всегда считалась предвестием грядущего несчастья? Почему итальянские мафиози, ложили убитую птицу на порог дома своей жертвы, предупреждая о грядущей расправе? Разве не теми же мыслями навеяны слова известной советской песни: «Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых  не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей!»?

  Я хотела бы рассказать о двух событиях в моей жизни, которые заставили меня думать о том, что птицы- это существа особые, что они могут служить вестницами, посланницами, связующим звеном между нашим земным миром и миром небесным. Для меня говорить о мире небесном довольно странно, ведь я  родилась и выросла в Советском Союзе в атеистическом мировоззрении, то есть понятие о Боге и потустороннем мире были мне чужды. Но только до определенного времени...

  Первое событие произошло еще тогда, когда я жила в России или в Советском Союзе, как тогда называлась моя страна. У меня была бабушка, и не было на свете бабушки добрее, веселее, ласковее и трудолюбивее, чем моя бабушка Поля. Она любила всех и жила и трудилась денно и нощно ради нас всех и невозможно было не ответить ей той же любовью. Самые светлые воспоминания моего детства, как и детства всех ее детей и внуков связаны с милой бабушкой. Я помню мою бабушку всегда в работе и всегда ласково и шутливо что-либо приговаривающей. Бабушка умерла в 95 лет и на третий день после ее смерти собрались все ее дети и внуки, чтобы  проводить ее в последний путь. Я стояла у гроба, смотрела на милое мертвое бабушкино лицо, плакала и все время возвращалась мыслями к своей беспокойной, непутевой жизни. Незадолго до этого рассталась я с человеком, которого страстно любила и вернулась к мужу, с которым нас уже давно ничего не связывало. Жизнь опустела и все казалось бессмысленным. Я устала от бесплодной борьбы страстей и мечтала только об одном- родить ребеночка и посвятить мою жизнь ему. Мне было уже тридцать восемь лет и мои попытки забеременеть ни к чему не приводили. Я смотрела на родное бабушкино лицо и шептала про себя: "Милая, хорошая, помоги мне!!!" Я вернулась в Ленинград и обнаружила, что я была беременна. Эта беременность была совершенно необыкновенной, я расцвела и впервые в жизни стала чувствовать себя стопроцентной женщиной, страстной, смелой, чувственной, жизнь заиграла всеми красками. Я почувствовала себя сильной и опять потянулась к тому, кого я любила и... мы опять сошли с ума вдвоем. Он меня не узнавал, я шла навстречу всем его желаниям. Я стала страстнее и чувственнее, чем он, я стала сильнее его, как женщина. А потом он обнаружил, что я жду ребенка и принудил меня сделать аборт ведь это был не его ребенок. Я долго сопротивлялась, но в конце концов сделала, как он хотел, я сделала аборт в большом уже сроке.

И после этого я стала болеть и за 2-3 месяца превратилась из страстной Кармен в больную развалину. Врачи сказали, что детей у меня уже скорее всего никогда не будет. Все потеряло смысл... Я была больна и не могла больше иметь детей... я не могла простить человека, который заставил меня отказаться от моего ребенка и превратил меня в инвалида. Я пожертвовала жизнью своего еше не родившегося ребенка и своим здоровьем ради любви и эта жертва оказалась слишком большой. Я рассталась с ним, с моей любовью, я существовала сегодняшним днем и ни о чем уже больше не мечтала.

Прошло два с половиной года. Я приехала отдохнуть в родные места моей бабушки и пришла на ее могилку, чтобы полить цветы и рассказать ей о нашей жизни. Я мысленно разговаривала с бабушкой и просила ее быть нашим ангелом-хранителем. Я ничего не говорила о моем затаенном желании- зачать и родить сына, эту надежду я глубоко похоронила в моем сердце, я знала, что это невозможно. Но вдруг к надгробному камню подлетел и сел на него голубь. Он сидел на бабушкиной могиле и смотрел на меня, это было так странно, он смотрел на меня и никуда не собирался улетать. А я смотрела на него, и вдруг, в какой-то момент, меня пронзила мысль, что этот голубь, который так странно сидит и смотрит на меня, это не просто голубь, это вестник от моей бабушки, и он хочет сообщить мне что-то важное. То, что мне хотел сообщить голубь узнала я вскоре по возвращении  домой. Я была беременна и носила сына. Это было чудо! Это было против наших земных правил, это не сходилось с врачебными заключениями и это было почти что непорочное зачатие. Я уже говорила, что была разочарована в любви и мои отношения с мужем в это время были крайне редкими. Но случилось то, что случилось, я, бесплодная, по словам врачей, и живущая в странном браке, который можно охарактеризовать словами, "одиночество вдвоем", вынашивала теперь сына, и не было женщины счастливее меня. И я уверена, что это моя милая бабушка сделала мне этот подарок, а голубь на могиле был знак, весть о том, что было решено на небесах. И через положенный срок родился мой сын, мой Сереженька, необыкновенно красивый, удивительный мальчик, которому недавно исполнилось шестнадцать лет. Это была первая история, когда птица, голубь, предсказала радостное невероятное событие в моей жизни и я в это верю.»

 Женщина врач остановилась, обвела своих притихших сотрудниц просветленным взглядом и продолжала свой рассказ: «Следующая история, которая подтвердила мои мысли о птицах, как о существах необыкновенных, произошла через семь лет. В тяжелые годы перестройки встретился на моем пути швед Томми, я вышла за него замуж и уехала с Сережей и младшей дочкой Дашей в Швецию. В начале наших отношений казался Томми добрым и веселым, но уже тогда жестко указал границы, которые было нельзя переступать в обращении с ним. Он не терпел возражений или мнений, которые были отличными от его взглядов на вещи. И если мы часто страдали от его перемены настроений в первый год, когда он еще любил меня, то все стало значительно хуже позднее, когда любовь его стала ослабевать и начались наши экономические трудности. Надо сказать, что Томми в молодости был хиппи и у него никогда не было постоянной работы. Я тоже не могла работать тогда, ведь я не знала шведского языка, да и мой врачебный диплом был в Швеции недействителен. Единственным нашим доходом была пенсия его отца, да еще его случайные заработки. Я старалась экономить на всем, и свести наши затраты к минимуму. Это меня не особенно угнетало, я привыкла себе во многом отказывать, и главное для меня была вера и надежда на нашу счастливую семейную жизнь.

Но внезапно умер его отец, и в нашей семье начался экономический кризис. Томми нервничал, денег не было, чтобы оплатить счета, чтобы похоронить отца, и банк грозился за долги продать наш дом и все имущество. Он стал все чаще замыкаться в себе, раздражаться, мы стали уже не радостью, а, вероятно, обузой. Я чувствовала угрозу, нависшую над нами, но я не знала, что делать и пыталась смягчить его всеми возможными способами, готовила, накрывала, прибирала, развлекала. Те границы, которые ставил Томми в начале наших отношения перемещались все дальше и у нас уже не было никаких прав, мы боялись его безгранично, боялись есть и спать в его присутствии и, почти что, боялись дышать.

Но как обычно настало рождество, а через две недели и день рождения Томми. Всю ночь я и детишки готовили ему подарки и пекли праздничный торт. Помню, мой маленький Сереженька помогал мне и все время говорил: «Наш папа – лучше всех!». В понедельник были мы все дома, и каждый из нас занимался чем-то своим. Было тихо. Я была на кухне и готовила еду, а муж мой сидел, как обычно, у компьютера. Вдруг раздался сильный грохот, что-то с силой ударилось о стену дома, с такой силой, что дом, казалось, закачался. Томми, в ярости выскочил из своей комнаты, думая, что это опять дети что-то разбили. Но в доме все было спокойно. Когда же мы вышли из дома, то увидели, что прекрасная большая птица, фазан, с пышным хвостом, который переливался всеми цветами радуги, лежала мертвая под нашим окном. Был зимний, но ясный и солнечный день. У меня в комнате на подоконнике цвели цветы и райская птица полетела из зимы в лето, и... разбилась. Я была опечалена, встревожена, и просила мужа похоронить птицу, но он запретил мне это делать, он взял птицу за хвост и выкинул ее в лес. А на следующий день умерла и наша семья, пришел конец всему, что мы строили, во что верили, ради чего жили в течение трех лет. И я думаю,что прекрасная птица, которая разбилась у нашего дома, была предвестницей того ужасного несчастья, которое произошло на следующий день.

  На следующий день был вторник, Томми опять не работал, чувствовал себя простуженным, лежал в постели и смотрел телевизор. Я приготовила еду, накрыла на стол и побежала в спальню, чтобы пригласить его к ужину. Детишки уже сидели у стола, Сережа сидел, как всегда, напротив меня, а четырехлетняя Дашенька сидела на своем высоком стульчике рядом со мной. Вошел Томми, мрачный, как все последнее время, сел и с раздражением начал выговаривать мне, за то, что я неправильно положила вилку и нож у его тарелки. Я боялась отвечать что-либо, понимая, что он ищет повод для скандала. Но он все равно его нашел: «Ах, ты не хочешь со мной разговаривать?!». И тут он вскочил и стал хватать тарелки со стола и кидать их на пол. Мы тоже вскочили и выбежали из-за стола, мы были страшно испуганы, мы понимали, что начинает происходить что-то страшное.

Я побежала к выходной двери, надеясь успеть выскочить из дома. Томми нагнал меня у выхода из кухни и стал бить меня по лицу, по голове. Потом он меня, наверное, отпустил, потому что я успела выбежать в коридор. Он, вероятно вернулся в кухню, чтобы схватить нож. Схватил он по ошибке вместо ножа вилку или сделал он это сознательно, чтобы не убить меня, этого я не знаю. Он догнал меня в коридоре, повалил и начал душить. Руками он сдавливал мое горло, а потом я почувствовала, как что-то вонзилось мне в спину и кровь потекла по спине. Я слышала все время Сережин крик: «Прости нас папа! Папа не бей маму! Пожалуйста, папа!». Я помню, что я думала: «Боже мой, ведь он меня убивает! Неужели это конец? Что случится с детишками? Боже мой, и нет никакого спасения! Нет никакого выхода, это конец!». Все было, как в кошмарном сне, и я не помню, как случилось, что я оказалась в гостиной. Он опять меня бил, а рядом все время плакал Сережа и стремился прикрыть меня своими ручонками от ударов, потом полетел на пол торшер, потом он схватил за шейку маленькую Дашеньку и кинул ее в кухню. В конце концов я и детишки оказались на диване, Сережа сидел рядом со мной и держал свои ручонки над моей головой, чтобы защитить меня от побоев. Томми сидел в кресле напротив нас и кричал, какая я грязная свинья и как он взял меня из моей грязной страны. И если мы осмелимся рассказать кому-либо о том, что произошло сегодня, то место мне и моим детям будет только одно- под землей! Потом он приказал нам уйти в детскую комнату и закрыл дверь.

Я совсем потеряла рассудок от страха и ужаса и стала шептать детишкам, что мы должны попытаться выпрыгнуть из окна, ведь здесь он неминуемо убьет нас, мы получили лишь маленькую передышку. Детишки не решались, окно было высоко, на втором этаже, но мне казалось, что надо немедленно бежать, прыгать, пусть мы разобьемся, переломаем руки и ноги, но оставаться здесь рядом с ним нельзя, это была бы верная смерть. Мы не знали, что делать, и тут Сережа захотел в туалет. Он выглянул из комнаты и попросил у Томми разрешения выйти. Вернувшись, он зашептал мне: «Мама, иди в туалет, там ты сможешь выпрыгнуть через окно, там не так высоко!». Я вышла из детской комнаты, Томми настороженно посмотрел, но не остановил меня. Я вошла в туалет, трясущимися руками заперла дверь и открыла окно. Мне посчастливилось сделать это тихо и он ничего не услышал. Я выпрыгнула через окно и побежала к соседскому дому. Вокруг было темно и пусто. Я бежала полураздетая по снегу, в страхе, что он обнаружил мое исчезновение и сейчас схватит меня. Я позвонила в соседский дом и прошла, казалось, целая вечность, перед тем, как мне открыли дверь.

И после этого началась совсем другая история, с полицией, нашей длительной жизнью в приюте для избитых женщин, судом. Но наша семья после этого вечера перестала существовать. Томми я видела только несколько раз, на короткий момент и всегда в присутствии посторонних людей. При встречах он говорил, что он согласен на суд, на штраф, он отсидит свое, но главное, чтобы в будущем, мы опять были вместе. Он говорил, что я хорошая русская женщина и не хотел разводиться. Но это было уже невозможно, эту рану залечить было нельзя, мы ему не верили и его панически боялись. Мы стали жить одни, я начала работать врачом, и наши жизненные пути, когда-то так тесно переплетенные, разошлись навсегда в разные стороны. А предвестником всему была прекрасная птица, которая разбилась насмерть у нашего дома, в маленьком городке, в Швеции, и которую никто не похоронил...».

Русская женщина немного помолчала и добавила: «А знаете, вчера к моему дому опять прилетела птица, и села на тот гамак, на котором я обычно сижу. Эта птица была какая-то странная, непонятная, то ли голубь, то ли чайка. Размером с голубя, но серая, и с загнутым вниз клювом. Я сразу обратила внимание на эту необычную птицу. Она сидела долго-долго на гамаке, как приклеенная, почти не шевелясь, как изваянная из серого камня. Мне кажется, что это была птица-вестница, третья птица-вестница в моей жизни, но какую весть она принесла на этот раз? Как-то тревожно, ведь я уже в том возрасте, когда люди боятся телеграмм, боятся новых известий, когда они начинают страшиться будущего, которое уже не манит голубыми надеждами и воздушными замками, но пугает грядущими печалями.

После этих последних слов русская женщина замолчала. Все остальные тоже сидели и молчали, казалось боялись спугнуть тишину. Женщины смущенно переглядывались, они не знали, как реагировать на эту неожиданную исповедь. В Швеции не принято открывать душу перед кем бы то ни было, и в особенности перед людьми, с которыми ты связан официальными, рабочими отношениями. Шведки смотрели друг на друга и думали, что такая неожиданная откровенность, щедрость, с которой эта русская врач одарила их своими самыми затаенными переживаниями и мыслями, это может быть и есть выражение той самой русской души, о которой они слышали когда-то. А русская, казалось бы не заметив того впечатления, которое произвел ее рассказ, взяла свою тарелку, отошла к «шведскому столу» и положила на нее маленький бутерброд с черной крашеной шведской икрой, которая даже отдаленно не походила на русскую осетровую икру...