Откуда они взялись, эти лошади, запряженные в биндюгу? Вдруг, галопируя, вырвались на площадь перед заводской территорией, без возницы, осатанелые от свободы, выкатив шары глаз. И пронеслись с грохотом по асфальту, дробно расколотив вечернюю тишину. На биндюге сидел белобрысый ребенок, очумелый от гонки, а может, завороженный ею: он не кричал, не плакал – молча сидел и бессмысленно смотрел на меняющийся мир.
Лошади вломились, как к себе домой, в открытые, будто именно их ждали, заводские ворота; биндюга задела ступицей кирпичную стойку ворот, вздрогнула, и из нее выпал ребенок. Только тогда он обиженно заплакал. Лошади канули в глубине заводского двора…
«Не так ли и ты, Русь, <…> несешься? <...> Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа»(Н. Гоголь). Не в собственную ли конюшню? Да не забудь, что у тебя в биндюге сидит ребенок, ошалелый от лошадиной недолгой свободы, по оплошке дарованной пьяным возницей, засидевшимся в кабаке.
Эх, кони, кони!..