Санька потянулся, но вставать не хотелось, и он быстренько свернулся калачиком под одеялом. Где-то - а! на кухне – загремели кастрюли, ожило радио.
- Гимн, - со знанием дела пробормотал Санька. – В садике рассказывали.
Солнечные лучи пробивались сквозь тонкую занавеску, за окном угадывался цветущий куст жасмина.
Мама на работе, вот Саньку и привезли на недельку к бабушке. Не сидеть же летом ребенку в квартире.
Санька лежал на кровати, слегка покачиваясь на пружинах, и мечтал. Утро солнечное, день обещается быть теплым, значит можно поиграть под кустом жасмина – там хорошо помещается и гараж с машинками, и альбом с карандашами. А если бабушка еще и коврик даст, то и просто поваляться не плохо.
«Надо бы уже дойти до ванной,» - мелькнуло в Санькиной голове. Но пружины славно покачивались, и ясно представлялось какое-то морское путешествие, вставать и шлепать босыми ногами по еще холодному линолеуму не хотелось.
«Еще капельку полежу,» - успел подумать Санька и в тот же момент почувствовал под собой что-то теплое и мокрое.
Не успел.
Бабушка ничего Саньке не сказала, быстро вытащила матрас на балкон – сушиться.
На завтрак Санька ел блинчики. Тонкие, ажурные, замечательные блинчики. В чашку налили чай с необыкновенным ароматом мяты. Блинчики таяли во рту, жить было вкусно и весело.
- Ты чего это, Лексевна, матрас на балкон выставила? – раздался с улицы звонкий голос соседки.
- Да внучок приехал – обдудонился! – радостно прокричала со второго этажа бабушка.
Блинчик больше не глотался. Чай сразу стал жестким, запах мяты неприятно заколол ноздри.
Та-ак. Не плакать. Все кончено. На улицу выйти уже нельзя. Все всё знают. Остаётся только провалиться от стыда. Но внизу первый этаж. Зачем же она так? Она же – бабушка.
Гулять Санька не пошел – забился в кресло и, отгородившись от всех книжкой со сказками, старался не заплакать.
Вечером приехала мама и забрала Саньку домой.
Мама уходила на работу, а Санька оставался один и ждал. Через неделю она предложила:
- Может, поедешь к бабушке?
Санька – маленький, щупленький – поднял на маму полные слёз глаза и, выставив вперёд ручки, твёрдо сказал:
- Меня там не любю-ю-т!