Я рада, что у Андрея сейчас - очень хорошая девочка Соня, чем-то похожа на мою старшую дочь. Умненькая, интенсивная, симпатичная. Я сказала Андрею, что пора от беспорядочности встреч перейти к серьезным длительным отношениям. И все равно страх остался. "Ты думаешь, мне не предлагают наркотики на каждом шагу? Но я же отказываюсь", - сказал как-то Андрей. Он решил, что так он меня успокоил. Да что ж это за жизнь? Что ж это за страна, где на каждом шагу твоему ребенку предлагают наркотики?
Потом Андрей привел домой Соню. Девочка была очень бойкая, она рассказала мне о своей семье, о том, что с тринадцати лет работает с детьми в еврейских программах. Рассказала о том, что эти программы хорошо финансируются Израилем. Сказала, что Андрей рассказал ей о его еврейских корнях.
- Вы знаете, тетя Верочка, что еврейская родословная считается по женской линии. А, если так считать, то Андрей – чистокровный еврей, - засмеялась Соня.
- Да, действительно, эта еврейская веточка тянется к Андрею по женской линии, Но, Сонечка, у нас нет никаких документов о том, что моя прабабушка по материнской линии была еврейка. Так, осталась одна легенда. Возможно, эти документы уничтожил еще мой прадед. У казаков ведь не принято было жениться на еврейках. Так что наш Андрей по женской линии – чистокровный еврей, а по мужской – чистокровный казак, - посмеялась Вера.
- Документы нужны будут только тогда, когда он в Израиль соберется ехать. А здесь он может ходить на все наши мероприятия, и никому не нужны никакие документы. Отпустите его в наш еврейский лагерь! – попросила Соня, и стала рассказывать, что в течение целого месяца на Зеленом острове, который располагается на середине реки Дон, под надежной охраной будет функционировать молодежный еврейский лагерь, в задачу которого входит воссоздание жизни еврейского местечка конца девятнадцатого века.
- Боже мой! – воскликнула Вера. – Как интересно! Почему же наше казачество не сделает что-нибудь подобное?
- Мама, ты обалдела, где ж они возьмут такое финансирование?
- Андрей, Андрей, раньше были такие пионерские лагеря. И финансирование находили.
- Вы отпустите Андрея? Отпустите? Там все бесплатно! Целый месяц бесплатный отдых. Это же здорово! – тараторила Соня. – Я у них завхоз. Сейчас за нами заедет машина, и мы будем закупать продукты. А там я буду работать хозяйкой бара, безалкогольного, конечно. Алкоголя вообще там не будет. А Андрей может работать в моем баре. У нас будут игрушечные деньги. Но, чтобы заработать их, нужно работать по-настоящему, и покупки можно сделать на эти деньги настоящие.
- Что-то я давно не работал, - потянулся Андрей.
- А ничего там плохого не может случиться? – с сомнением спросила Вера.
- Да что Вы, тетечка Верочка, я знаю, о чем Вы подумали. Да кто ж нам такое позволит?!
- Ладно, посмотрим. – Вера решила, что Андрею сейчас лучше будет в этом еврейском лагере, чем скитаться по улицам, где на каждом шагу могут встретиться старые друзья.
Еще несколько дней они колготились. Закупали продукты. Для выполнения каких-то проектов им нужны были канцелярские товары. Это была целая эпопея, в которую Андрей и Соня ушли с головой.
Потом они уехали, и Вера, привыкшая за это время контролировать время сына по часам, потерялась. Она говорила себе, что все должно быть хорошо, но даже по ночам она просыпалась и лежала без сна.
Через неделю позвонила Соня.
- Все хорошо, я приехала в Ростов за продуктами. Андрей не смог, занят, - тараторила она, - Он работает на пяти работах. Стал самым богатым человеком лагеря. Ему очень нравится. Я звоню по сотовому, долго не могу.
«Господи! – думала Вера. – Мне все равно, кто ему поможет. Бабушка Сонечка! Спасибо тебе за то, что ты у нас была! Все говорили, что ты была так добра к чужим детям! – как будто молилась Вера. - Это ты спасаешь сейчас своего праправнука, моего Андрюшку!»
Они приехали загоревшие, счастливые.
- А у нас с Андреем в лагере была еврейская свадьба, - сообщила Соня. – Нас с Андреем сочетал по старому еврейскому обряду почти настоящий раввин. Он еще учится, для него это – тоже практика. Завтра смотрите по телевизору, все будут показывать, и нашу свадьбу тоже.
Вера посмеялась, и пошла на кухню. Она даже не знала, как ей отнестись к этому событию. На кухню пришел и Андрей. Он поцеловал Веру и сказал:
- Мама, я тебя очень, очень прошу. Можно Соня будет жить у нас? Тебе будет спокойнее. Мы теперь всюду будем с ней вместе. Никаких глупостей. Я для себя решил. Хватит экспериментов. Мы любим друг друга.
- Андрюшенька, да я рада всему этому. Только уж больно рано. Да и как Сонины родители к этому отнесутся?
- Нормально, мамочка. Сейчас все так живут. Вспомни. Наша Нина тоже ушла жить к Сергею в 17 лет.
- Это правда, - Вера вспомнила, как шокировала ее тогда Нина этим поступком.
Соня жила у нас, и Вера была рада этому. Они жили в комнате Андрея. Вера познакомилась с родителями Сони и была с ними в хороших отношениях. Им было по 17 лет, но она была бы даже согласна на их ранний брак. Лишь бы не то, самое страшное…. Прошло несколько месяцев их безоблачной жизни. Веру огорчало только, что они частенько ходили в ночные клубы и Андрей иногда сильно выпивал. Вера уже разобралась в том, что людям, отвыкающим от проб наркотиков, нельзя переключаться на алкоголь, но дети этого не понимали. Но Соня каждый раз клялась, что ничего плохого не произошло.
* * *
Какие боги и святые опекают нас и наших детей? Еврейские, татарские, калмыцкие, наши милые православные, или строгие католические? Каким богам мы должны поклоняться, у кого просить помощи и прощения за грехи наши?
* * *
Потом они ездили вместе на какие-то еврейские мероприятия.
« Знаешь, мама, это удивительно, но я так быстро запомнил эти еврейские молитвы. В Краснодаре нас всех разослали по разным селам, и в этом селе мне самому пришлось читать все молитвы. Немного подсматривал, конечно. Собрали очень многих стариков, по-моему, половину русских. После молитвы там собирают хороший стол, и еще дают продукты в подарок. Ну, кто из стариков откажется от этого? Знали бы они, что я вообще и не еврей.
- Самое смешное, но по законам Израиля ты – чистокровный еврей, потому что по женской линии маленькая еврейская ниточка тянется в твоем роду от прапрабабушки Софьи, - засмеялась Вера. - А по законам казачества, ты – чистокровный казак, потому что по мужской линии у тебя все были казаками. Но, кроме того, в тебе столько всего намешано, что ты должен быть красивым, и очень умным.
- А мне особенно запомнился один старичок – продолжил Андрей. - Он сидел в ближнем ряду и смотрел на меня безотрывно. На меня никто никогда так не смотрел. Он смотрел на меня, как на Иисуса Христа, и только чуть-чуть шевелил губами. Наверное, читал молитвы вместе со мной. Потом они обступили меня, и стали благодарить. Они щупали и гладили меня. Одна русская бабуля, которая привела туда свою совсем уж престарелую мать, говорила, то давно никто не вспоминал об их существовании. А сюда их пригласили, накормили, дали гостинцев. И она в полном восторге и от молитв, и от пения. Ее только беспокоило то, что она православная, а пришла на еврейский праздник. Я успокоил ее, сказал, что Бог – един, и каждый молится ему по-своему. Главное – молиться. Молитвы, да будут услышаны! Где-то я слышал подобную фразу. Бедные старички! Мама, я ведь совсем не верующий! Может быть, это святотатство с моей стороны, участвовать во всем этом без веры в Бога?
- А ты верь, - сказала ему Вера. – Нужно постепенно приходить к вере. А старички.… Для них это большой праздник, потому что им уделили внимание. Может быть, этот старичок, что не сводил с тебя глаз, вспоминал себя молодым. А потом, дорогой мой, у тебя такое лицо, что с него иконы можно было бы писать, если бы, конечно, ты систематически брился и немного убирал твои лохмы.
- Видишь, старички меня небритого, и с лохмами полюбили, - посмеялся Андрей. – Почему наше российское православие не идет в народ, не помогает им?
- Православию с этим не справиться, нужно огромное государственное финансирование.
- А ведь посмотри, как это делают из чужой страны, из Израиля. Начиная от малых детей, которых более взрослая молодежь учит и религии, и участию в возрастных деловых играх. Все заинтересованы. Молодежь получает малую оплату за свой труд, и одновременно учится управлять пусть детскими коллективами, родители знают, что дети пристроены, что проходят самое нужное в жизни обучение, и довольны. Потом эти вырастающие подростки идут к старикам, и поддерживают их. Среди подростков нет наркомании, нет алкоголизма. Их любят, они с детства планируют свое будущее.
- Тебе нравится политика Израиля? Ты бы поехал туда жить, если бы у нас сохранились документы твоей прапрабабушки?
- Нет, мама. Я – русский человек. Я родился в России, и воспитан здесь. И я бы хотел работать на нашу российскую детвору, на наших старичков. Я думаю, для того, чтобы в стране все было нормально, людей нужно любить.
- Может быть, будем переводиться на психологию, по стопам дяди Алексея?
- Может быть.
* * *
Потом что-то разладилось в их отношениях. Соня забрала вещи и ушла. Андрей сказал, что она стала видеться со своей старой любовью, а ему это не нужно. Сказал, что тот парень уже девять лет имеет наркотическую зависимость, и Соня еще до встречи с Андреем зарабатывала деньги ему на наркотики.
Вера оглянулась на прошедшие месяцы, и ей стало страшно.
- Неужели Соня и тебе покупала наркотики?!
- Да что ты, мама, она и Костю этого хотела «вытащить», но с ним у нее ничего не вышло. Я недавно нашел у нее стихи, посвященные ему. Я знаю, что они встречались. Просто, если ее к нему тянет, то, причем здесь я.
- А как же ты? – испугалась Вера. – Ты не вернешься к старому?
- Да я уже влюбился в другую девочку. Не хотел тебе говорить. Сказал только потому, чтобы ты не беспокоилась. Все, мама, к старому не вернусь. И я нашел себе работу.
- Как работу? Какую работу? А учеба?
- Мама, сейчас совсем другое время. Сейчас большая часть студентов даже дневного факультета работает. Мы хотим иметь свои деньги.
- А как же занятия?
- Там я два дня работаю, два дня дома. А кроме того, все мои друзья говорят, что больше учатся в коридорах университета, чем на занятиях.
- Это что-то новое, - удивилась Вера.
- А что ты удивляешься. Время сейчас такое, что если правильно не сориентируешься, если не обзаведешься хорошими друзьями, которые тебе многое подскажут, то и с дипломом не найдешь работу. Мне, кстати, очень помогает то, что я знаю практически всю активную еврейскую молодежь. Они – очень умные и хваткие. Учусь у них.
- Что за работа? – Вера была рада, что Андрей так коммуникабелен.
- Самый шикарный новый супермаркет города. Меня взяли продавцом в отдел компьютерных, музыкальных и видеодисков. Ребята подсказали, и я пошел. Но там был такой большой отбор. Там двадцати страничную анкету нужно было заполнить, на тысячу вопросов ответить.
- И ты ответил?
- А помнишь, надо мной еще Джон, муж нашей Наташи смеялся, говорил, что мне можно стать критиком кино. Они много зарабатывают у них в США. Я уже тогда знал все их фильмы, режиссеров, актеров, все музыкальные направления. Вот ты знаешь рок-н-ролл?
- Знаю.
- А сколько там разных направлений, знаешь?
- Нет, конечно.
- А из больше тридцати, и я все их знаю.
- Это вот я всегда ругалась, что ты ночами сидел за компьютером. А ты, оказывается, сидя за компьютером, самостоятельно получил специальность, и теперь тебя благодаря этому взяли на работу? Это – здорово! Что ж, попробуй, поработай. Как только с пропущенными занятиями будешь разделываться?
- Мама, сейчас все ксерокопируют. И преподаватели знают, что половина студентов – работает.
Потом Андрею стала звонить другая девочка.
Андрей участвует в работе молодежного «Яблока».
- У них сейчас будут поездки на море. Наблюдателями в избирательной компании, - Объясняет он Вере. – Поедем с Ирой, искупаемся, отдохнем.
Приезжает смертельно усталый.
- Меня оставили в каком-то черкесском ауле. Там такие хорошие люди, мама. У них была свадьба. Весь аул гулял. Они меня чуть на руках не носили. И с утра проголосовали все. А эти придурки из нашего «Яблока» говорят мне, пиши на них «телегу», раз они еще днем закрыли избирательный участок. Я отказался писать. Они ведь еще утром проголосовали все до единого. Как я мог обидеть таких людей!
Перекладывая тетради Андрея двух или даже трехлетней давности, я наткнулась там на его стихи. Некоторые невозможно читать, написаны на матерном языке. А ведь я никогда, даже в самые тяжелые времена не слышала от него мата. Но два – три последних исчерканных стихотворения – крик души. Чувства были заключены даже в каракулях, какими эти стихи были написаны. А посвящены они были сразу двум девочкам.
Зажги мой огонь!
Ты – забытая книга,
Ты давно поняла,
Не хочу быть с тобой.
Ты во мне умерла.
Но вчерашние строки
Опять на устах.
Снова боль и отчаянье
В этих словах.
И как добрый хирург,
Ты с улыбкою беса
Оставляешь на сердце
След живого надреза.
Отчего не оставишь,
Не бросишь опять
На пороге бессмертия
Смерть наблюдать?
И я знаю, исчезнешь
Сейчас, как всегда.
Но сначала осушишь
Мое тело до дна.
Кто тебя выдумал?
Правду скажи.
Ведь любовь – это мука
В мегаполисе лжи.
Любви нет в кратере,
Куда мы попали.
Здесь только статуи.
Мы их создали
И эти статуи
Непонимания
Убили в нас
Души сияние.
Мой огонь зажечь
Еще сможешь ты?
Я мерзну среди
Вселенской пустоты.
В последних строчках он обращался, видно, к своей новой девочке.
Вчера взяла конспекты Андрея по математическому анализу. Я всегда просматриваю, а потом стараюсь ему немного помочь, если удается «поймать» его. И увидела там его стихи. Поросенок! Бросил писать лекцию и записал стихи. Как мне все это близко. Наверное, сидел, думал, и стихи стали складываться сами собой. Он просто не мог не записать их. Надо сохранить эту рукопись, с исправлениями. По-моему, совсем неплохие стихи, обращенные к его девушке Ирине.
Родная, ты можешь мне еще раз поверить?
По мне течет ток.
И я стою мокрый.
До чего я дошел.
А я ведь - гордый.
На глазах возникает
Красная пыль.
В утробе – агония,
И сам я – уже быль…
Друзья любят ныть,
Что жизнь – дерьмо.
Конечно, это так,
Если живешь, как чмо.
Балуешься белым,
Не веришь, что подсядешь,
Когда уже ломает,
Не сразу понимаешь.
Я не вижу ничего,
Потому что жесток.
Но где-то в дебрях меня
Пробьется счастья росток.
И ты увидишь мир,
Который есть во мне.
Я подарю тебе его.
Насладись им вполне.
Вообще-то этот стих
Не имеет смысла.
Просто кто-то решил
Прочесть мои мысли.
Он следит за мной
Днем и ночью тоже
И в душу бьет ногами.
За что это? О, боже!
И он носит имя,
Его страшно назвать,
От зловещего вида
Хочется рыдать.
И когда ты увидишь
Его жуткое лицо,
Ты сразу поймешь,
Твое время пришло.
Родная, ты можешь,
Мне еще раз поверить?
Кто-то должен помочь,
Открыть мне двери.
Помоги мне
Открыть двери!
Прошу тебя, родная, помоги!
Господи, неужели у него уже была ломка? Или это художественный вымысел?