Раскладушка четвертой категории

Михаил Горелик
У Медного Всадника, у Ростральных колонн, у Дворцовой останавливаются большие автобусы. Из них аккуратным гуськом выходят розовые, ухоженные импортные пенсионеры. Кому изрядно за семьдесят, кому аж за восемьдесят, есть просто мальчишки и девчонки, которым на первый взгляд и шестидесяти не дашь. Смотрите, бабушки, смотрите, дедушки, снимайте себе на здоровье - вот с этого места так вообще идеальный вид! Фотографируйте сколько влезет, мой город от этого не обеднеет. И простите меня - что это я, право, к вам привязался…   
 
“Ах, какая красота!” - в папином голосе звучали нотки искреннего восхищения. Оно было адресовано раннему крымскому утру, и раннее крымское утро вполне заслуживало искреннего восхищения. Но мы с мамой   его отнюдь не разделяли. В ответ на папин возглас послышалось наше сопенье и недовольное бормотанье, суть которого вкратце сводилась к следующим положениям: а) приехали только вчера и очень устали; б) очень устали и настаиваем на том, чтобы хоть еще полчасика; в) ну еще полчасика!!!!
Не прокатило - папа был неумолим. Мы отклеились от кроватей и уныло отправились на пляж - отмечаться.   Пляж был почти пуст, погода стояла пасмурная и прохладная. По песку разгуливала личность в чем-то наподобие пончо и соломенной шляпе. Личность выглядела под стать погоде и купаться не собиралась. А вот мы полезли. Ну, положим, “купаться” - это громко сказано.
Папа практически не умел плавать, 10 метров шумным, беспорядочным подобием кроля вслепую (без очков он почти ничего не видел) - не в счет. Я тоже пловец тот еще, а мама и вообще не любитель.   Так что со стороны наша троица, видимо, представляла жалкое зрелище. Личность хмыкнула и удалилась.   А мы, гордые северные моржи, еще немного поплескались в воде и тоже ушли. На этом закончилось   мое первое близкое знакомство с морем. Близость-то была…
Впрочем, море тут ни при чем. Просто плохому пловцу приходится труднее, чем плохому танцору - больше мешающих факторов.   
 
Все вышесказанное не означает, что первый отпускной день был комом. Ничего подобного! Мы слишком долго ждали этой поездки, чтобы позволить себе расстраиваться. Между прочим, мы вообще выбрались втроем в первый раз, а до того то у мамы аспирантура, то у папы работа, то денег не хватает. Так что планы у нас были серьезные и обширные - мы собирались путешествовать, обозревать и наслаждаться видами. Ну и море, конечно, как же без него!   
 
На самом деле, папа с идеей ранних подъемов был абсолютно прав. Уж если есть цель попасть на пляж, то она достижима только утром. Придешь чуть позже, и только очень зоркий глаз способен найти свободный клочок песка. Но стоит к нему - клочку - приблизиться, как обнаруживаешь на его месте свежую попу, которая, можно сказать, ехидно улыбается.   ОК, не нужно нам это лежбище, нам бы в воду.   Но на пути - Большой Писающий Риф из нескольких десятков малышей, а потом - густой компот из голов, спин и ног. Еще бы метров десять-пятнадцать, и там уже глубина, чистая, отливающая зеленью вода - все что нужно для счастья. Но туда нам, большим пловцам, путь заказан.
Так что приходилось вставать рано. Будильник не требовался - папа в первое же утро убедился в волшебной силе слов “Ах, какая красота” и каждое утро не без ехидства произносил эту кодовую фразу.    
 
Что делают все нормальные дети, приехав с родителями на море? Купаются, кушают фрукты и имеют много свежего воздуха. Я собирался пойти тем же путем, но сбился с дороги.   На третий или четвертый день я порадовал себя и родителей мощнейшим расстройством желудка. Входить в воду мне было нельзя ввиду опасности локальной экологической катастрофы. Впрочем,   дойти до воды тоже стало некоторой проблемой. Из чувства солидарности мама с папой тоже никуда не ходили. Одному богу известно, сколько бы продолжались наши общие мучения, если бы не кумыс. Это действительно волшебный напиток, целебнейший из всех мне известных. Правда, я его не пил. Не знаю почему, но родители поверили, что кумыс лучше таблетки фталазола, и давали мне деньги, чтобы я покупал его в ближайшем ларьке. Расстояние до ларька, по их расчетам, я должен был преодолеть без эксцессов. Расчеты были абсолютно верны - преодолевал. Но целебный кумыс отнюдь не был целью. Рядом с ларьком располагалась небольшая столовка, по сути - обычная забегаловка. Вот туда я   и забегал и с жадностью ел (буду честен - жрал) грибную солянку. Через пару дней расстроившийся желудок понял, что этак я его совсем доведу,   и настроился обратно. Мама с папой были очень довольны результатами лечения, а уж я-то и подавно.   
 
С   этого момента отпуск пошел не просто хорошо, а отлично. Мы буквально сорвались с места и начали путешествовать. Если бы не папина неукротимая энергия, вряд ли мы бы увидели и треть того, что успели на самом деле. Папе хотелось гулять, ездить, смотреть, смотреть и еще раз смотреть. Мы же с мамой, как верные оруженосцы, сопровождали его везде, и нам такая жизнь очень нравилась.    
Папина обычная солидность временно осталась в Ленинграде, а освобожденный от нее папа всюду и с явным удовольствием совал свой нос. Не было такого закоулка в алупкинском парке, куда бы он не залез, не было ни одного вида, мимо которого он прошел бы равнодушно. И старую форель в одном из прудов он самолично кормил плавленым сыром - подсмотрев, как это делают местные мальчишки.   
 
Единственное, что слегка отравляло нам жизнь, так это курица третьей категории. Ею, как нам показалось, питался весь Крым. Эта чертова курица (точнее, спинки и шеи) входила в рецептуру абсолютно всех столовских блюд, кроме, разве что, жареной рыбы. Ну   и мою грибную солянку обошла стороной (за что ей спасибо первой категории). А в остальном - куда ни кинь голодный жадный взгляд - везде она, родимая.
Как-то раз в ходе дневного прошвыра (сходить на прошвыр = прогуляться - редкое идиоматическое выражение из папиного запаса) мы уловили ни с чем не сравнимый запах, и ноздри наши затрепетали. “Шашлык”, - ровным, спокойным, почти безразличным голосом произнес папа и несколько ускорил шаги. А потом еще ускорил. И еще. Наш способ передвижения в направлении все усиливающегося запаха уже напоминал спортивную ходьбу.
Да, да, мы не ошиблись! Был мангал! И в нем исходили жаром угли. И над углями были разложены шампуры. И на них - вот так человек лишается иллюзий - жарилась курица третьей категории. Мы с ненавистью смотрели на жалкие куриные шеи, а наши желудки угрюмо бурчали: “Заманили, гады? Теперь, небось на попятную…” Папа кисло улыбнулся и взял три порции.   
 
Почти неделю мы колесили по Крыму: Феодосия, Керчь, Севастополь, Бахчисарай. Папа не мог остановиться, да и мы с мамой были полностью “за”. Наши попы затекали в автобусах, ноги отваливались к вечеру после всяких экскурсий, а головы пухли от полезной информации. Усталые тела нуждались в отдыхе, но, как оказалось, настоящие испытания приходят ночью.
 
 В Феодосии всю группу отвезли на ночлег в так называемый частный сектор. Жадный частный сектор в лице неприветливой бабки выделил две огромные комнаты, плотно заставленные кроватями. Между кроватями оставили только очень узкие проходы, по которым бледные тени экскурсантов просачивались к своим койко-местам. Тени без звука падали на не очень-то свежие простыни и тут же отключались. Все, кроме меня. Мне предстояла страшная ночь.
 Как назло не хватило одной кровати, и хозяйка принесла раскладушку. Разумеется, она досталась мне. Собственно говоря, это был скелет раскладушки, а остатки ткани висели на трех-четырех креплениях. “Смотри, не порви”, - грозно сказала хозяйка и прошаркала шлепанцами в направлении собственной комнаты. Я был воспитанный мальчик, поэтому просто молча вспомнил весь известный мне мат. Поскольку на тот момент набралось немного, запустил по циклу.
 
Всю ночь я пролежал в катастрофически неудобной позе, боясь пошевелиться и постепенно затекая. Лишь под утро я потерял бдительность, уснул минут на десять, случайно повернулся во сне… Проклятое полотнище оборвалось со злорадным треском, и я провис.   Скрыть следы преступления было невозможно. Тут проснулся папа. Он моментально оценил обстановку, тихо сказал, что сейчас пойдет и наденет эту раскладушку старой заразе на голову, но я упросил его не поднимать шума. “Ладно. Тогда быстро уходим”, - согласился папа. Как два вора, мы на цыпочках вышли из дома и еще долго нарезали круги вокруг автобуса в ожидании всех остальных. Хозяйка, кстати, тоже подходила и даже посмотрела на меня недобро. Но тут на нее посмотрел папа, и бабка испарилась. Наверное, пошла оплакивать безвременно порванную раскладушку.   
 
Но я-то ладно, я всего лишь порвал раскладушку. А вот папа чуть не разрушил ханский дворец в Бахчисарае. Экскурсовод у нас был отличный - умнейший, ироничный дядька, рассказывал так, что посторонние звуки переставали восприниматься органами слуха. Папа следовал за ним, как тень, и в какой-то момент не заметил низко нависшую балку. Он треснулся головой так, что послышался гул - дворец явно заволновался - пришел тот, кто сотрет его с лица Земли. Однако, обошлось - папа и дворец сошлись лбами, но оба устояли.   Папа не то что не вскрикнул - он продолжил движение, изображая на лице неподдельный интерес к рассказу экскурсовода. Тот явно оценил папину выдержку и продолжил с удвоенным рвением.   
 
Этот же экскурсовод повел нас в пещерный город Чуфут-Кале. Сейчас туда можно попасть и верхом (говорят, очень впечатляет), а мы брали гору штурмом. Наше пыхтенье эхом разносилась по окрестным ущельям, подмышки приобрели характерную темную окраску, экспедиция выглядела изрядно взмокшей, и лишь только папе удалось сохранить лицо (только лицо - чистоту одежды и оригинальную окраску подмышек - нет). Он был абсолютно невозмутим и спокоен. Не исключаю, что папа до сих пор находился под впечатлением от встречи с ханским дворцом.
Убедившись в том, что пещерный город произвел должное впечатление (о да!), экскурсовод подвел нас к небольшой площадке у самого обрыва. Он стоял и молчал, как будто ждал чего-то.
И вдруг кто-то закричал. Это был протяжный, гортанный крик на непонятном языке. Потом послышался еще один, еще, еще. Крики рождались из пустоты - вокруг, кроме нас, не было никого. Где-то совсем рядом шла невидимая война, а может быть, она закончилась сотни лет тому назад, и только эхо все еще бродило по   ущельям и нигде не могло найти укрытия.
Подождав несколько минут, экскурсовод поманил нас к краю обрыва. На дне ущелья виднелись какие-то постройки, рядом с ними - что-то вроде парка или сада с дорожками. По дорожкам сновали люди в длинных, нелепых халатах. Каждый из них двигался как будто по строго намеченной схеме: один - взмахивая руками на каждом третьем шаге, другой - то наклоняя голову, то поднимая ее. Сумасшедшие. Это они кричали. На дне ущелья располагался какой-то особый сумасшедший дом. Мы спускались с ощущением, что не просто побывали в пещерном городе и не просто случайно увидели сумасшедших, снующих по дорожкам парка. Мы увидели и пережили нечто гораздо более сильное, чем простая сумма этих двух слагаемых.   
 
У автобуса экскурсовод помедлил, посмотрел на нас внимательно и вкрадчиво сказал: “Сейчас я должен отвезти вас в столовую, где вам предложат жареную рыбу и макароны. Но…” “Но!” - моментально среагировал папа. И нас повезли в какое-то маленькое кафе, где жарили настоящий шашлык, из мяса, а не из осточертевшей курицы третьей категории.   
 
Ну ты, память, даешь!   Это что, все? А музей Айвазовского в Феодосии, а музей Волошина, а Севастополь? А множество других мелких, но важных деталей - куда это все делось? Никуда. Лежит себе   и когда-нибудь обязательно всплывет, и вся эта поездка оживет целиком, и я проживу ее еще раз, и опять поеду в Крым с мамой и с папой.   
 
Не правда ли, Питер - удивительно красивый город? Да-да, спасибо, мне очень приятно. И у вас замечательно - мама с папой рассказывали. Они, слава богу, поездили и посмотрели. Что-что? А, извините - действительно, не очень прилично так   глазеть на незнакомых людей. Вы правы. Не буду вам мешать, гуляйте себе на здоровье. И вообще будьте здоровы и живите долго-долго. Мы с мамой вам этого искренне желаем. Всего наилучшего!
Черт… Черт… Черт!!!