Моя мама очень любила цветы. Особенно ей нравились гладиолусы. Когда мы жили в городе в деревянном доме, у нас во дворе была большая цветочная клумба. По её краю мама высаживала анютины глазки, чуть дальше – дельфиниум или львиный зев, как его называли в народе. Ближе к центру росли гладиолусы разных сортов, а в самой середине клумбы - георгины.
И когда цветы расцветали, на их красоту любовались все. Отдельно, в уголке двора, была маленькая клумба для кактусов. Зимой они росли в цветочных горшках, а летом мама высаживала их в открытый грунт. И кактусы расцветали. Маленькие белые цветы, покрывавшие кактусы, мне нравились, но цветок, который был похож на белую трубу граммофона, пугал меня. Вырастал он очень быстро и открывался в солнечный день на рассвете. И целый день он поворачивался за солнцем, странно извиваясь и выворачиваясь в своем движении. Вечером он закрывал свой цветок, а к утру следующего дня он уже повисал вялой белой трубкой и отпадал от кактуса к вечеру. Только день и цвел. Вокруг все ахали, соседки приходили посмотреть на невиданный цветок, а меня он раздражал. Он был каким-то неживым, как будто был отлит из белого воска. Ярко-желтые тычинки его двигались. К тому же цветок источал неприятный запах. На него налетали мухи со всей округи, и они маленьким черным роем вились над ним. Фу!
Мне больше нравились анютины глазки и георгины, но мама моя обожала гладиолусы! Она даже разговаривала с ними в пору их цветения.
-Открылись! Увидели белый свет! Порадуйтесь сами и порадуйте нас своей красотой. А я уж позабочусь о вас!
Мама рыхлила почву, а тяжелые стебли цветов привязывала к специальным тонким колышкам, чтобы ветер не ломал её любимые цветы и поливала их водой не прямо из колодца, а той, которая сутки простояла в бочке и притеплилась, как она говорила.
Я учительствовала долгие годы вдали от родного дома, но когда мои родители состарились, я настояла на том, чтобы переехать поближе к городу.
Мы переехали в пригород, в село, которое было в шести километрах от города. А мой родной дом в городе к тому времени снесли, на его месте построили жилой многоквартирный дом, а мои родители получили квартиру на другом конце города, на первом этаже многоквартирного дома. Оторвались от земли. У них не было даже балкона, на котором можно было разместить цветы. Теперь они росли в горшках на подоконниках. Мама по-прежнему разговаривала с ними.
Она часто гостила у меня и очень сокрушалась по поводу того, что у меня большой двор впусте пропадает, потому что на нем нет клумбы с цветами.
Я бы и рада была развести цветы, но по двору летом ходила наша корова. Утром в стадо, вечером – из стада. Отдельный вход ей сделать было невозможно. Все, что росло во дворе, слизывалось коровьим языком в мгновение ока. Поэтому выросли фруктовые деревья, кусты вишни, даже береза в углу двора выросла сама собой, а цветам места не было.
Прошло несколько лет. Мама моя стала прихварывать все сильнее. Сказывалась контузия, полученная на войне. Она перестала слышать звуки окружающего мира. Слуховые аппараты ей не помогали. Только отчетливые слова, сказанные ей прямо в левое ушко, она еще слышала чуть-чуть. Она читала книги и громко, как все глухие, которые не слышат себя, она читала мне стихи Бунина. Ничего я не знаю слаще этих звуков! Глуховатый голосок, который раньше был таким нежным, звучал так проникновенно, что я не могла наслушаться…
«В старой темной девичьей, на пустом ларе села, согревается, лунно на дворе. Синий бисер инея на окне блестит, над столом висячая лампочка коптит…»
Меня они успокаивали, убаюкивали, возвращали в детство. Я сама уже была дважды мамой. Дети мои взрослели. Девять лет было старшему сыну, четыре года дочери. Что и говорить, что мы все вместе любили мою маму и радовали её всем, чем могли!
Приближался её юбилейный День рождения. И придумали мы вырастить для моей мамы гладиолусы – её любимые цветы!
Набрала я у родных и знакомых луковиц гладиолусов, немного купила на рынке. Весной выложила их на поднос, прорастила, и чтобы сделать сюрприз для мамы, высадила их в самом дальнем и глухом уголке огорода.
Все лето я за ними тщательно ухаживала. К маминому Дню рождения они зацвели.
День рождения у мамы – 27 августа! Хлопотный был день! Накануне я испекла огромный торт, связала заранее теплые носки для неё, купила обновы, вместе с детьми склеила плакат поздравительный и сочинила небольшую оду в мамину честь!
Утром я поднялась чуть свет, подоила корову, выгнала в стадо, процедила молоко, поставила его в холодильник. Запекла в духовке самого большого бройлера. Муж отпросился с работы пораньше. Мы всей семьей разоделись в праздничные одежды, загрузили багажник автомобиля овощами с нашего огорода, и настал торжественный момент – я взяла секатор и пошла срезать гладиолусы для мамы.
Я срезала все. Мне цветы были ни к чему. Мне первого сентября дети подарят столько цветов, сколько не снилось ни одному артисту. Даже самому популярному. Даже самому знаменитому! Будет у меня ещё свой праздник.
Семья моя уже сидела в автомобиле, который стоял в переулке.
Когда я с радостной улыбкой шла уже по своему двору, я заметила страшный непорядок. Двухмесячный телок высунулся из своей загородки уже наполовину. И я в своих прекрасных чешских туфельках на полушпильке, в своем любимом платье цвета морской волны с большим воротником из белого шелка в мелкий горошек в тон платью, со своей прической, со своими ухоженными руками, которые я привела в порядок, чтобы не огорчить маму, которая всегда говорила, что женщина при любых обстоятельствах должна выглядеть интеллигентно, я бросилась к загону, не разбирая дороги. Я взяла цветы под руку и пыталась водрузить бычка на место простым запихиванием его в загон. Он сопротивлялся. Мои усилия результатов никаких не дали. Больше того, он вытянул шею, дотянулся до букета и сломал стебель прекрасного гладиолуса.
-Ах, так! – закричала я гневно и стукнула бычка прямо букетом по нагло выпученным телячьим глазам. Он отступился. Я в сердцах стукнула его еще два раза и водрузила на место, закрыла загон.
Я утратила свой праздничный вид. Теленок испачкал мое праздничное платье, рассыпалась моя прическа, туфельки мои украшал комок свежего навоза. Но это было ещё полбеды!
Я посмотрела на букет гладиолусов. Хрупкие цветы облетели. У меня в руках были только стебли. Что и говорить, что от такой беды я заплакала очень громко.
На мой плач прибежали мои дети и муж, его услышали мои соседки справа и слева и тоже пришли ко мне, чтобы понять, что у меня случилось.
Соседка Наталья Петровна строго сказала:
-Валя! Не расстраивайся, моя дорогая! Что у тебя единственное платье? Иди и переоденься. Прическу поправишь, умоешься, туфли я тебе приведу в порядок!
Я переоделась в свое вечернее платье из прекрасной иранской рифленой шерсти со вставками из нежного гипюра, с крошечной оборкой по горловине и по рукавам. В нем было жарковато. Оно было не по сезону, но оно так украшало меня, что я немного утешилась. Прическу я поправила мигом.
Вышла из дома опять в парадном виде, но в глазах моих уже не было искринок радости. Цветы для мамы были погублены. Мои туфельки стояли на пороге. Я обулась, закрыла дом и поплелась к машине.
-Сюрприз! – сказала моя соседка Ольга Федоровна и протянула мне огромный букет цветов.
Оказывается, пока я приводила себя в порядок, про мою беду узнала вся улица. И все мои добрые соседки принесли мне цветы. Баба Рая принесла махровые георгины, Маргарита Степановна – огромные ветки многолетнего цветка, которые были похожи на мимозу, а Наталья Петровна держала в руках маленький букет анютиных глазок.
Этот огромный букет обернули красивой бумагой и перевязали золотистой лентой.
Я уселась на переднее сидение автомобиля и положила букет на колени. Настроение опять вернулось ко мне.
И только муж упрекнул меня.
-Вот зачем так горячиться? Видишь, как все обернулось? Гладиолусы не жалко?
Я отмолчалась.
Через полчаса мы уже были на месте. Мама ждала нас у подъезда своего дома. И только автомобиль затормозил, я распахнула дверцу и порадовала родимую своим видом, своей улыбкой и огромным букетом, который я ей вручила сразу же. Она засияла так, как умела делать только она и потянулась ко мне, чтобы обнять. Я склонилась к ней, такой маленькой и такой старенькой и седой и почувствовала родимый запах.
-С Днем рождения, мама! – сказала я ей раздельно, и она поняла и заулыбалась счастливо!
-С Днем рождения, бабушка! – громко прокричали внуки.
-С Днем рождения, Руфина Андреевна! – пробасил зять.
-Спасибо! Спасибо! – кивала всем моя мама.
Когда мы все вместе зашли в квартиру, мама поставила цветы в хрустальную вазу.
-Никогда ты мне, доченька, не дарила еще такого красивого букета!
-Я старалась, – сказала я. И пошла накрывать на стол, чтобы к приходу гостей все было готово. И ещё для того, чтобы мама не заметила моей виноватой улыбки на лице.
Только маленькая дочка моя сказала бабушке, что цветы для неё съел теленок.
-А эти откуда же?
-Да пошутила она, пошутила! Вечно она все придумывает! - сказал сын.
-Какой красивый букет! Украшение комнаты! Да они еще и пахнут так нежно.
Мы все улыбнулись. Мамина радость была нашей общей радостью. А историю про букет она так и не узнала. Никто не проговорился!