Тень заката; в половицах
Шпалы черные видны.
Прочь от северной границы
Самой северной страны
Поезд наш лихим галопом
Тыщу с лишним вёрст прошёл.
Здесь, конечно, не Европа;
Здесь, ребята, чёрт-те что!
Холод – дикий! Ветер – злющий!
Мат и храп! Народу – тьма!
Нет здесь проволок колючих,
В остальном, как есть – тюрьма!
Ни один скулить не смеет,
Разменять здесь всякий рад
Беломорский ссыльный берег
На свободный этот смрад.
А Европу мы видали:
В Эльбе стираны носки!
После разом обменяли
Дюссельдорф на Соловки.
Потолок в бараке низкий,
На народ советский труд,
Десять лет без переписки –
Всё мне выдал щедрый суд.
Мне роптать сейчас - нет толку,
Ропщет пусть, кто пьян и глуп.
Мне бы нитку да иголку –
Подлатать худой тулуп.
Да обнять спиной соседа;
Он, проныра, в трёх штанах!
Завтра, позднее, к обеду,
Буду я в родных местах!
Вся стоянка – две минуты;
Что успеть? – сойти, взойти…
Бесполезная кому-то,
Для меня ж – конец пути!
Дым клубами, стрелка, лавка –
Тихий стан «Павильон».
Мне отсюда на Голявку
Две версты, а там и дом.
Представляю эти рожи –
Смех во мне так и кружит!
Председатель - Сыч Сережа –
Раньше свойский был мужик.
У соседей всё, как было;
Даже тот же самый кот.
Та же самая кобыла
Тот же пашет огород.
Только девки стали старше,
Да ведь это только в плюс!
Им совру, что был на марше;
Чем-нибудь, да приглянусь!
Мать с отцом, надеюсь, помнят,
Что у них ещё есть сын.
Берегут одну из комнат
С подоконником косым.
Я на ентот подоконник
Патефон поставлю свой –
К вам явился не покойник,
Все смотрите, я живой!
Мне ещё часов двенадцать
По Союзу потрястись,
А потом, клянусь вам, братцы,
Хоть Голявка вся крестись!