• Сначала я хотела сесть поближе, чтобы рассмотреть норвежцев. Да и вообще сидеть в первых рядах выгоднее - и ты видишь, и тебя видно, это уж всегда так. Ничего не упустишь.
• Но, увидев открытое настежь окно, я подумала, что простужаться ещё раз мне совсем не нужно. Да и что такое: жители Норвегии? Чего на них смотреть – такие же люди. Итак, сев подальше, я вяло готовилась к тому, чтобы наблюдать за происходящим. И не ошиблась.
• В какой-то момент – минут через пятнадцать, шумная аудитория немного притихла, и перед большим количеством собравшихся филологов быстро, чётко и организованно уселись четыре человека - трое мужчин и женщина. Сидевший с краю мужчина - норвежский посол.
• Лица норвежцев выражали скуку. Время в аудитории для литературного вечера тянулось для них и было бесконечным; и, в то же время все четверо чётко осознавали, что раз они уже уселись в эти кресла, такого учреждения , в России, раз они влипли в эти кресла, то придётся отсидеть это мероприятие. Если его можно назвать мероприятием. Они сидели с безукоризненным внешним терпением, свойственным северной Европе, пока что вежливым; и в то же время внутреннее нетерпение переполняло их изнутри. Оно было безграничным и смешивалось в их душе со скукой, по своим размерам и качеству аналогичной нетерпению.
• Симпатичнее других казался посол. Один только раз он зевнул с откровенной досадой в кулак. Самой оживленной, хотя и менее вежливой была женщина- переводчица с русского. Волосы, крашеные в чёрный цвет, не сочетались с её блёклым, выцветшим лицом, характерным для северных европейцев. Громко, не допускающим возражений и сомнений голосом она заявила:
• - У нас писатели обеспечены. Продавцы заставляют покупать их книги вместе с другими товарами - в нагрузку. Ваше государство не даст вам заработать. Мы - живём хорошо, вы – живёте плохо.
• Никто не возразил. Студенты сидели как заворожённые. Иногда в зале раздавались взрывы их простодушного смеха от того, что перед ними сидят высшие существа: из той страны, которая считается самой цивилизованной и благополучной. Эти, недосягаемые для общения с ними писатели успешно печатаются и так же качественно живут. Озабоченно открыв рты, сморщив брови, некоторые из студентов жадно впитывали сказанную норвежкой информацию об образе жизни западных писателей. Мысли о писательском будущем ещё не успели сформироваться в их головах, но они уже чувствовали свою причастность к этой высшей правде. Организаторов встречи с норвежцами, в свою очередь, беспокоило только то, чтобы всё прошло гладко и нужные люди остались довольны. Их ссутулившиеся фигуры суетливо ходили мимо, и как в их беглых взглядах, которые они бросали на учеников, так и в их улыбках, адресованных иностранным гостям, сквозил страх.
• Организаторы сказали русским студентам, что те могут задать вопросы норвежским гостям. Можно только по одному: время гостей ограничено. Конечно, те , кто владеет английским , может спросить даже у посла. А кто хочет - может обратиться к той госпоже, которая переводит с русского. Вопросов, произнесенных на английском, было мало и были они несложными : о том, как пишется писателям Норвегии, снова об их образе жизни и о том, нравится ли им русское гостеприимство. Ответы были столь же односложными. На последний вопрос посол из Норвегии утвердительно кивнул головой.
• Три студентки устремились к переводчице. Возможно, как женщины – к женщине, да и потом: творческие представительницы слабого пола вообще активнее, энергичнее. С доброй, благоговейной улыбкой первая студентка сказала переводчице одно…или два слова. Но она сказала ! Она поговорила! Гостья из Норвегии отвечала, делая над собой усилие: её взгляд выдавал полное неприятие тех , с кем она говорит. Вторая студентка подошла, скорее, для самоутверждения, для преодоления себя и для того, чтобы блеснуть: выглядеть в своих и чужих глазах красиво. К тому же, общение с иностранцами поднимает тебя в собственных глазах.
• - Я люблю Эдварда Грига, - сказала она, - я играю на фортепьяно его произведения…
• Она осеклась под направленным на неё уничтожающим взглядом норвежской гостьи. Переводчица спокойно и демонстративно молчала, совершенно не пытаясь скрыть ни своего отношения, ни того, что ответа не последует. Понявшая это студентка точно также резко и демонстративно отвернулась, показав представительнице культурной страны свою спину. В такой позе: спиной, облокотившись на стол она постояла несколько секунд. Следующая студентка оживленно говорила, помогая себе руками. Переводчица также смотрела на неё, как на кого-то недостойного внимания, но что-то ответила, приторно улыбнувшись. Третья студентка возвращалась на своё место радостная.
• Сидевший справа от переводчицы норвежский писатель источал презрение всем своим существом. Оно было не менее ледяным, чем то, что содержит в себе Ледовитый океан. Поистине, это было то отрицательное чувство, которое испытывает упорядоченный человек крайнего севера Европы к хаосу, бурному выражению эмоций и ко многому другому. Плоский живот норвежского писателя неожиданно вздувался внизу, образовывая глыбу. Его по - северному бесформенное, похожее на картошку лицо внизу, в районе челюсти, также расширялось, как будто превращаясь в глыбу или камень.
• Он поднял гладко выбритую, светлую голову, и, заведя бесцветные глаза вверх, погрузился в своё ледяное высокомерие настолько, насколько житель юга - индийский йог, бывает погружён в медитацию и созерцание божественного.
• В своей доходящей до самоотречения медитации житель знойной Индии впадает в транс или останавливает собственное сердце. В данном случае, пренебрежительное отношение скандинавского писателя было настолько же самозабвенным. Он будто бы возводил себя в высшую степень спиритуализма. Полные розоватые губы жителя Севера брезгливо оттопыривались, и в то же время это безграничное презрение было обоснованным, рациональным и безукоризненно вежливым внешне, хотя сила и отрицательность его заряда была такова, что казалось, что оно образует над головой своего хозяина северное сияние.
•
•