Лягушиное болото
Помнится, возвращались мы домой в полной уверенности, что завтра же навестим Алёнушку, порадуемся вместе с ней. Тут я поймала себя на том, что, вот, сказала “домой” и ведь, не заметила даже. Видимо, в душе, мы и в самом деле терем Бабы Яги домом считаем. И забыли, совсем, что где-то есть другой мир и там у нас есть другой дом. Со школой, с друзьями, с родителями.
Подумала об этом и грустно стало. Не то, чтобы соскучилась сильно, или домой, вдруг захотелось. Ну, вот, опять, “домой”, запуталась совсем с этими домами. По доброй воле, я бы ни за какие коврижки этот мир, в который таким чудесным образом попала, не оставила. Очень уж хорошо тут и весело и интересно. Но, вот, все равно грустно. Странно как-то.
А к Алёнушке на следующий день мы не попали, дела какие-то отвлекли. Думаете мало у Бабы Яги дел. Не смогли мы выбрать время и на второй день, и на третий. А тут, как раз и Ефим заявился. Мы только что ступы свои в подклеть поставили, сидим у фонтана, отдыхаем. Козлоног, нас время от времени водой обрызгивает. Вода просто ледяная, но никто недовольства не проявляет, день очень уж жаркий выдался.
Вот, тут Ефим к нам из лесу и вышел. Мы с сестренками потом уж только узнали, как его зовут, а вот с Бабой Ягой, они как, оказалось, были давно знакомы.
- Мир и богатство дому сему и обитателям его – Ефим, сняв шапку, низко поклонился.
Это обычай здесь такой кланяться при встрече, я давно уж к нему привыкла, все само собой у меня происходит. И обычай этот, прямо скажу, мне нравится, так человек уважение свое выражает. А то, привыкли мы, кивнул небрежно головой, да и скорее дальше побежал. И не задумываемся даже, что тот, с кем Вы так небрежно поздоровались, Вашего кивка мог и не заметить даже. Здесь же дело другое. Мы встали и поклоном на поклон ответили. И сестренки, смотрю, тоже совсем непринужденно кланяются. И так они смотрятся хорошо при этом в своих сарафанчиках.
- И тебе, добрый путник, всяческого здравия – ответила за всех Баба Яга. – Ну, с чем пожаловал Ефим? Говори, вижу же по делу пришел.
- Так и есть, по делу – Ефим грустно покачал головой. – Беда у меня Ягунечка, да такая, что самому мне никак не управиться.
Баба Яга на это ничего не ответила, только едва заметно головой кивнула, продолжай мол.
- Да, понимаю я, Яга, что самой тебе недосуг всяческой мелочью заниматься – Ефим покряхтел немного и продолжал. – А, вот, по местам нашим о девчоночках твоих такая молва прокатилась, что просто истинные чудесницы они. за что ни возьмутся, все в наилучшем виде исполнят. Не знаю уж, как верить, ли, нет ли, но ведь рассказывают, что даже Марью – Искусницу из неволи у самого Кащея Бессмертного освободили.
Быстро же здесь молва то катится, подумала я, вон и про Марью – Искусницу уже все знают. Да только, как-то не так все было.
- А твое-то дело в чем? – Баба Яга явно направляла словоохотливого Ефима в нужное русло.
-А-а – тот так махнул рукой, что даже шапку наземь бросил. – Ну, слушай тогда. Только мне немного издалека начать надо.
- Ну, коли надо, начни издалека – разрешила Баба Яга.
Ефим, однако же, помолчал еще, выждав паузу и только затем начал свое повествование
- Так, вот – голос его стал степенным, медлительным. – Все вы хорошо знаете, что у царя нашего Еремы три сына. Старший, коего Сидором от рождения нарекли, затем само собой Петр, это средний значит, ну и конечно Иван, самый из них младший.
Рассказчик сделал паузу, которую мы прервали дружным кивком головы. Забавно, как-то. Ну, то, что Баба Яга не могла не знать этого самого царя Ерему, это как бы подразумевается. Скорее всего, и козлоног о нем что-то слышал. Но я, ни о Ереме, ни о сыновьях его и слыхом ничего не слыхивала, а тоже головой закивала, продолжай мол. Что они все из себя, представляют, потом узнаю.
Рассказчик взглянул на нас подозрительно, не слишком ли мы его подгоняем. По-видимому, решил, что нет, не слишком, и продолжил рассказ.
- Так же вы все, наверняка знаете, о том, что давно уже решил Ерема своих сыновей женить. Старшие то, к слову сказать, не особо и противились, а, если уж совсем по правде рассказ вести, то и не противились вовсе. Однако же ждали, когда младший подрастет, потому как Ерема волю свою царскую жестко определил, быть, мол, свадьбе всех троих в один день. Поговаривали при этом некоторые, что принято было такое решение, исключительно в целях экономии, да только думаю навряд ли. Не так уж и беден Ерема, опять же перед гостями срамиться не захочет.
Взглянула я на сестренок. Глазенки у них горят, обе само внимание, очень уж, видать интересно, что дальше то будет.
- Долго ли, ждали, когда Иван у них в возраст жениха войдет, или не очень, про то ничего не скажу, потому, как и сам не знаю. Скоро дело делается, да не скоро сказка сказывается. Однако, наступил таки этот день. Вывел Ерема сыновей своих из дворца и велел им стрелы пускать, чтобы значит, стрелы эти им невест и определили.
Ефим помолчал слегка и продолжил свой рассказ.
-Да, вот, такое дело. Старшие, то сыновья, видать умней оказались. Они давно уж сами невест своих приглядели, да и стрелы им заранее передали через нужных людей. Те, стрелы то эти, впоследствии и предъявили. Все честь по чести, указ царский исполнен, не придерешься.
- А, вот младший то, взял да и пустил стрелу. Да и неудачно-то как пустил, прямо в болото стрела угодила. А братья его старшие, охальники, гогочут ровно гуси. Раз мол, Иван стрелой в болото попал, то пусть теперь на лягушке и женится, потому, как в болоте лягушки лишь и живут. А слово царское, мол, нерушимо.
- Интересную историю ты нам Ефим поведал – сказала Баба Яга, когда повествование было, наконец, закончено. – Да только я никак в толк не возьму, твоя-то беда, в этом деле, какая?
Ефим при этих словах словно сморщился весь, зажал голову руками, на глазах слезы уже смотрю, вот-вот разрыдается.
- Да как, же так Ягунечка – говорит. – Неужели не понятно? Да ведь в мое болото он стрелу то пустил. В мое. А, у меня там лягушечки мои миленькие. Славненькие мои. Вот, вы бы хоть раз послушали, как красиво они поют по вечерам. Сядем мы бывало, раньше-то с Устюшечкой, дочерью моей, да так заслушаемся, так заслушаемся.
- Так, они что, петь перестали? – спросила Баба Яга.
- Так, известное дело перестали – Ефим горестно вздохнул. Какие, уж тут теперь песни. Не до песен им теперь.
- Да в чем дело то? – теперь уж и я не выдержала. – Почему они петь то перестали?
- А я бы вот красавица, на тебя посмотрел, как бы ты на их месте запела, когда слуги царские все болото взбаламутили. Ходят, баграми своими дно мутят, стрелу эту самую, да будь она трижды неладна, ищут. Да разве же мыслимое это дело, стрелу в таком огромном болоте сыскать? Так нет, ищут и ищут, указ царский исполняют.
Ну, что девчоночки делать то будем? – Баба Яга оглядела нас и вздохнула. – Вижу я, что и так вы устали здесь у меня. Сколько я забот на ваши плечики хрупкие взвалила. А тут еще и Ефим. Знаю я его, хорошо знаю. Не стал бы он по какой-нибудь ерунде жаловаться. Да и то сказать, кому-то может быть и все равно, щебечут ли птицы, стрекочут ли кузнечики, квакают ли лягушки. Или нет. А другой безо всего этого жить не может.
- Такие вот дела, мои милые – Баба Яга даже не смотрела в это время на нас. – И терем мне надолго оставить нельзя, и вас просить, язык не пошевельнется.
- Да ты что, бабушка Яга – в один голос вскрикнули мы все трое. Словно лет десять репетировали. – Пусти нас, пожалуйста, на болото. Не устали мы нисколечко.
Баба Яга только обняла нас, молча, сразу всех троих. Да и никакие слова не нужны нам были сейчас. Взглянула я мельком на Ефима, и тот вижу, исподтишка глаза рукавом вытирает.
Небольшая, но очень уютная лодочка Ефима ждала нас на берегу близлежащего озера. Баба Яга еще раз поцеловала нас в лоб по очереди и оттолкнула лодку от берега. И пока мы могли видеть на берегу ее одинокую фигуру, все махала и махала нам рукой. На душе у меня было и грустно и тепло одновременно. Хорошо было на душе.
Сестренки, тоже поначалу сидели молчаливые, нахохленные какие-то, но они гораздо раньше меня пришли в себя. Стали брызгать друг на друга водой, зачерпывая ее ладошкой из озера. Вода в озере теплая, не то, что в фонтане у козлонога. Пусть брызгаются. Вон и Ефим, только смотрит на них и улыбается, не говоря ничего.
У противоположного берега озера. Ефим ввел в лодку в узкую, поросшую осокой протоку. Здесь он не столько даже греб веслом, сколько отталкивался им, то от одного, то от другого берега. Протока, к счастью, была короткой. Из нее мы вышли на быструю прозрачную речку, которая очень скоро вынесла нас в другую, достаточно широкую реку. Потом опять были озера, речки и протоки.
В одном месте, Ефим вдруг прижал палец к губам, указывая взглядом в сторону. Там семейство бобров мастерило хатку. Мы, наверное, около часа замерев, наблюдали за их работой. А особенно за двумя очаровательными малышами, которые резвились и плавали, громко хлопая по воде похожими на лопаты хвостами. Ефим нас не торопил, он и сам, наверное, получал от всего этого не меньшее удовольствие.
Впрочем, здесь везде так. Любое, даже самое срочное дело можно отложить, когда выдается возможность такой красотой полюбоваться. Действительно, куда оно, дело-то денется, если его в любом случае надо сделать. А, красота? Конечно, ее чрезвычайно много вокруг нас, да за делами нашими бесконечными, редко когда ее разглядишь. Все спешим, спешим. А, казалось бы, зачем? Ведь все равно и сказка скажется, и дело сделается. Так, нет. Не можем мы без спешки.
Потом мы еще наблюдали, как цапля рыбу ловит. Выхватит ее из воды, но проглотить сразу не может, потому, как поперек горла она, а горло узкое. Так цапля несколько раз ее поворачивает, пока она сама в горло не провалится.
К дому Ефима мы подъехали уже в сумерки. Дом так и стоял посреди болота, на высоких сваях.
- Вот, ведь, самое время бы нам лягушек то послушать – сокрушенно сказал хозяин, привязав лодку и помогая нам взобраться на крыльцо. – Да только, так их перепугали, что они, бедненькие, теперь только прячутся, да молчат.
- А, теперь и еще хуже будет – добавила вышедшая из дома девушка лет восемнадцати, дочь Ефима, та самая Устюшечкка, с которой он наслаждался лягушиным пением. – Говорила я тебе, чтоб к Яге не ездил, так нет, не послушался. Теперь, только на себя и пеняй.
Не очень то гостеприимно, подумала я, однако глядя на хлопоты хозяина, от всей души старающегося угостить нас, чем получше, да повкуснее, решила на такие мелочи внимания не обращать. По крайней мере, пока.
На следующий день, Устинья стала занимать меня еще больше.
Наутро пришли с баграми слуги царские и привычно начали дно болота ворошить, воду баламутить. Мы с сестренками, не зная с чего начать, решили к ним присоединиться. Присоединились к поиску стрелы. Я несколько раз случайно поймала взгляд Устиньи, которая в поисках участия не принимала, да впрочем, вроде бы и должна была.
А, вот взгляд у нее, как бы точнее его описать, странный какой-то. Столько всего в нем намешано было. И плохо скрываемое удовлетворение и насмешка и пренебрежение, и еще много чего. Так может смотреть на все эти поиски только человек, который точно знает, что они закончатся безрезультатно. Не скорее всего, не наверняка. А именно только так и не иначе.
Что бы это могло значить?
- Думай – сказала я себе. – хорошенько думай. Что-то эта Устюшечка темнит.
Поиски я, конечно, бросила, поняла, что, никакого смысла в них нет. Девчонкам, правда ничего не сказала. Им это дело по душе пришлось, смотрю, резвятся вовсю. И слуги царские в них души не чают. У многих, наверное, дома такие же.
- Поговорить мне с тобой надо – я села рядышком с Устиньей.
Та только плечами пожала, говори мол, раз тебе надо. Но вслух ничего не сказала.
- Как, думаешь, найдут, наконец, эту стрелу злосчастную? – спрашиваю.
Устинья только головой отрицательно покачала, а сама все молчит.
- А, завтра, как думаешь, найдут?
Я и сама не поняла, что ее так зацепило, но только она, аж вскинулась вся.
- Нет – чуть не закричала Устинья – ни завтра, ни послезавтра, никогда не найдут.
Ага, голубушка, подумала я, значит совершенно точно, стрелы в болоте нет, но, тогда интересно, где она? И, вдруг поняла. Все, все поняла. Сейчас бы только, пока Устюшечка моя в себя не пришла, надо с ней заканчивать.
- Конечно не найдут – спокойно, даже с ленцой соглашаюсь я. – потому, что стрелы в болоте нет.
Понаслаждалась мгновением растерянностью Устиньи и вколачиваю последний гвоздь. – А, потому ее нет в озере, потому что у тебя она. Может быть, покажешь?
- Как узнала-то? – почти неслышно прошептала Устинья.
- Да мелочи все это – я пренебрежительно махнула рукой. – Стрелу то покажи. Все-таки интересно поглядеть, какие, тут, у вас стрелы царевичи пускают.
Устинья послушно встала, вынула из под перины стрелу и молча, протянула ее мне.
- Что дальше то делать будешь?
- Понятия не имею – в раздумьи протянула я. – Может быть, вместе что-нибудь придумаем.
Устинья снова опустилась на крыльцо рядом со мной. Помолчали.
- Да ничего мы не придумаем – нарушила, наконец, она молчание. – Ни вместе, ни поодиночке.
- Ну, почему же? давай для начала Ивана Царевича известим – предложила я, пусть он узнает, что тут стрела.
- А, чего, его извещать то? – Устинья вскинула на меня удивленный взгляд. – Он не хуже нас с тобой знает, что стрела здесь.
- Откуда? - Вырвалось у меня.
- Как это откуда? – Устинья искренне удивилась моему непониманию. – Он же мне ее и отдал, попросил вот спрятать на какое-то время.
А потом, глядя мне прямо, в сам собой открывшийся рот, добавила. – А перед этим чуть голову мне не прострелил.
- Так, значит прямо к тебе, стрела его прилетела? – теперь вся мозаика сложилась в моей голове в единую картину.
- Вестимо ко мне – буднично, как-то подтвердила Устинья.
- Так зачем же, тогда вся комедия эта – я показала рукой на добросовестно трудящихся царских слуг.
Устинья голову склонила и вдруг слезы так, и хлынули из нее. - Да не может он на мне жениться. Стрела то в болото попала, а в болоте только лягушки живут. Поэтому он на лягушке жениться должен.
Нелепость всей этой складывающейся ситуации, была просто угрожающей какой-то. Ясно, что надо было что-то делать, но никто из нас не знал, что именно.
- Ладно - сказала я. – Утро вечера мудренее. Сегодня не думай ни о чем. А завтра, видно будет. Я, пока с сестренками посоветуюсь. А. ты, знаешь что, поймай-ка к утру лягушку, да покрупнее
Сестренки мой план одобрили. Ну, а с таким-то одобрением он просто не мог не быть успешным. Утром, пришедшим царским слугам, к их великой радости, была представлена крупная лягушка, сжимающая в лапке, эту злополучную стрелу.
В итоге царь задал пир. Вот это пир был, настоящий царский. Мы с сестренками, конечно же, никак не могли пройти мимо этого мероприятия. И, поэтому, я с полной ответственностью могу сказать, что те, кто, подозревал царя Ерему в излишней экономии, были основательно посрамлены.
Иван Царевич, вовремя ознакомленный с нашим планом, долгое время уделял лягушке повышенное внимание. Ласково поглаживал ее по спинке, подкладывал ей лакомые кусочки. А, потом, впрочем, когда это собственно и произошло, никто толком и не заметил. Но лягушка самым непостижимым образом превратилась в Устинью.
Результат этого чуда был просто потрясающим. Были, правда, там некоторые скептики, да только их и слушать никто не захотел. Да и в самом деле, посудите сами, ну какой человек в здравом уме, согласится поменять настоящее полноценное чудо, на какие-то, невнятные, невразумительные намеки на какие-то там махинации. Тьфу, даже слушать неохота.
Царский пир, это скажу я вам такой пир. Всем пирам, пир. И не очень то, с него и уйдешь. Но мы ушли. Потому, что о Бабе Яге очень беспокоились. Действительно, как там она без нас то. Совсем одна.
И все же Ефим нас задержал. Очень уж он просил, хоть на одну ночь остаться. Остались мы конечно, потому, что поняла я, зачем он просит. Как тут откажешь.
А вечером, мы все четверо сидели на крыльце и ждали, долго ждали, вокруг тишина полная. И вдруг среди всей тишины этой – Ква-ква. Потом бульканье, такое знакомое. И снова Ква-ква. Теперь уже в другом месте. Потом в третьем, четвертом. И потом по всему болоту.
В ту ночь мы почти и не спали. Много ли человеку порой нужно для полного счастья? Тогда нам казалось, что совсем немного.
А утром, когда Ефим уже лодку свою отвязывал, чтобы везти нас к Бабе Яге, Устинья с Иваном Царевичем явились.
- Мы батюшка, подумали с Ванюшей и решили, что здесь будем жить, на болоте. А то, как ты без нас, один-одинешенек.
Пожалуй, на этом и можно было бы закончить рассказ о лягушином болоте. Но ведь еще осталась Лягушка – царевна, с царского пира прибывшая.
- Мы можем ее к Бабе Яге отвезти – предложила я.
Но Ефим только грустно улыбнулся. – Знаешь, что бы она ответила, если бы ее саму об этом спросили?
- Нет – покачала я головой.
- Она бы сказала, что какой бы важной и знаменитой ни была лягушка, нигде ей не будет лучше, чем в родном болоте.