СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ!
Все-таки со временем наш мир перестал быть совсем закрытым.
В 1976 году нашей Наташе дали адрес девочки из ГДР. Потом нам написала ее учительница русского языка Криста Зехафер. Оказывается, она приезжала на учебу в наш университет и жила в общежитии напротив нашего дома.
- Я хочу переписываться с учительницей или просто с хорошим человеком, - писала она. Я написала ей сама, и летом она пригласила нас в гости.
...Мы собираемся в гости, а родные вспоминают военные годы, высказывают предположения о жизненном укладе немцев.
В Берлине - ночь. Поезд медленно подходит к перрону. Нас принимают на дальний, плохо освещенный путь. Несколько свободных путей отделяют нас от чернеющего в темноте грузового поезда, где в просвете окна я вижу человека с ружьем. Кровь бросается мне в лицо. Куда мы приехали? Зачем?
Женщина в красной кофте бросается к нам на перроне. Она обнимает нас всех по очереди, целует Наташу, Нину. И первое страшное впечатление исчезает.
- Вы меня узнали, да? - Мы знакомы с Кристой только по фотографии. - Клаус остался дома. Мы бы не поместились в машине. - У них - маленький "Трабант".
Мы едем по Берлину, мчимся по пустынной ночной трассе.
- Криста, у Вас совсем другая манера езды! - удивляется мой муж Саша. - Вы почти не сбавляете скорости на поворотах.
- Наши дороги так рассчитаны, - отвечает Криста с милым акцентом. А нам еще предстоит удивляться и удивляться!
Через два часа мы на месте. Тухейм - маленькое, рассчитанное всего на пять тысяч жителей, старинное местечко между Потсдамом и Магдебургом. Клаус и его тетя Фрида встречают нас у дверей коттеджа. Кругом - розы. Стол полон яств. Рушатся все наши представления о немецком распорядке. Нам все интересно. Криста у нас - переводчица.
Сколько новых впечатлений получили мы за эту поездку! Это теперь нас не удивишь никакими товарами. Тогда мы были потрясены магазинами. Еще мы ездили в большие и маленькие города, смотрели достопримечательности, вместе с ними встречали из лагеря их сына Герда. Собирали в лесу грибы и ягоды. Но интереснее всего было знакомиться с людьми, с их бытом и привычками. Везде нас встречали с доброй улыбкой. Что же отличает наши страны?
- Наша страна - маленькая, нам легче навести порядок, - как будто оправдываясь, говорит Криста.
Может быть, в этом есть доля истины?
Нам пора расставаться. Мы ходим по подземным переходам берлинского вокзала. Очень, очень грустно. Криста порывается сказать мне что-то. И вдруг, обняв меня, заливается слезами:
- Вера, ты пойми, у меня никого никогда не было, ни сестры, ни брата. - Криста и Клаус родились перед самой войной, и почти сразу стали сиротами. - Мы стали родными за это время. Ты мне - сестра, Вера. Пожалуйста, пиши. Я не хочу терять тебя! - В горле - ком, в глазах - слезы, я ничего не могу ответить.
"Вот оно - настоящее покаяние войны, - думаю я. - Дети любой войны становятся сестрами и братьями по несчастью!"
Потом они втроем приезжают к нам в гости, мы везем их на Азовское, на Черное моря. Посещаем Азов, Таганрог, Новочеркасск, Сочи, Пицунду, Москву. Тогда это было просто. Всюду нас встречают наши друзья.
- Что вам понравилось у нас? - спрашиваю я Кристу и Клауса на прощание.
- Дружба, - говорит Криста, и Клаус кивает головой. - У вас такие друзья! У нас так не дружат.
Теперь нас связывают двадцать лет родственных отношений. Мы гостим вместе с ними на Пицунде у нашего сокурсника Алика Геворкяна, когда начинается абхазско-грузинский конфликт. Нашу машину останавливают люди с автоматами, и нам очень страшно. Потом мы с замиранием следим за событиями в Германии. Мы переживаем друг за друга.
В 1987 году наша Наташа заканчивает с красным дипломом юридический факультет Ростовского университета. Потом - работа, аспирантура в Москве.
Тема ее работы - местное самоуправление. В один из своих приездов домой она расспрашивает бабушку - мою маму Нину о самоуправлении в казачьих общинах. Мама рассказывает о том, как подушно делились поля и луга, как строили вместе новые дома погорельцам, какую помощь оказывали вдовам и сиротам. И многое, многое другое рассказывает она, объясняет на конкретных примерах.
- Высочайший уровень самоуправления! - делает вывод Наташа. - Если бы это все сумели восстановить!
В библиотеке Наташа встречает списки благотворительных фондов и университетов Англии и США, которые принимают на учебу иностранных студентов. Посылает 50 писем в разные университеты. И ее приглашают сначала в Англию, потом на юг США, и, наконец, в Гарвардский университет. Сначала предлагают оплатить только учебу, а потом оплачивают все: обучение, стипендию, перелет. 35 тысяч долларов стоил Гарвардскому университету год учебы там Наташи. У нее – темнокожая куратор. Это она добивается полной оплаты обучения. Кому, как не им, понять нашу бедность! Родственники смеются:
- Пусть дадут деньги наличными. С такими деньгами и здесь будет хорошо!
Это в 1992 году. Год назад умерла мама. Слава богу, она не узнала, что собранные ею с таким трудом деньги, которые она, не жалея, давала нам на крупные нужды, обесценились. Раньше за эти деньги можно было купить дом. Теперь мы покупаем 50 долларов для Наташа. Моя зарплата доцента составляет в то время 12 долларов. И все-таки мы собираем 176 долларов. Приводим в порядок вещи, купленные еще в Германии. Покупаем сувениры для подарков, даже литровую бутылку армянского коньяка.
Я провожаю Наташу в аэропорту Шереметьево. Грустно, словно прощаюсь с ней навеки. Впереди тщательно осматривают багаж уезжающих навсегда. А сзади два молодых бизнесмена презрительно обсуждают Наташин багаж:
- Зачем все это вести? Главное - иметь деньги! - в их руках только дипломаты.
Действительно, из пятисот долларов, которые можно было провести, мы не набрали и половины. Наташин багаж не проверяют, на таможне - опытные люди. На просвет бутылка коньяка в чемодане выглядит, как бомба. Но тогда это еще никого не волновало. Наташа еще долго ходит по большому залу аэропорта, выполняя какие-то формальности, и, наконец, скрывается за поворотом.
После Гарварда Наташа поступает в Вашингтонский университет по докторской программе, но без стипендии. Университет дает ей кредит, но его нужно будет отдавать. Поэтому Наташа старается подработать.
Эксперимент в центре диетического питания, где в питании - все, кроме зеленых овощей. Тысяча долларов, да еще бесплатное проживание в прекрасной комнате на двенадцатом этаже. А на крыше центра - бассейн со спасательницей. В течение месяца нужно иногда сдавать анализы крови, а мочу - всю до капли. Двоюродный брат Юрий, сын сестры моего отца Марии в Москве смеется:
- Пусть договаривается. Что, что, но это мы можем гнать им отсюда цистернами. - Он как раз занимается производственными договорами.
Еще Наташа работает в школе, делает переводы, сдает кровь, смотрит детей. Так подрабатывает в США вся молодежь. В поисках работы ездит по стране, поездки оплачивают работодатели. У нее огромный круг общения: японцы, немцы, китаянки, монголка, евреи, русские баптисты, перуанцы, аргентинцы. Француженка учит ее французскому языку. В Европе пригодится.
Где-то везет. Выиграла поездку на двоих в Голливуд. Взяла с собой секретаря факультета. На один год получила стипендию женского фонда США. Потом были оплачиваемые поездки за пределы США: Австрия, Венгрия, Голландия, Англия... Не имея работы там, пытается помочь нам, работающим здесь.
В январе 1996 года Наташа получает стажировку в Швейцарии. Мы с Андреем решаем поехать к друзьям в Германию и там с ней встретиться.
Мы представляем радостные лица наших друзей Кристы и Клауса, которые встретят нас на вокзале. Но... нас никто не встречает. Проходит время. Расходятся пассажиры. Убирают пустой состав. Идет снег. Нам становится не по себе. Мы не знаем, как самостоятельно добраться в Ерихов, куда переехали наши друзья. Начинается метель. Мы входим в вокзал. Потом еще раз выходим на перрон. И здесь мы попадаем в объятия друзей. Они перепутали вокзалы.
"Вы привезли с собой русскую зиму!"- шутят они.
Вечером приезжает Наташа. Мы не виделись четыре года. Нам столько нужно рассказать друг другу! Мы болтаем даже ночами. А еще мы радуемся за наших друзей - учителей школы. После объединения Германии они сумели купить большой двухэтажный дом, две прекрасные машины. Их дом - полная чаша. Мы дивимся тому, как разумно немецкий народ распоряжается своей землей. Прозрачные чистые леса, маленькие милые дома, ощущение простора!
Все родственники Кристы дают нам деньги.
- Вы сами купите себе подарки, - говорит Криста, когда я пытаюсь отказаться. - Мы ведь сестры, Вера, мы все понимаем! - Если бы и мы могли что-то понять.
Где же вы, русские братья и сестры? Почему спокойно смотрите на то, как гибнут старики, как школьники и студенты падают в голодные обмороки?
Но настает время расставаться. Наташа уезжает в Швейцарию из Магдебурга. Клаус на компьютере рассчитывает, что путь от Ерихова до Магдебурга займет около часа. Но накануне идет снег. Он сыпет и сыпет. Выезжаем на главную магистраль Германии. И видим впереди мигающие желтые огни аварийных машин. Машины сразу перестраиваются, оставляя центральную полосу свободной. По ней проезжают аварийки, полиция и машины скорой помощи. Мы стоим четыре часа. Наташа опаздывает на поезд и едет другим поездом с двумя пересадками. Пробиваемся сквозь снег обратно. Нас в слезах встречает Криста. Она слышала по радио об аварии и боялась, что это случилось с нами.
Мы хватаем вещи, садимся в машину и едем в Берлин. Снег идет такой густой, что "дворники" не справляются, и Клаусу приходится останавливаться и чистить переднее стекло. Никто уже не шутит о русской зиме. В Берлине мы все время попадаем в автомобильные пробки. Я тихо молюсь Николаю Чудотворцу - любимому святому моей бабушки Фео, чтобы мы не опоздали на поезд. Ведь прямой вагон "Берлин - Ростов" ходит только раз в неделю. Около вокзала Клаус никак не может припарковаться, так как перед нами забирают на платформу неправильно припаркованную машину.
Мы бежим по вокзалу, лопается пакет, рассыпаются вещи. В последнюю минуту мы вскакиваем в вагон, и поезд трогается. Успеваем еще послать несколько воздушных поцелуев своим друзьям. Они измотаны, но счастливы. И мы счастливые сидим на откидных стульчиках в вагоне "Берлин - Ростов".
Потом я ставлю в соборе свечку Николаю Чудотворцу.
Теперь к нашим друзьям, с которыми мы учились, добавились наши немецкие друзья.
А наш поток выпускников всегда славился среди других потоков самой крепкой дружбой. Наши отношения между собой были, может быть, даже крепче родственных отношений. Мы ездили друг к другу в гости, и принимали друзей у себя. Например, Алик Геворкян (кандидат физмат наук) был тогда заместителем директора большого закрытого института. Помню, как несколько семей наших выпускников собрались в огромном доме у Алика Геворкяна в Алахадзе вблизи Пицунды. Он решил его реконструировать перед свадьбой сына. Мы все дружно помогали ему. Наши мужья строили лестницу на второй этаж. Мы, женщины, клеили обои.
Последний раз мы с мужем и с сыном гостили у Алика в августе 1991 года. Там мы пережили все августовские события. Как мы радовались! Как мы надеялись на демократию!
С огромным трудом, в бесконечной колонне машин в течение нескольких часов мы добирались в последних числах августа до Адлера. В это время по радио шла трансляция митинга в Москве, на котором выступали Ельцин, Попов. Я впервые увидела, как растроганный этими пламенными речами, Алик смахнул слезу. В тридцать седьмом году всю его семью вместе с отцом выслали в Среднюю Азию, и Алик пару раз показывал нам в Адлере дом отца, из которого их когда-то выселили. Теперь он думал, что подобное никогда не повторится. Как он ошибался!
Не прошло и нескольких месяцев после октябрьских событий, как в их селении стали появляться бандиты. Они вырезали одну семью за другой и занимали их дома. В основном это были грузинские семьи. У меня в глазах до сих пор стоят лица грузинской семьи - соседей Алика: доброе лицо бабушки, необыкновенно красивые лица ее внука и внучки. Всех их вырезали в одну из ночей, включая молодых родителей, которых я почти не видела, так как они все время работали.
В один из таких «черных» дней несколько машин подъехали к дому Алика. К счастью, в этот день Ева – жена Алика была в гостях у брата. Его трехлетний внук Вовчик бегал во дворе. К его виску приставили автомат. Из дома вынесли все, что можно было вынести, из гаража выгнали черную «Волгу» Алика. Он не сопротивлялся, так как больше всего боялся потерять внука. Внука оставили живым, а Алику сломали обе руки.
Они собрались, и уехали из дома в этот же день. Несколько дней пожили у сестры Алика в Сочи, потом сняли там квартиру. В свой дом они уже больше не вернулись. Правда, Алик пустил по их селу слух, что тот, кто вселится в его дом, не доживет там и до утра. В селении знали крутой характер Алика. Никто не пытается вселиться в его дом. Дом, прекрасный двухэтажный дом, согретый любовью этой семьи, видевший нашу крепкую дружбу, стоит и ветшает без человеческого тепла уже второй десяток лет. За домом присматривают соседская семья, в которой муж – армянин, а жена – русская. Эти соседи боятся бросить свой дом, и каждый день рискуют своей жизнью.
С началом событий в Абхазии вдове нашего сокурсника Дмитрия Альбине тоже пришлось бежать из Сухуми. Она бежала под взрывами и не успела даже забрать документы. Так она – русская женщина, родившаяся и выросшая в России, стала беженкой, и человеком «второго сорта». С огромным трудом ей удалось восстановить свои права на то, чтобы жить и работать в Ростове-на-Дону. Но она не смогла сделать этого для их сына, рожденного в Сухуми. Выпускник МГУ, он уехал в США, где его приняли с распростертыми объятьями. Он занимается новыми разработками в области связи, волоконной оптики. Как мы, русские, расточительны! Как невнимательны к судьбам соотечественников!
Мы искренне любим друг друга, мы сопереживаем друг другу. Мы радуемся успехам наших детей, а горе одного из нас становится нашим общим горем. Почему у нас возникли такие теплые, почти родственные отношения? Может быть, потому, что наша юность, которая является определяющей в жизни человека, пришлась на время хрущевской оттепели. Нашей дружбе не помешали. Нас не заставили предавать друг друга.
Летом Наташа приезжает в Ростов как переводчица и сопровождающая делегации американских учителей-экологов "Река к реке". Из десяти дней ей всего три раза удается переночевать дома, встретиться со всей семьей, с одноклассниками, с коллегами, с учителями. Наташа занята с утра до ночи. Местные переводчики не понимают южан из США. Ростов-папа дает о себе знать. У одной американки украли сумку. Но, в целом, они уезжают довольные!
Но своих не обмануть внешним благополучием! Голодают родственники по отцу на Украине. То и дело приходят тревожные вести с Кавказа. Трехлетний внук Алика Геворкяна уже стоял под дулом автомата. Боюсь, что он этого никогда не забудет. Меня встречают бывшие выпускники РИИЖТа, который был, и остается единственным транспортным вузом Северного Кавказа. И у каждого - своя грустная история... У многих погибли родные...
Баку... Помню, как помогали там друг другу на экзаменах азербайджанцы, евреи, грузины, армяне, абхазы. Что ж это творится с людьми? Все сражаются за свои территории. И куда же деваться моему внуку Тимуру, сыну Нины, если он почти наполовину русский, на четверть грузин, на восьмую часть украинец? А еще он немного калмык, поляк, еврей, турок... Может быть, мы научимся жить, как в США, где уже преодолевают вековую вражду белых и черных, где постепенно стирается грань между эмигрантами разных стран? Смотрю кадры хроники из Грозного. Двадцать лет я ездила туда несколько раз в год читать лекции, бывала у наших выпускников в чеченских и ингушских семьях. С ужасом вижу знакомые разрушенные дома...
Не могу спокойно ходить по улицам. Всюду протянутые руки, голодные глаза. Не могу смотреть телевизор. Я плачу вместе с ними, с русскими, украинскими, армянскими, азербайджанскими, грузинскими, чеченскими, ингушскими и другими матерями. Наша Земля такая маленькая! Наш мир - у каждого свой!
Я вспоминаю молитвы - скороговорки своей любимой бабушки Фео. Я молюсь:
- Господи! Не лишай нас тех, кто нам дорог!
Но, как бы не было тяжело, мне хотелось бы сказать своей матери:
- Спи спокойно, мама! Ты учила нас иметь, прежде всего, то, что можно отобрать только вместе с жизнью - первоклассное образование. Этот урок мы усвоили! Не только твои дети, но и внуки имеют хорошее образование. Твой сын, мой брат Карпенко Алексей Сергеевич - теперь профессор, заведующий кафедрой психологии. Ты так хотела этого! Знай, что вся наша большая семья держится вместе и в горе, и в радости! Все, о чем ты нам рассказывала шепотом, о чем записала в своей тетрадке, я могу рассказать теперь всему миру.
Публикуя эти заметки семейной хроники, я надеюсь, что это мое родовое "отпустит" меня потом. И я, подобно философу Н. А. Бердяеву, смогу "возлюбить "смысл" больше жизни, дух больше мира". И сумею написать, и, может быть, опубликовать что-то, не связанное с жизнью моей семьи. Сюжеты уже роятся в моей голове. А несколько рукописей отлеживаются в моей папке!..
Так заканчивалась моя рукопись, опубликованная в 1997 году в литературно-художественном альманахе «Южная звезда».
* * *
Мама! Мама! Наученная горьким опытом тридцатых годов, как ты все-таки ошибалась. Тогда у людей можно было отобрать все, и образование оставалось основным капиталом. Поэтому ты так стремилась к тому, чтобы мы получили хорошее образование. Но, оказывается, если отобрать жизнь, и никому не нужно будет твое образование…. Никто о нем и не вспомнит…
Свобода
(Рондо)
Свобода... Чувство сладкое свободы.
Ты выбрал сам. Прекрасны храма своды.
Сюда влечет. Здесь лики всех святых
Глядят на нас из рамок золотых,
И Море Вечности свои колышет воды.
Бердяев вскрыл трагедию свободы.
Ведь на весах свободы непростых
Добро и зло на равных. И для них
Так шатко равновесие. Свобода...
Ну, что ж, «паситесь, мирные народы»!
Пусть бремя непомерное свободы
Не тяготит вас. То - удел других.
То - Достоевский, Пушкин. Это - их
Судьба и крест. Как быстро мчатся годы!
Так что ж ты нам теперь несешь, свобода?
* * *
Со смертью Саши пошел какой-то вал событий. Вера только-только немного отошла после смерти Саши и вышла на работу, как ее подкосила смерть фактически подруги, с которой они занимались научной работой в одной лаборатории. Настя использовала тот же спектральный метод, те же спектральные приборы, но в целях дефектоскопии. В институте было целое научное направление, посвященное этой актуальной тематике.