Лекция 29. Юность и старость
Излечения из Платона (428-347 гг. до н.э.)
Жизнь человека – как шахматная игра – каждое поколение начинает свою игру в надежде выиграть. В процессе игры игрок теряет пешки и фигуры. К концу игры он остается, в лучшем случае, с парой пешек или легкой фигурой и с надеждой вывести пешку в ферзи. И неважно, что произойдет в конце игры – проигрыш или выигрыш, важен сам процесс игры цена которому жизнь. А финал один – все фигуры вновь расставляются на шахматной доске, и новое поколение вновь начинает игру с начала с теми же надеждами и мечтами.
Человек, обладающий всем, что от него требуется для того, чтобы он стал совершенным, редко рождается среди людей - только как исключение. А кроме того, губят и отвлекают душу все так называемые блага: - красота, богатство, телесная сила, влиятельное родство в государстве и все, что с этим связано
Пустой человек тот, кто считает смешным что-нибудь иное, кроме дурного и когда он пытается что-либо осмеять, он в чем-то другом усматривает проявление смешного, а не в глупости и пороке. А когда он усердствует в стремлении к прекрасному, он опять-таки ставит себе какую-то иную цель, а не благо.
Духовно праздные люди любят тешить себя несбыточными надеждами - они еще не нашли, каким образом осуществится то, чего они вожделеют, Но, минуя это, чтобы не мучить себя раздумьями о возможности и невозможности, полагают, будто уже налицо то, чего они хотят, и вот они уже распоряжаются дальнейшим, с радостью перебирают, что они будут делать, когда это совершится, от этого их и без того праздная душа становится еще более праздной.
Способность к познанию, память, остроумие, проницательность и все, что с этим связано, обычно не встречаются все зараз, а люди по-юношески задорные и с блестящим умом не склонны всегда жить размеренно и спокойно. Напротив, из-за своей живости они мечутся во все стороны, и все постоянное их покидает.
Если же люди отличаются постоянством нрава и переменчивость им чужда, на их верность можно положиться и на войне они с трудом поддаются страху. Но эти же их свойства сказываются при усвоении знаний - они неподатливы, невосприимчивы и словно находятся в оцепенении, а когда надо над чем-нибудь потрудиться, их одолевают сон и зевота.
Поэтому надо проверять человека в трудностях, опасностях и радостях. Кроме того надо упражнять его во многих науках, наблюдая, способен ли он воспринять самые высокие познания или он их убоится, подобно тому как робеют люди в случае необходимости умственных усилий
Большинство людей не верит словам другого, даже самого умудренного жизнью человека. И это не диво, ведь они никогда не видели того, о чем ему говорят, для них все это какие-то фразы, умышленно подогнанные друг к другу, а не положения, вытекающие само собой одно из другого. Да и человека, который был бы равен или подобен самой добродетели, который в пределах возможного достиг бы совершенства в деле и слове и владычествовал бы в государстве, они никогда не видели - ни одного, ни многих таких людей.
Но от богов невозможно ни утаиться, ни применить к ним насилие. Тогда, если боги не существуют или если они нисколько не заботятся о человеческих делах, то и нам нечего заботиться о том, чтобы от них утаиться. Если же боги существуют и заботятся о нас, так ведь мы знаем о богах или слышали о них не иначе, как из сказаний и от поэтов, изложивших их родословную. Те же самые источники утверждают, что можно богов переубедить, привлекая их на свою сторону жертвами, кроткими молитвами и приношениями. Тут приходится либо верить и в то и в другое, либо не верить вовсе. Если уж верить, то следует сначала поступить несправедливо, а затем принести жертвы богам от своих несправедливых стяжаний. Ведь, придерживаясь справедливости, мы, правда, не будем наказаны богами, но зато лишимся выгоды, которую несправедливость могла бы нам принести. Придерживаться же несправедливости нам выгодно, а что касается наших преступлений и ошибок, так мы настойчивой мольбой переубедим богов и избавимся от наказания.
У жрецов под рукой куча духовных книг и по этим книгам они совершают свои обряды, уверяя не только отдельных лиц, но даже целые народы, будто и для тех, кто еще в живых, и для тех, кто уже скончался, есть избавление и очищение от зла - оно состоит в жертвоприношениях и в приятных забавах, которые они называют посвящением в таинства - это будто-бы избавляет нас от загробных мучений, а кто не совершал жертвоприношений, тех ожидают ужасы.
В начале жизни подростки – девочки и мальчики должны получать общее воспитание, изучать философию соответственно их юному возрасту и непрестанно заботиться о физическом развитии своего тела пока они растут и мужают. С возрастом, когда начнет совершенствоваться их душа, они должны напряженно ее упражнять. Когда же их сила иссякнет и не по плечу будут им гражданские и воинские обязанности, тогда, наконец, наступит для них приволье - ничем иным они не будут заниматься, разве, что, между прочим, своими «сентенциями», помогать молодым в их становлении.
В старости, насколько в человеке угасают всякие удовольствия, связанные с телом, настолько же возрастает потребность в беседах и удовольствии от них. Поэтому приятно беседовать с людьми преклонных лет. Они уже опередили молодых на том пути, который, быть может, придется пройти и им. Молодым, только начинающим свой путь по жизни надо у них расспросить, каков этот путь — тернист ли он и тягостен, или удобен и легок. Особенно интересно мнение тех, которые уже в таких летах, когда стоишь, по словам поэтов, на пороге старости и хочется узнать, в тягость ли им кажется жизнь или они считают иначе? Старики на склоне лет начинают осмысливать, рассуждать и спорить о том, что есть жизнь, какова она – легка или тяжела, что есть разумность, справедливость и несправедливость, как в обыденной жизни, так и в общественном значении.
При этом надо заметить, что многие даже умудренные жизнью, невольно увлекаются спорами и раздорами, и притом думают, что они не состязаются в споре, а рассуждают. Придравшись к словам, они выискивают противоречие в том, что сказал собеседник, и начинают не беседовать, а состязаться в споре. Происходит это из-за того, что они не умеют всесторонне рассматривать предмет, о котором идет речь, различая его по видам и обстоятельствам.
Люди примерно одних и тех же лет часто сходятся вместе и большинство из них с сокрушением вспоминают вожделенные удовольствия юности - любовные утехи, попойки, пирушки и тому подобное! И брюзжат, словно теперь это для них великое лишение: - вот тогда была жизнь, а это разве жизнь! А некоторые старики жалуются на родственников, помыкающих ими, и тянут все ту же песню, что старость причиняет им множество бед. Хотя, возможно, они напрасно винят старость. Например, поэту Софоклу был задан вопрос: - Как ты, Софокл, насчет любовных утех? Можешь ли ты еще иметь дело с женщиной? - Помолчал бы ты, право, - отвечал тот, - я с величайшей радостью ушел от этого, как уходят от яростного и лютого повелителя.
Ответ Софокла многозначителен. Ведь в старости возникает полнейший покой и освобождение ото всех повседневных вещей, утихает и прекращается напряженность влечений, полностью возникает то чувство избавления от многих неистовствующих владык. А им и домашним неприятностям причина одна - не старость, а самый склад человека. Кто вел жизнь упорядоченную и был человеком добродушным, тому и старость лишь в меру трудна. А кто не таков, тому и старость, и молодость бывает в тягость.
Хотя можно предположить, что можно легко переносить свою старость не потому, что ты человек такого склада, а потому, что ты обладатель большого состояния. Ибо у богатых есть чем скрасить старость.
Точно так же можно ответить и тем небогатым людям, которым тягостна старость - да, и человеку кроткого нрава не очень-то легко переносить старость в бедности, но уж человеку дурного нрава, как бы богат он ни был, всегда будет в старости как-то не по себе.
Но важно заметить, что у тех, кто не сам нажил состояние, нет особой привязанности к деньгам. А кто сам нажил, те ценят его вдвойне. Как поэты любят свои творения, а отцы — своих детей, так и разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам — не только в меру потребности, как другие люди, а так, словно это их произведение. Общаться с такими людьми трудно - ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства.
Возникает вопрос: - при значительном состоянии, что можно считать самым большим и достижимым благом? Когда кому-нибудь близка мысль о смерти, на человека находит страх и охватывает его раздумье о том, что раньше и на ум ему не приходило. Сказания, передаваемые об Аде, а именно, что там придется подвергнуться наказанию, если кто здесь поступал несправедливо, - он до той поры осмеивал, а тут они переворачивают его душу: - а что если это правда? Да и сам он - от старческой ли немощи или оттого, что уже ближе стоит к тому миру - как-то больше прозревает.
И вот он преисполняется мнительности и опасений, прикидывает и рассматривает, уж не обидел ли он кого чем. Кто находит в своей жизни много несправедливых поступков, тот подобно детям, внезапно разбуженным от сна, пугается и в дальнейшем ожидает лишь плохого. А кто не знает за собой никаких несправедливых поступков, тому всегда сопутствует отрадная надежда, добрая кормилица старости, как говорится у поэта Пиндара. Превосходно он это сказал - что кто проводит жизнь праведно и благочестиво, тому:
Сладостная, сердце лелеющая, сопутствует надежда, кормилица старости,
Переменчивыми помыслами смертных, она всего более правит.
Справедливо отдавать каждому должное! К этому можно добавить, что обладание состоянием очень ценно, но, конечно, не для всякого, а лишь для порядочного человека. Отойти отсюда в тот мир, не опасаясь, что ты, пусть невольно, обманул кого-нибудь, соврал кому-нибудь или же что ты в долгу перед богом по части каких-либо жертвоприношений или перед человеком по части денег - во всем этом большое значение имеет обладание состоянием. Есть много и других надобностей, но, сравнивая одно с другим, можно предположить, что во всем этом для человека с умом богатство не последнее дело и очень ему пригодится.
Арт Ангелуа 27.06. 15 г.