Леонтий Бызов
"Избирательный цикл 2011-12 гг. через призму ценностных и идейных противоречий общества".
1. Основное содержание и рабочие гипотезы.
От избирательной кампании 2011 г. изначально не ожидалось особых сенсаций. За предшествующий период в стране не появилось новых значимых политических сил, способных составить конкуренции не только «партии власти» в лице единороссов, но и их младшим партнерам по работе в Государственной Думе. Сама «партия власти» с относительно небольшими потерями пережила экономический кризис 2008-09 гг. и, хотя трудно было прогнозировать повторение успеха 2007 г. Протестная активность общества вплоть до конца осени 2011 г. не превышала обычных показателей, равно как и индексы социального самочувствия. И тем не менее произошли события, требующие социологического объяснения – «Единая Россия» набрала голосов существенно меньше, чем ей обещали прогнозы, протестная активность сразу после выборов не только выросла, но и обрела новое политическое качество, а казавшееся монолитным «путинское большинство» дало трещину. Прошедший после выборов год не подтвердил наиболее алармистских прогнозов о необратимом закате политического режима, но и проблемы, выявившиеся в конце 2011 г., тоже не «рассосались» сами собой. По «горячим следам» было выдвинуто немало гипотез, призванных объяснить, что же все-таки произошло. Вот некоторые из них:
1. В настроениях россиян произошел глубокий ценностный сдвиг, связанный с адаптивными процессами в верхней части общества, приведшими к росту протестных настроений со стороны либеральных сегментов общества, для которых условия «путинского консенсуса» уже стали неприемлемыми. Произошло своего рода «восстание» городского среднего класса.
2. Следствием декабрьских событий стала глубокая поляризация общества, возникновение своего рода «двух Россий» - России городской, либеральной, ориентированной на западные политические ценности, и России консервативной, архаичной, ориентированной на традиционалистские политические ценности.
3. «Партия власти» во главе с В. Путиным, утратив поддержку либеральных сегментов общества, стала выразителем интересов и ценностей консервативного большинства, носителем идеологии политической реакции.
4. Социальная база протестных настроений выросла за счет подключения к ней ряда относительно новых политических сил – «новых левых», противостоящих консервативной КПРФ, и «новых националистов», выступающих за национальную русскую государственность, противостоящих традиционным «патриотам». Эти силы в ближайшее время способны существенно потеснить нынешние парламентские партии.
5. В целом нынешнее «партийное меню» не способно представлять изменившиеся настроения и ценности россиян, а начавшаяся реформа партийно-политической системы в относительно короткое время приведет к политическому оформлению новых крупных партийных проектов.
Как показал внимательный анализ данных электоральной панели, все эти гипотезы не то что совсем не верны, но зачастую отражают лишь самый поверхностный слой происходящих процессов. Реальная картина намного более размытая и неоднозначная. Отсюда – несостоятельность многих прогнозов, предсказавших линейное по восходящей развитие процессов в послевыборный период. Перемены, безусловно, происходят, однако они касаются скорее некоторых деталей и акцентов, чем радикально меняют привычную с «нулевых годов» социально-политическую карту. Политическая стабильность в период 2000-08 гг. базировалась на сложившемся в обществе ценностном балансе, в рамках которого идея сильного государства, сочетающего в себе либеральные черты (рынок, свобода частной жизни) с социал-консервативными (государственный патронаж основных секторов экономики, социальные гарантии, архаичная политическая система) объединяла наиболее значимые группы общества, отсекая недовольных радикалов на фланги, где они не представляли угрозы для системы власти. В этой системе центральная власть во главе с В. Путиным, имея значительное «ядро» поддержки, располагала и возможностью ее многократного расширения за счет тех, кто воспринимал власть как наименьшее или приемлемое зло, своего рода исторический компромисс. Однако к началу избирательного цикла, к осени 2011 г. эта устоявшаяся система начала давать сбои, вылившиеся в массовые протесты, а потом радикализацию и поляризацию общества. Среди причин этого можно выделить как долгосрочные тренды (моральная усталость от несменяемой власти, выход на общественную арену новых поколений, ищущих возможностей для самореализации, снизившуюся способность потерявшей мобильность власти отвечать новым вызовам времени), так и конъюнктурные, чисто политические. Страна, пережившая экономический кризис, не приведший по сути ни к каким политическим последствиям, в которой происходит активная смена поколений, оказалась к началу цикла на пороге завершения одной политической эпохи и начала другой, с другими политическими парадигмами и механизмами поисков политического баланса. Накопились, как это обычно бывает, сразу несколько важных факторов, приведших общество в новое социально-политическое состояние. Это смена поколений, приход в политическую жизнь нового поколения молодежи, «детей нулевых», уже не переживших революционных событий двадцатилетней давности. Это активное формирование т.н. «креативного класса», верхушки среднего класса, способного обойтись без поддержки государства и психологически независящего от него. Это моральная усталость от политического застоя, мельтешения одних и тех же лиц, произносящих одни и те же слова. И, наконец, это возникший в результате четырех лет «тандемократии» кризис власти, выразившийся в расколе элит, значительная часть которых, сделавшая ставку на Дм. Медведева, оказалась психологически неготовой принять «рокировку», произошедшую в сентябре 2011 г. на съезде «Единой России». В совокупности эти факторы вызвали небольшое политическое землетрясение в декабре 2011 года, отголоски которого продолжают ощущаться и по сей день. Недолгое президентство Дмитрия Медведева породило у ряда влиятельных групп «системных либералов», до поры лояльных путинскому режиму, планы на более самостоятельную роль в политике и экономике, в том числе вытеснение генерации «путинских силовиков» с наиболее привлекательных позиций. Эти группы оказались не готовы к «рокировке» в сентябре 2011 г. и возвращению в Кремль В. Путина. Как пишет Денис Волков, «для небольшой части российского общества (и половины протестующих) она означала крушение надежд на эволюционное изменение режима. Для части элиты, рассчитывающей на такой сценарий, рокировка означала несостоятельность стратегии, направленной на упрочение собственного положения, постепенное увеличение влияния на формирование государственной политики. Для них любой результат выборов, означающий победу кандидатов от власти, автоматически оказывался неприемлем». Частично сами, частично с помощью уличной оппозиции и ряда влиятельных СМИ, блогосферы, они спровоцировали своего рода «бунт», который не привел к конкретным политическим результатам, но существенно подорвал легитимность путинского политического режима, особенно его парламентского фасада, разрушил сложившийся в предшествующий период внутриэлитный баланс сил, и, как следствие, привел к поляризации общества, заставившей вспомнить первую половину 90-х годов. Это не помешало В. Путину успешно выступить на выборах, но изменило качественные характеристики его электоральной базы, соотношение внутри общества и элит тех групп, на которые он ранее мог опираться. Из гаранта элитного и идеологического баланса он превратился в лидера одной, пусть на сегодняшний день и самой влиятельной и многочисленной группировки, среди группировок, ведущих войну на уничтожение. Потеряв не столь уж значительную количественно часть электоральной поддержки, он утратил каналы влияния на ряд важных в структуре общего баланса групп. Попытка выстроить новый баланс, найти новую опору, обернулась тем, что власть сама стала становиться фактором, обуславливающим гражданское противостояние. Если данные панели в самых первых опросах, выполненных еще до парламентских выборов, никак не демонстрируют какого-либо форс-мажора, то по мере приближения к последним опросам, отчетливо видно нарастание напряженности и взаимной нетерпимости различных групп избирателей. Все же, как это можно видеть на основе социологического материала, окончательного «сжигания мостов» между ними не произошло, особенно в оценке не конъюнктурных политических факторов и событий, а в общих ценностных установках. Представляется, что альтернативы пусть и модернизированному в соответствии с реалиями времени курсу на медленное, под патронажем государства вхождение в полноценный рынок, реформу и укрепление государственных институтов, сохранение и восстановление базовых принципов социальной справедливости, наведение правового порядка, не появилось. Система основных идейно-политических ценностей осталась стабильной и ее мало затронула политическая турбулентность периода 2011-12 гг. Ни «левая», ни «либеральная» революции в обозримом будущем не предвидятся. Однако сможет ли В. Путин и его окружение в период уже нового избирательного цикла эффективно сплотить общество и элиты вокруг этих ценностей, пока совсем не очевидно. Политическая реформа, начатая на волне протестной активности, пока не внушает слишком большого оптимизма, хотя окончательный вердикт выносить по ее поводу рано. Для ее полноценного проведения, в первую очередь, необходимо понять содержание той реальности, которая возникла в сегодняшней России в процессе и по завершении выборов 2011 и 2012 гг. Сейчас, в условиях вернувшейся поляризации общества, многим представляется, что «путинское большинство» - это наиболее консервативная часть общества, противостоящая по всем пунктам либералам. Действительно, консервативная (скорее на словах, чем на деле) часть общества пока способна обеспечить арифметическое большинство, но является ли это большинство собственно путинским? Однако главным политическим козырем В. Путина, определявшем его незаменимость, безальтернативность на протяжении десятилетия, была не опора на консерваторов, а опора на ценностный синтез между умеренными консерваторами и умеренными либералами вокруг ценности сильного государства. В социальном плане – это не столько средний класс, сколько многочисленные «срединные слои» общества, немного ниже городского среднего класса. Данные показывают, что за последний год этот союз в центре политического спектра сильно поколеблен, за счет отхода значительной части вчерашних умеренных либералов. Однако и полного «сжигания мостов» тоже не произошло. Будет распад вчерашнего ценностного консенсуса усугубляться, или удастся его восстановить, пока говорить рано, возможны оба варианта. Однако представляется, что если сам В. Путин не сможет восстановить контроль над своим вчерашним большинством, потребуется другая, более современная и компромиссная фигура, которая сможет это сделать. Действия властей показывают, что путинский режим ощущает себя не слишком уверенно в условиях распада прежнего баланса, и пытается выстроить новый. В любом случае, ценностные предпосылки для этого сохраняются, а нынешняя поляризация во многом носит искусственный характер, так как касается не столько жизненных, сколько парадных, символических ценностей.
2. Идейно-политические противоречия и их роль в процессе выборов
Любые выборы – это в той или иной степени оценка обществом, его отдельными группами основных общественных парадигм, связанных с будущим развитием страны, ее прошлого и настоящего. В своей совокупности эти парадигмы образуют собой систему идеологических ценностей, которые в самом общем, «грубом» виде обобщаются через политико-идеологические категории – левые, правые, националисты, социалисты, консерваторы и т.д. За выбором между этими идеологиями-парадигмами стоят как объективные факторы, связанные с оценкой своего социально-экономического положения и поиска наиболее удовлетворительной стратегии его улучшения, так и социально-культурные, связанные с личным и групповым жизненным опытом, влиянием окружения, воспитанием и т.д. В последнем случае, что нередко наблюдается в российском политическом опыте, выборы скорее отражают «парадные», декларируемые ценности, которым в обычной повседневной жизни избиратель зачастую сам не готов следовать. В ряде случаев происходит выбор «от противного» (за кого угодно, лишь бы не за кандидата N), или по принципу «наименьшего зла». Независимо от мотивации конкретного выбора, носящего рациональный или рациональный, протестный или какой-либо иной характер, избиратель реагирует на предлагаемое ему политическое меню, за которым стоят различные ценности, идеологии и парадигмы.
Следует отметить, что идейно-политическое размежевание в российском обществе предыдущие годы, начиная с конца 90-х годов, находилось как бы в «спящем», неактуализированном состоянии. По данным ИС РАН и ВЦИОМ, противостояние идеологических полюсов по своей силе значительно уступает противостоянию «богатых» и «бедных», «чиновников» и «обычных граждан», «жителей мегаполисов» и «жителей провинциальных городов», населения различных регионов страны, молодежью и старшим поколением. Как видно из табл. 1, лишь 5% опрошенных ИС РАН считали в 2012 г. острыми противоречия между людьми разных политических убеждений. Это уже само по себе вступает в противоречие с картиной двух полярных Россий, смотрящих в разные стороны как двуглавый орел с российского герба.
Таблица 1. Оценка остроты противоречий в современной России, ИС РАН, ВЦИОМ
Какие противоречия Вам представляются наиболее острые? ИС РАН, % ВЦИОМ, %
между бедной и богатой частями общества 50
между молодежью и людьми разными старшего поколения 32
между людьми разных национальностей 24
между работниками и работодателями 20
никаких острых противоречий в российском обществе нет 19
между местными и приезжими 16
между обществом и властвующей элитой 14
между высокообразованными и малообразованными 12
между москвичами и провинциалами 11
между людьми разных вероисповеданий 8
между людьми разных политических убеждений 5
Парламентские выборы-2011 стали катализатором для пробуждения этого противостояния, которое, как оказалось не только живо, но и снова, как в 90-е годы, готово в любой момент прорваться наружу, если и не в виде «горячей» гражданской войны, то «холодной» - точно. События весны-лета 2012 г. только подтвердили этот диагноз. Но сначала остановимся на ряде событий и тенденций, предшествующих выборам -2011. Завершившийся в России избирательный цикл 2011-12 гг. во многом носит особый характер в истории России, так как во многом оказался своего рода «гранью политических эпох». Самой смены эпох цикл формально не принес, но породил множество ожиданий, как позитивного, так и негативного свойства. В частности, это касается проблемы выбора новых парадигм развития России, которые будут определять ее будущее уже в предстоящие десятилетия. Выборы, как парламентские, так и президентские, стали катализатором общественной дискуссии о том, по какому пути должна идти Россия. При этом ход дискуссии показал, что ценностные и идейные противоречия, казалось, сильно смягченные в период «безальтернативных» нулевых, никуда не исчезли, и в любой момент готовы дать о себе знать. Несмотря на достаточно бедное избирательное «политическое меню», как партийное, так и президентское, которое далеко не полностью покрывает все многообразие основных ценностных и идейных противоречий, партии, участвовавшие в парламентских выборах, а также кандидаты в президенты, оказались наделенными определенными идеологическими и символическими смыслами, отражающими эти противоречия. Как можно было предположить в качестве рабочей гипотезы, примерно половина российского электората относится к числу устойчивых идеологических групп (социалисты - патерналисты, националисты - сторонники русской идеи - державники, либералы – рыночники - инноваторы). Выигрывают в этих условиях те партии и кандидаты, которые успешно вписываются в идеологические запросы (ценности) этих групп. Одновременно существуют и идеологически нейтральные «информационно зависимые» группы , принимающие решение под влиянием масс-медиа (политической рекламы). Партийная идентификация избирателей носит «очаговый» характер, больше половины избирателей не имеют партийных привязанностей, ядра партий не растут. И что нового в картину идейно-политических ориентаций российского общества внес завершившийся цикл – не только формальные результаты выборов, но и та общественная атмосфера, которая им сопутствовала?
Хотя сами выборы и не принесли слишком больших неожиданностей (если не считать результата «Единой России», оказавшегося существенно ниже прогнозируемого), они стали началом значительного изменения настроений в обществе, что неизбежно окажет влияние на развитие событий уже в последующем избирательном цикле. Власть во многом потеряла неформальный статус безальтернативной, причем острые дискуссии и идейное противостояние коснулись не только взаимоотношений власти и оппозиции, но затронули и саму власть, переставшую быть монолитной. Административная вертикаль в ее прежнем виде оказалась уже не в состоянии поддерживать былое единство, и стала подвергаться эрозии, в том числе частичному демонтажу сверху . Актуализировалось идейное противостояние и в обществе, и в элитах. Впрочем, оценки масштабов и перспектив этого противостояния, сделанные «по горячим следам» на пике протестной активности в декабре прошлого года, далеко не полностью подтвердились дальнейшим развитием событий. Уже за несколько месяцев, отделивших декабрьские выборы от мартовских, ситуация и настроения людей во многом изменились. И эти перемены в первую очередь связаны с сегментацией протестной активности, при которой разнонаправленные в идейном и ценностном отношении протесты левых, либералов и националистов во многом «погасили» друг друга, на чем умело сыграла власть. Впрочем, относительный успех власти, сумевшей в этот период если и не обратить вспять, то приостановить опасную для нее динамику настроений, связан не только с умелой политтехнологией по принципу «разделяй и властвуй». Именно через призму этой тактики, вероятно, и следует рассматривать последовавшие после выборов события, приведшие многих наблюдателей в недоумение, в частности, во многом искусственно раздутый скандал вокруг суда над группой «Pussy Riot». Понятно, что верховная власть в стране в лице В. Путина и его ближайшего окружения, уже не может опираться на прежний баланс умеренных правых и левых государственников, разрушенной в период действия «тандема». Сам В. Путин из гаранта внутриэлитного мира превратился на время в лидера одной из воюющих элитных группировок, и именно поиски нового политического и идеологического баланса во многом объясняют стремление властей в этот период сыграть на обострение, столкнуть крайности, чтобы не допустить объединения протестных настроений против самого В. Путина, что стало намечаться в декабре на Болотной и проспекте Сахарова. Уже в послевыборный период эти тенденции нашли свое продолжение в «деле Pussy Riot». Как отмечают в последнее время некоторые СМИ, «дело Pussy Riot лишь акцентировало трения между разными культурными слоями российского общества », что возможно, и входило в планы властей, стремившихся вбить клин между различными группами оппозиционеров, в частности, между либералами и русскими националистами, нацелив их на «ложные мишени» в лице, соответственно, «распоясавшихся либералов» и «церковных мракобесов». По мнению В. Морозова, «все это сделано по законам спецоперации, когда цель одна: РПЦ и миллионы русских православных должны почувствовать свою незащищенность от провокаций и оскорблений, почувствовать себя оскорбленными и увидеть угрозу именно в оппозиции. Цель, поставленная Кремлем, достигнута: большая часть оппозиции выступает в поддержку оскорбивших Храм и Веру, лидеры выходят с плакатами и фиксируются на видео и фото. Информация распространяется сотнями блогеров. Скандал разрастается ».
В то же время результаты исследования электоральной панели говорят о том, что сами масштабы перемен в настроениях общества, в частности роста протестных настроений, вовлеченности в них активной части городского среднего класса, стремлении к переменам «любой ценой» - не следует переоценивать. В обществе в целом, и в «протестных мегаполисах» в том числе, продолжают преобладать консервативные, конформистские настроения. Согласно данным исследований ИС РАН , чуть более 60% опрошенных россиян продолжают считать, что «страна нуждается в стабильности, это важнее чем реформы и связанные с ними перемены». Но с другой стороны, наиболее активная часть общества, городской средний класс все в большей степени заинтересован в переменах, хотя и скорее постепенных, чем радикальных. Поляризация общества в период избирательного цикла привела к тому, что ценностный и идеологический консенсус, определявший запрос на стабильность в период «нулевых», стал быстро разрушаться.
Для того, чтобы понять механизмы и работы консенсуса, и его разрушения, необходимо вспомнить, что же стояло за идейным и ценностным консенсусом, определившем социально-политический вектор России в первое десятилетие нынешнего века? Именно в этот период мы стали свидетелями унификации системы ценностей, в рамках которой вокруг идеи сильного государства, «поднимающегося с колен», произошло идейное сплочение если и не всего общества, то его центральной, средней части. Отсюда – неизменно высокие показатели доверия В. Путину, власти в целом, партии «Единая Россия», которая в этот период представляла власть. Программы большей части партий, участвовавших в выборах, стали почти неразличимыми. А как показали результаты специально проведенного с участием ВЦИОМ в 2008 году исследования, требования «порядка» и «справедливости» стали доминировать во всех без исключения значимых группах общества. Курс властей на сильное государство и постепенное вхождение в рынок стал, по сути, безальтернативным. На чисто политические факторы консенсусной метаидеологии, наложились факторы, связанные с особенностями российской политической культуры. В ее рамках множественность парадигм часто воспринимается на уровне глубинных архетипов как болезненное состояние, раскол, предчувствие гражданской войны. Люди голосуют за “единство”, даже наступая на горло собственным взглядам и симпатиям, ориентируются на власть, объединяющую общество, реализующую общенациональную субъектность. Тяга к единению в этот период сыграла свою значительную роль в дискредитации политической оппозиции, даже если на уровне заявлений и деклараций она вызывает согласие, общество смирилось и даже скорее поддержало меры по построению административной вертикали, включая отмену прямых выборов глав субъектов федерации, одновременно осознавая, что эти меры лишают граждан части их прав на волеизъявление.
Здесь следует вспомнить, что до поры до времени вполне успешное президентство Путина было результатом достаточно сложного общественного компромисса, образовавшего так называемое путинское большинство. Компромисс был результатом того тупика, в который зашел процесс либеральных реформ 90-х годов, завершившийся экономическим и политическим дефолтом. Реформы отчетливо выявили неготовность огромной части населения страны, регионов и секторов экономики к «прыжку через пропасть», как называли реформаторы вхождение в агрессивную рыночную среду без всякой государственной подстраховки. Деградация государственных институтов еще сильнее усугубляла ситуацию. В этот период был найден компромисс между той частью общества, которая нуждалось в передышке и гарантиях, и либеральной частью истеблишмента, зарождающимся новорусским средним классом, который опасался радикального поворота вспять, к государственной диктатуре. Левогосударственническая риторика в этот период органично сочеталась с расцветом олигархического бизнеса, завершением процесса приватизации, правда, под контролем приближенных к государственному кормилу группировок. Идея сильного государства, «поднимающегося с колен», заявляющего о своей субъектности и в российской экономике, и на международной арене, стала основой путинского ценностного консенсуса, в рамках которого союз умеренных левых государственников и умеренных системных либералов противостоял внесистемной оппозиции и слева, и справа, и со стороны националистов. Как свидетельствуют результаты опросов, сам Путин при этом позитивно воспринимался большей частью сторонников практически всех идейно-политических течений, т.е. был и «лучшим демократом», и «лучшим борцом за социальную справедливость», и, конечно, самым лучшим и главным российским патриотом. Монолит «путинского консенсуса» делал безнадежными попытки внесистемной оппозиции выйти из своего маргинального угла и занять место среди респектабельных политиков.
В эпоху консенсуса нет и вряд ли возможны серьезные «партии интересов», которые бы в соответствии с требованиями классической политологии, отражали бы и защищали интересы каких-то отдельных групп общества. А когда такие партии появляются, они скорее имитируют свои «социальные» корни и соответствующие им социально-экономические парадигмы. Часто идеологический синкретизм «списывают» на имманентно присущие россиянам глубинные национальные архетипы, и, в соответствии с этим, признают «особой чертой», отличающей российскую политическую модель от европейской, остается предметом дискуссий среди политологов и историков. На наш взгляд, более обоснованной является точка зрения, согласно которой феномен объединения общества вокруг “партии власти” не являлся проявлением “вековой русской соборности”, а был ситуативно сопряжен одновременно с безразличием, общественно-политической пассивностью, носил во многом формальный характер. «Синкретизм” массового сознания, когда на уровне подсознания каждый гражданин воспринимает себя скорее как часть целого, чем как самостоятельного субъекта вступает в противоречие с другими данными, свидетельствующими о глубокой индивидуализации общественного бытия современных россиян, их нежелании и неспособности выстраивать социальные связи и проявлять солидаризм. Эту синкретичную идеологию, соединяющую в себе элементы как традиционно правого, так и левого, можно охарактеризовать как «метаидеологию». Внешняя эклектичность “метаидеологии” заставляла многих видных исследователей российского общества вообще отказать ей в праве на существование. На уровне массового сознания они видели в ней только “кашу в головах”, а на уровне политики – только популизм, стремление подыграть массовым настроениям и ничего не делать, ничего не менять. Эту точку зрения ярко изобразил покойный Д. Фурман : “если попытаться по разным речам, высказываниям и действиям вычленить идеологию Путина – ничего не получится. Перечисление противоречий и курьезов можно продолжать до бесконечности. Получается какая-то «каша», набор противоречащих друг другу и гасящих друг друга представлений. Эта «каша» не может дать мотивации ни для какой ясной политики. Эта «каша» – не личная «каша» сознания нашего бывшего президента, а теперь премьера. Это «каша» нашего массового сознания”. Однако это лишь один взгляд, бесспорно, имеющий право на существование. Но нельзя не признать и того, что эта эклектичная метаидеология вполне устраивала и в определенной степени продолжает устраивать большую часть общества. Действительно, основной ценностный вектор, связываемый с понятиями «порядок» и «справедливость», разделялся и все еще продолжает разделяться практически всеми группами нашего общества. Идеи сильного суверенного государства, социальной справедливости, эффективной рыночной экономики, национального достоинства, и одновременно поиск “порядка”, идеология государственного патриотизма в той или иной форме разделяются даже городскими либералами. Сдвиг общество влево сочетается с ростом интереса к российской почве, социальной и исторической «органике», одновременно, хотя и в весьма противоречивой форме, растет и этническая составляющая российского национального сознания. Вектор поиска общенациональной идеологии большей частью россиян в этот исторический период был направлен скорее в сторону идей сильного, социально ориентированного государства (государственного социализма) и патриотического внешнеполитического курса страны.
Собственно говоря, вся эта картина мы наблюдаем уже без малого полтора десятилетия, начиная примерно с дефолта в августе 1998 года, в ней нет ничего особенно нового. Анализ данных электоральной панели ВЦИОМ, осуществленной во время избирательного цикла 2011-12 гг., показывает, что структура идеологических предпочтений россиян многие годы оставалась и остается практически неизменной. И в ходе описываемого избирательного цикла не зафиксированного ни «левого», ни «правого» поворота. Некоторый рост числа проголосовавших за КПРФ является скорее результатом протестной тактики части избирателей, чем сменой ценностных парадигм. Пожалуй, можно отметить как статистически значимые тенденции лишь некоторый рост политизации общественного мнения, проявившийся в сокращении неопределившихся и равнодушных избирателей, а также в росте электоральной базы радикальных националистов, особенно среди молодежи, хотя их общая численность все еще недостаточно велика, чтобы говорить о них как сформировавшейся политической силе. Динамика идеологических предпочтений, почти отсутствующая на уровне крупных ценностных блоков, гораздо более отчетливо проявляется на более низком уровне сегментации, при сопоставлении отдельных течений внутри каждого из блоков. Так, как показали результаты исследования, внутри каждого сегмента идейно-политического спектра происходят «внутривидовые» подвижки, связанные с радикализацией и переходе в оппозицию еще вчера лояльных или равнодушных избирателей, появлении новых идеологических оттенков и течений. В частности, все сильнее расходятся между собой «старые» националисты (патриоты, государственники) и «новые» националисты, сторонники русского государства, наблюдается рост лево-демократических настроений в либеральном сегменте спектра. Наблюдается очевидный и нарастающий раскол среди левых – консервативно-государственнической КПРФ и более активными и современными левыми группировками, имеющими большее сходство с европейскими левыми силами. При этом либералы, «городские новороссы», продолжают оставаться в меньшинстве, в общей совокупности составляя не более 20-25% от всего населения России. А «консервативное большинство», которое лидеры демократического движения в свое время заклеймили как «агрессивно-послушное», продолжает удерживать численность своих сторонников на уровне, превышающем 60% от общего числа взрослых россиян. Именно соотношение этих последних цифр и обосновывает утверждение о «двух непримиримых Россиях» - городской, прозападной и провинциальной, коренной, сохранившей верность русским традициям.
Попытаемся взглянуть на отмеченные идейные и ценностные противоречия в современной России через призму общепринятых в политике терминов, в том числе тех, вокруг которых обычно происходит партийное сегментирование. Таблица 2 показывает, что в посткоммунистической России очень слабо работает привычное для западной политологии разделение общества на левых и правых. Действительно, наши «левые» являются скорее левыми консерваторами, с сильным элементом традиционалистских ценностей, что обычно характерно как раз для правых. Напротив, среди наших «правых» очень сильны антигосударственнические настроения, разрыв с традиционной составляющей, опора на сетевые связи. Не случайно вопросы, задаваемые социологами об идентификации опрошенных, даже с учетом отдельно выделяемых «националистов», редко дают интересные результаты. Так в 2008 г. и в более ранний период при ответе на подобный вопрос россияне все в большей степени отказывались самоопределять, идентифицировать себя как сторонников тех или иных идеологических доктрин, в частности как представителей «правой» - рыночной идеологии, «левой» - социалистической или коммунистической, а также националистической. Начиная с 2000 года более половины опрошенных заявляли, что не являются сторонниками какого-то определенного идейно-политического течения. В 2006 году как сторонников радикальных рыночных реформ (правыми в устоявшемся российском понимании) называли себя 5% россиян (7% в 1998 году), левыми – сторонниками коммунистической идеологии 9% (10% в 1998 году), левыми – сторонниками социал-демократической идеологии – 5% (5,2% в 1998 году), сторонниками русского национального возрождения – 4%. Остальные 73% либо не относили себя ни к одному идейно-политическому течению, либо определяли себя как сторонников сочетания разных идей (центристов). Значительное снижение доли в российском обществе сторонников русского национального возрождения следует отнести за счет постепенного повышения доли «мягкого» национализма, не противоречащего официальной идеологии нынешнего режима, делающего ставку на патриотические чувства граждан. Реальный спектр общественных симпатий очень неточно описывается этими тремя основными идеологическими течениями.. Те же левые делятся на несколько групп в соответствии со своими убеждениями и приоритетами. Среди них есть убежденные сторонники коммунистической идеологии, в основном с ностальгией вспоминающие «эпоху развитого социализма» 70-х и 80-х годов. Эта группа составляет менее 15% от всей совокупности россиян. Зато значительно больше совсем других левых – так называемых левых государственников, социал-патриотов, которые считают необходимым воссоздание сильного и социально ориентированного государства, но отнюдь не под руководством коммунистов. Небольшой «довесок» к этим двум крупным группам «левых» составляют «левые демократы», сторонники социальной демократии, самоуправления трудящихся, идеям которых симпатизируют 2-4% россиян. На две группы раскололись и недавние «правые», часть из них осталась на позициях рыночного фундаментализма, невмешательства государства в экономику и свободное развитие бизнеса – таких всего 2-3%. Значительно шире представлена другая часть правых, отдающих приоритет правозащитной деятельности и политической демократии, выступающих против угрозы диктатуры и произвола со стороны государства. Зато на смычке «правых» и «левых» образовалась внушительная группа правоцентристов, выступающих за сочетание сильного государства и рыночной экономики. Численность этой группы составляет 15-19%. Она наиболее идеологически близка действующей «партии власти», и вероятно, в нее вошли и некоторые бывшие «левые государственники» и некоторые бывшие «правые рыночники». Ее можно охарактеризовать как неоконсерваторов или либерал-государственников. За идеологией русских национал-патриотов также, по сути, скрыты несколько групп с сильно различающейся идеологией, наиболее крупные из которые это собственно русские националисты, выступающие за реализацию лозунга «Россия для русских», против наплыва в Россию мигрантов, в основном из южных и юго-восточных регионов (4-5%), и примерно такова же по численности и совсем иная группа патриотов – православных монархистов, сторонников возрождения страны на основе православия и дореволюционных политических традиций (3-4%). Однако значительно больше тех, кто предпочитает называть себя просто патриотами, выступающими за традиционные духовные ценности русского народа. Эта группа очень близка идеологически левым государственникам, вместе с ними образует “нерушимый блок” социалистов и патриотов. Таким образом, политический центр, представленный разного рода социалистами, державниками, рыночниками-государственниками в 2008 г. составлял 45%, а в 2011 г. – 47%, левый коммунистический фланг – 15% в 2008 г. и 14% - в 2011 г., либеральный (в который условно можно включить и часть националистов, выступающих не с державнических, а с демократических позиций), остался неизменным с численностью в 18%. Все это позволяет говорить и об исключительной стабильности идейно-политического спектра в целом, и о вполне устойчивой позиции «партии власти» при условии, что вокруг нее сохраняется коалиция левых и правых государственников, составляющих ее опору. При этом у всех умеренных – и левых, и правых, и патриотов, есть больше того, что объединяет, чем разделяет. И это общее объединяющее начало оказывается достаточным для того, чтобы образовать мощную коалицию в самом центре политического спектра, вытеснив крайности на его периферию. Хотя объем сторонников политического центра (вместе с неполитизированной частью общества) и не превышает 50%, он цементирует весь политический спектр.
Как это следует из данных первого опроса панели еще до декабрьских выборов 2011 г. в целом структура идейно-политических предпочтений оставалась достаточно стабильной. Относительно радикальный фланг левой части спектра представлен примерно 14% сторонниками коммунистов (в последнем докризисном году эта цифра составляла также 14%). Другие – некоммунистические – «левые», в том числе социалисты, сторонники сильного социально ориентированного государства, по большей части «патриоты-державники», в общей сложности имеют еще немногим менее 30% сторонников. (в 2008 г. эти силы набирали немного меньше – 26-27%). Таким образом кризисные годы, включая политическое оживление последней зимы и весны, на несколько процентов увеличили долю «державников», и в некоторой степени их радикализировали за счет небольшого увеличения поддержки их наиболее воинственного крыла (вспомним митинги прошедшей зимой с участием С. Кургиняна, А. Проханова и др, а также заметную роль «православной общественности» в связи с делом Pussy Riot). Однако все это очень небольшие перемены, практически укладывающиеся в статистическую погрешность данных, которые ни в коем случае не дают оснований утверждать о существенном полевении общества. В рамках той классификации, вокруг которой строится настоящий материал, и коммунистические, и некоммунистические «левые» - составляют ядро той части общества, которую мы отнесли к социал-консерваторам.
Не произошло никаких явных сдвигов и на либеральном фланге. Так на уровне 13-14% остается доля тех, кто на первое место ставит политические и экономические свободы, среди них около 11-12%, то есть относительное большинство, составляют сторонники общедемократических, правозащитных ценностей, это скорее «левые либералы», как мы их определили ранее, а чуть более 3% - «правые либералы», сторонники свободного развития бизнеса и рынка, сокращения вмешательства государства в экономику. Эта последняя группа, весьма активная в информационном пространстве, продолжает оставаться крайне малочисленной в масштабах всего общества. Либералы составляют ядро протестного движения, характерного для столичных мегаполисов с их пресловутым «креативным классом». В 2008 г. объем поддержки этих групп составлял примерно 13% и 2%, соответственно, то есть в сумме давал 15%. Это означает, что никакого «либерального поворота» в обществе не произошло тем более. Ну, и наконец, расположенные в политическом центре правые государственники, сторонники сочетания сильного государства и рыночной экономики, тоже несколько снизили свою поддержку – с 19% до 17%, что также полностью вписывается в случайную погрешность. Следует отметить и некоторый рост поддержки радикальных русских националистов, выступающих не с державнических позиций, а ориентированных на борьбу с наплывом в Россию мигрантов нерусской национальности – с 4% до 5%. Националисты продолжают как политическая сила оставаться маргинальными, при значительном распространении стихийных националистических настроений (свыше 45% россиян с теми или иными оговорками готовы поддержать лозунг «Россия для русских» при безусловной поддержке этого лозунга всего 9-10% опрошенных и 4-5% готовых голосовать за те политические силы, которые выдвигают этот лозунг в качестве приоритетного – см. табл. 2). Как показал опыт «протестной зимы», радикальные националисты продолжают искать свое место в протестном движении, как в либеральном, так и в антилиберальном. Итак, получается несколько парадоксальный результат – все основные политические течения за последние 4 года практически сохранили свою поддержку на прежнем уровне, однако в общем балансе сил существенно возросли роль и влияние политических флангов, тогда как ранее подобная роль отводилась политическому центру.
Таблица 2. Идейно-политическая сегментация общества накануне парламентских выборов (2008-2011 гг.)
Сочувствую: 2008 2011
Коммунистам 15 14
Силам социалистической и социал-демократической ориентации 2 6
Сторонникам сильного и социально ориентированного государств 14 11
Сторонникам сочетания сильного государства и рыночной экономики 19 17
Русским националистам, выступающим против наплыва в Россию приезжих из южных регионов 4 5
Сторонникам возрождения страны как великой державы на основе 11 13
Демократам, выступающим за политические и гражданские права 12 11
Сторонникам сокращения вмешательства государства в экономику 2 2
Другое 2 2
Затруднились ответить 20 17
Стоит еще раз отметить, что классификация политических и идеологических течений, представленная в табл. 2 и успешно апробированная в многочисленных исследованиях, проведенных в 2003-12 гг. ВЦИОМ и ИС РАН, явилась в свое время результатом того обстоятельства, что общепринятые доктринальные течения практически перестают восприниматься современными россиянами, ищущими разного рода идеологического синтеза, включающегося в себе как отношение к национально-государственной проблематике, так и к социальному строю. Устойчивость получаемых результатов свидетельствует, на наш взгляд, о том, что данная типология, как говорится, успешно работает и воспринимается опрашиваемыми как нечто более естественное, чем самоидентификация себя с «правыми», «левыми» и т.д.
Как видно из приведенных данных, ничего экстраординарного в России не происходит. Не видно никаких явных признаков революционной ситуации или хотя бы, острого политического кризиса, которые фиксируют, например, исследователи Центра стратегических разработок («полномасштабный политический кризис, о котором мы предупреждали еще в марте 2011 года, когда вышел наш первый доклад, потом осенью был второй, сейчас третий - он носит необратимый характер; какие бы сценарии мы ни рассматривали сейчас, лишь не просматривается возможность сохранения «статус-кво» в каком-то виде, в котором мы сейчас наблюдаем политическую систему »). Процесс строительства в России современного национального государства, политической нации, объединяющей граждан вокруг общепризнанных ценностей, интересов и институтов, еще далек от своего завершения, общество остается атомизированным и разобщенным. Процесс роста политической турбулентности, общественного «разогрева», наметившийся в последние полгода, пока охватил лишь отдельные общественные слои, и, как показывают результаты панельного исследования, страна в целом продолжает находиться в состоянии политического сна, хотя признаки возможного скорого пробуждения тоже налицо.
Вывод: избирательная кампания 2011-12 гг. не принесла существенных перемен в структуру идейно-политических предпочтений россиян, но обогатила привычную картину рядом новых нюансов и акцентов.
3. От идеологической консолидации к поляризации. Что отражает картина «двух миров»?
Нарисованная в предыдущем разделе картина во многом напоминает ситуацию последнего десятилетия советской власти, когда множество идеологически разношерстных групп уживались относительно мирно в рамках конструкции с доминирующей «партией власти» в лице КПСС, в основном на базе патриотических ценностей, а немногочисленные борцы с режимом, диссиденты, были изолированы на маргинальных флангах политического спектра. Перестройка сломала этот пассивный консенсус, резко поляризовав все общество. Можно было предположить, что смещение «повестки дня» в направлении от стабильности к идеям активных перемен, витавших в воздухе в период президентства Д. Медведева, приведет к тому же эффекту. И, действительно, если «сверхценность» в виде политической стабильности, характерная для «нулевых», объединяла группы даже различной идейной направленности, то продекларированный курс на модернизацию – скорее стал раскалывать, так как при общем позитивном отношении к модернизации как таковой – содержание, которое в нее вкладывают различные слои общества, оказывается не только различным, но и подчас диаметральным . В первую очередь, это касается разделения общества на две крупные группы – социал-консерваторов, заинтересованных в усилении роли государства во всех сферах жизни общества, в первую очередь, в сфере социальных гарантий – и либералов, видящих модернизацию как процесс, напротив, сужения функций государства, расширения сферы экономических и политических свобод, самоорганизации граждан. Именно по этой демаркационной линии и происходит тот видимый раскол общества, который дает основания утверждать о его глубокой ценностной поляризации. Произошла ли она реально, или же мы имеем дело с очередным обманом зрения, социальным артефактом? Скажем сразу, что исследование не дает на этот вопрос однозначного ответа, трудно спорить с лежащими на поверхности симптомами ценностного раскола, резкой поляризации позиций СМИ, активных групп общества, стремящихся заявить о своей позиции публично. С другой стороны, глубину данного раскола не следует переоценивать, так как продолжают сохраняться достаточно многочисленные промежуточные группы, сочетающие в себе и либеральные, и консервативные ценности, просто на какое-то время их голос стал менее слышным, чем голос радикалов, представляющих политические фланги.
В то же время нельзя полностью исключить то, что наметившиеся пока в потенции «партии» либеральной и социал-консервативной идеологии, могут стать прообразами новой политической системы, в которой основные расколы пройдут не по линии нынешней «партии власти» и нынешней оппозиции, а расколют нынешнюю правящую коалицию умеренных либералов и умеренных левых . Но, на сегодняшний день, это не произошло, а лишь наметилось. В целом, если судить по результатам количественных опросов, проведенных ИС РАН, ВЦИОМ, и Левада-центром, позиции «партии власти» остаются достаточно прочными, и даже после президентских выборов в марте 2012 г. скорее укрепляются, чем ослабевают. Если исключить существенные, но банальные причины этого, связанные с маятниковыми колебаниями настроений, сезонными циклами, то главной, на наш взгляд, является во многом принципиальная разнонаправленность протестных настроений социал-консерваторов и либералов, за которой стоит и различное видение будущего России, ее государственного и политического устройства. Как показывают данные мониторинга ИС РАН (май 2012 г.), расхожее мнение о том, что именно либеральный средний класс крупных городов является носителем протеста, в отличие от консервативных нижних слоев, не вполне соответствуют действительности. Вот, например, точка зрения сотрудника Левада-центра Д. Волкова: «Анализ большого массива социологических данных Левада-центра (общероссийские опросы, опросы на митингах и несколько десятков углубленных интервью с участниками протестного движения) убеждает: главная особенность прошедшего электорального цикла в России состоит в том, что активная часть населения крупных городов публично и организованно заявила о своем неприятии результатов выборов и политической системы в целом ». Так, согласно результатам исследования ИС РАН , среди сторонников коммунистических воззрений 47% считают, что «власть должна быть заменена в любом случае», среди остальной части социал-консерваторов так считают 33%, среди либералов, как правых, так и левых – примерно 29-30%, а среди сторонников сильного рыночного государства – не более 20%. Российская глубинка (и в географическом, и в социальном понимании) имеет не меньше, а даже больше поводов для недовольства властью, чем столичный «креативный класс». Но для социал-консервативного большинства нынешняя власть в любом случае воспринимается как меньшее зло, чем московские либералы. Так для социал-консерваторов, модернизация, перемены – это наведение порядка, борьба с коррупцией, восстановление социальной справедливости и укрепление державной мощи. Для либералов модернизация – это также наведение порядка и борьба с коррупцией, но одновременно и, расширение возможностей для свободного предпринимательства, и борьба за политические права против «государственной тирании». Значимость последней идеи у «либералов» в семь раз выше, чем у «социал-консерваторов» - с соотношением 21% против 3%. На вопрос о том, какой из следующих вариантов перемен в нашей стране Вы бы скорее поддержали, 62% выбрали «укрепление роли государства во всех сферах жизни, национализация крупнейших предприятий и отраслей, жесткое подавление коррупции, ограничение вывоза капитала», и лишь 18% - «либерализацию всех сфер жизни, освобождение бизнеса от власти чиновников, усиление конкурентности, высвобождение инициативы граждан». По мнению еще 12% опрошенных, стране не желательны ни те, ни другие перемены, а следует скорее сохранять нынешнюю политику и нынешние тенденции. В целом близкие цифры содержатся и в электоральной панели ВЦИОМ – соответственно, 71% и 23%. В ходе этого исследования наибольшую долю сторонников либерального сценария продемонстрировали такие группы как студенческая молодежь и бизнесмены (по 32%), специалисты высокой квалификации (28%), группы с уровнем дохода выше среднего (30%). Как видно, даже в наиболее подготовленных к либеральному сценарию сегментах общества численность ее сторонников не превышает треть. За лево-консервативный сценарий выступает не менее 50-60% населения, в основном слои общества за пределами среднего и высшего класса. Однако поддержка этих настроений в элитах весьма незначительна, даже среди тех, кого принято относить к числу «силовиков во власти». Среди элит сторонники «силового прорыва», возможно, могут рассчитывать лишь на некоторую часть руководителей ВПК, заинтересованных в концентрации ресурсов страны вокруг оборонного комплекса и в мобилизационной идеологии. Все это позволяет предположить, что лево-государственнический сценарий в нынешней России, где отсутствуют в должном объеме необходимый человеческий ресурс (по аналогии со «сталинской» модернизацией 30-х годов, проводившейся в условиях избытка малоквалифицированных трудовых ресурсов с низкими жизненными стандартами) не может пойти далее выстраивания бюрократической «вертикали власти», что уже реализовано в 2005-08 гг. Любые попытки установления авторитарного режима, даже с идеологией развития, обречены на достаточно быстрый провал. Да и сама «путинская вертикаль» во многом оказалась недолговечной и уже сегодня подвергается эрозии. Как пишет Сергей Бирюков , «Россия на сегодняшний день исчерпала все возможности для «половинчатой» и «верхушечной» модернизации, которая может обернуться лишь нарастанием хаоса и процессов деградации. Едва ли возможна традиционная для России модель развития «коллективистско-мобилизационного типа», ибо разрушен ключевой социальный и культурный ресурс, необходимый для модернизаций подобного вида — русский патриархальный уклад, традиционно отождествляемый с деревней и крестьянством». Вектор общественных настроений сегодня направлен не против власти как таковой, а против правящих элит, устранение которых воспринимается многими как необходимое условие для начала любых перемен. А в качестве главной причины экономической отсталости и невысокого жизненного уровня видят коррупцию, безответственность властей и чиновничества всех уровней. Таким образом, несмотря на все перечисленные ограничители, понятные современному политическому классу России, настроения большей части россиян явно тяготеют к лево-государственническому сценарию, который можно было бы охарактеризовать как идею своего рода «диктатуры развития». Может быть, как следствие, больше перспектив и шире социальная база у либерального сценария модернизации? Картина здесь во многом носит зеркальный характер. Либеральные перемены готово поддержать не более 15-20% населения, однако среди элит, как показало исследование М. Афанасьева , настроения скорее в пользу либерализации. Впрочем, речь идет не об огромном бюрократическом классе, незаинтересованном ни в каких переменах, а скорее о той части элит, которая оказалась вытеснена на обочину генерацией силовиков и их выдвиженцами. Это журналисты, политики, не вписавшиеся в «контур партии власти», политологи и аналитики, эксперты разного направления, представители культурной и творческой элиты, то есть как раз искомый «креативный класс».
Как мы уже отмечали выше, примерно 60% россиян продолжают придерживаться мнения о том, что «страна нуждается в стабильности, это важнее чем перемены», 44% опрошенных уверенно готовы поддержать власть в ее противостоянии с оппозицией, при этом 62% - полагают что «при всех своих недостатках нынешняя власть все-таки заслуживает поддержки» (по данным ИС РАН). 67% опрошенных в той или иной форме готовы согласиться с мнением, что дела в стране идет в правильном направлении (24% с эти полностью или скорее согласны, 43% - отчасти согласны, а отчасти нет и 30% - полностью или скорее не согласны). Эти цифры носят достаточно стабильный характер и по ним трудно говорить о «необратимых переменах», произошедших, скажем с 2007 или 2008 года, когда политическая система, выстроенная В. Путиным вокруг «административной вертикали» переживала наиболее успешный период, а общество пребывало в состоянии летаргического сна. При этом широко растиражированная картина «охваченного протестами» городского среднего класса и консервативной, терпеливой «глубинки» слабо подтверждается данными опросов, уровень распространения в обществе протестных настроений примерно одинаков, и в относительно небольших городах он ничуть не ниже чем в столичных мегаполисах, и всюду составляет примерно около трети населения, достаточно равномерно распределенного и в возрастном, и в образовательном разрезе. Так отказывают властям в доверии 34% молодежи до 25 лет, 32% пожилого населения старше 60 лет и – несколько меньше – примерно 27-28% россиян средних возрастных групп; 27% тех, кто относит себя к среднему классу и 33% тех, кто располагается на более низких ступенях социальной лестницы. Взглянув на эти цифры, можно было бы сделать тоже поверхностный вывод о ценностной и социальной гомогенности современных россиян, а корни протестных настроений скорее искать в законах социальной психологии, а не в объективных социальных факторах. Но более глубокий анализ приводит к выводу о том, что сам показатель «уровня протестности» мало что может объяснить, когда по многим своим содержательным характеристикам протестная активность разных групп россиян оказывается направленной в диаметрально противоположные стороны. Соответственно, за этими ценностными и идейными противоречиями стоят разные образы России, прошлой, настоящей и будущей, «должной». Подобная картина в целом весьма характерна для любых обществ, не преодолевших переходного периода, с сохраняющейся многоукладностью, пробуксовывающей социальной модернизацией. Среди множества «параллельных миров», из которых складывается сегодняшняя Россия, выделяются несколько наиболее значимых, отражающих общую динамику и направленность процесса перемен, характерных для последних нескольких десятилетий развития страны. Граница между «параллельными мирами» носит достаточно размытый характер, во многом именно потому, что в силу переходности процесса значительная часть общества демонстрирует смешанные характеристики и сознания, и поведения; «парадные» ценности не совпадают с реальной мотивацией, совмещаются черты традиционного представления о России, почерпнутого из книг и прошлого личного жизненного опыта, и «новорусского» представления, отражающего современные тенденции его трансформации. Таким образом, нельзя не сделать вывод о том, что наметившийся и углубляющийся раскол общества, определяющий сегодняшнюю политическую динамику, является полуреальным, и одновременно полувиртуальным. Безусловно, произошла реанимация многих архетипов, входящих в социокультурный код российской нации. Однако эти архетипы далеко не всегда затрагивают мотивационный блок массового сознания. Те, кто сегодня пытается в качестве «нового путинского большинства» предложить консерваторов-традиционалистов, не учитывают качество этого самого «традиционализма», существующего подчас лишь как элемент автостереотипа наряду с представлениями о соборности, коллективизме, духовности, и прочих атрибутах русского самосознания. Позволю себе в порядке заключения снова процитировать свою характеристику этой группы «квази-традиционалистов» в цитировавшемся выше исследовании ИС РАН о «русской мечте». «Промежуточный, наиболее массовый слой россиян; с одной стороны, сохранивший на парадном уровне ориентацию на традиционалистские ценности и установки, нуждающийся в экономической и социальной опеке со стороны государства; с другой стороны, утративший механизмы социальных связей, характерные для традиционного общества, и ориентированный на ценности общества массового потребления, не готовый к любой форме социальной мобилизации. Объем этой группы составляет несколько более 50% от общей численности россиян, и, учитывая, во многом общие декларируемые ценности, методы массового опроса не всегда способны надежно отделить ее от второй группы – жителей «традиционной России». Не всегда верная интерпретация содержательной составляющей данной группы «квази-традиционалистов», часто приводит к ошибочному мнению о том, что в современном российском обществе продолжают доминировать левые, идущие от общинных ценностей, настроения, и, соответственно, если дать этой группе должные политические свободы, она приведет к власти радикально левых политиков». В частности, сказанное касается и нового структурирования «путинского большинства», для «духовного окучивания» которого все чаще привлекается и РПЦ, и консервативная группа политиков и идеологов, входящих в т.н. «изборский клуб».
То, что в период между парламентскими и президентскими выборами начала происходить во многом искусственная поляризация общества, сформировавшая две содержательные социально-политические повестки – консервативную и либеральную – не осталось без внимания экспертного сообщества. Как пишет в этой связи связанный с «партией власти» известный политолог С. Марков , «на сегодня произошло серьезное разделение общественной повестки дня, в рамках которой выделилось активное меньшинство и молчаливое моральное большинство. Они совершенно по-разному смотрят на развитие страны. Например, активное меньшинство президента считает наемным менеджером, а молчаливое большинство думает, что президент должен быть отцом нации, который несет в массы определенную систему ценностей. Если для активного меньшинства главное – институты, то для морального большинства главное – это обеспечение политического общественного лидерства. Характерно, что они очень по-разному выражают, скажем, свое отношение к либералам. Если активное меньшинство думает, что либералам должна быть предоставлена большая свобода, главной политической фигурой они считают Михаила Ходорковского, говорят, что его нужно освободить (как вы знаете, это было одно из требований митингов на Болотной площади), то молчаливое большинство считает, что скорее к Ходорковскому нужно посадить других олигархов, в том числе, олигархов новой волны. У них совершенно разный подход и к социальному государству. Если активное меньшинство согласно с его частичным демонтажем для того, чтобы дать возможность больше реализоваться активному населению, то молчаливое моральное большинство требует сохранения этого социального государства и даже его становления в большей мере, полагая, что в 90-е годы прошел уже достаточный его демонтаж, не приведший ни к чему хорошему. Характерна и их разница в отношении внешней политики. Если активное большинство выступает за свободу, за безвизовое общение с шенгенской зоной, то молчаливому большинству не нужна шенгенская виза, потому что они никуда не ездят и не собираются, им нужно восстановление традиционных отношений с нашими классическими союзниками, такими как Украина, Белоруссия, другие страны постсоветского пространства. А на Запад они смотрят не как на партнера, а, скорее, с некоторым подозрением, полагая, что Запад заинтересован в ущемлении интересов России». В этом высказывании присутствует определенное оценочное суждение, предполагающее за консервативным большинством общества статус «морального большинства». Видимо, этой же логикой руководствуется РПЦ, устраивая «антилиберальные молебны». Однако попытки демонизировать одну часть общества за счет другой, не могут не иметь негативных последствий, если смотреть на ситуацию с точки зрения стратегической перспективы. Как ответ на новый вызов партии власти – усиливать «сверху» идейную поляризацию общества, сталкивая и стравливая противостоящие друг другу социальные группы, пугать либералов призраком консервативной диктатуры, а консерваторов – призраком либерального реванша. Результатом подобной тактики властей стало усиление радикальных флангов и «фаза полураспада» политического центра, некогда бывшего их главной опорой. Из этого можно сделать вывод скорее о том, что раскол общества на два непримиримых лагеря носит все же скорее полувиртуальный характер, и является продуктом работы политтехнологов, чем отражает антагонистические противоречия внутри самого общества. Ведь как-то же уживались относительно мирно оба ныне непримиримых лагеря на протяжении почти полутора десятилетий.
Вывод: поляризация российского общества, спровоцированная в ходе избирательной кампании, частично имеет место в реальности, а частично носит искусственный характер, являющийся своего рода ответом властей на произошедший в декабре всплеск противной активности, интерпретированный как «бунт либералов».
4. Основная типология групп – участников избирательной кампании. Содержательная повестка дня основных идейных групп
В этом разделе попытаемся операционализировть сказанное, опираясь на данные электоральной панели ВЦИОМ. На наш взгляд, если исключить из анализа сохранившиеся на периферии российского социума остатки традиционного общества, с не только консервативными парадными ценностями, но и традиционным типом взаимодействия людей, то наиболее продуктивно для анализа выделять следующие группы. Это:
1. Наиболее массовый слой, представляющий лево-консервативную часть общества, сохранившую консервативные социально-политические ценности на парадном уровне, заинтересованные в укреплении и расширении влияния государства, но реально интегрирующуюся в современное массовое общество;
2. Это либералы, не заинтересованные в расширении влияния государства, выступающие за его либеральное переформатирование, которое способно обеспечить большую свободу экономического и политического самовыражения;
3. Промежуточный, «буферный» слой, сочетающий консервативные и либеральные ценности, и продолжающий (несмотря на процессы виртуальной поляризации) оставаться основной опорой политического режима, связанного с именем В. Путина. В этом промежуточном «лоялистском» слое можно выделить «скорее консерваторов» и «скорее либералов». Таким образом, для большей выпуклости сложившихся накануне и по ходу избирательной кампании настроений, можно предложить в качестве базовой для дальнейшего анализа следующую типологизацию основных электоральных групп.
Эта типология включает в себя использование двух переменных, первая из которых отражает роль государства в политике и экономике, а вторая – степень лояльности опрошенных существующему политическому режиму в целом и тому курсу, который он проводит:
• протестные социал-консерваторы – 21%;
• лояльные социал-консерваторы – 47%;
• лояльные либералы – 15%;
• протестные либералы – 8%.
Операциональной основой для данной типологизации являются вопросы панели № 1, отражающие выбор (на дихотомической основе) между укреплением государства или его либерализацией, а также вопрос о том, оценивают опрошенные курс, которым идет страна как «правильный» или «неправильный». К последнему вопросу близок и вопрос о намерении голосовать за власть или же за оппозицию, но его минусом является то, что около трети опрошенных затруднились дать на него ответ. Это связано во многом с тем, что если у левых консерваторов есть своя общепризнанная «оппозиция в законе» в лице КПРФ, то у либеральной часть недовольных такой оппозиции нет. Значительная часть оппозиции, как консервативной, так и либеральной, в принципе готова поддержать курс, которым идет страна, но не всегда готова поддержать власть в ее персонифицированном варианте. И все же, ради чистоты анализа, приведем наполнение тех же групп, если их выделять на основе дихотомии власть-оппозиция:
• протестные социал-консерваторы – 18%;
• лояльные социал-консерваторы – 32%;
• лояльные либералы – 9%;
• протестные либералы – 6%.
Обе эти классификации, бесспорно, имеют право на существование, отражая немного разные стороны одной и той же реальности, так что в дальнейшем, за исключением специально оговоренных случаев, мы будем брать среднее значение, составленное по результатам обеих классификаций. Следует также обратить внимание на то обстоятельство, что опросы, отражающие мировоззренческие ценности, не всегда устойчивы, то есть один и тот же опрошенный может по разным причинам через некоторое время ответить на него иначе. Как результат, некоторое «расплывание» корреляционных связей по мере приближения к заключительным опросам электоральной панели.
Теперь коснемся некоторых аспектов содержательного и социально-демографического наполнения выделенных выше групп. Как показали результаты панели, представление о том, что либерально ориентированные граждане сосредоточены почти исключительно в Москве и Петербурге, является сильным преувеличением. Однако «протестных» либералов, готовых поддержать оппозицию, а не власти, в Москве действительно больше – более 12% от общей численности взрослого населения, и протестно настроенные либералы составляют более 50% от общей численности либералов. Среди консервативно-государственнической части москвичей, оппозиционно настроена примерно треть – более 22% от общего числа опрошенных жителей столицы. Однако самый высокий уровень консервативной протестности приходится на крупные города с численностью населения от 500 тыс. до миллиона – около 34% от общей численности их населения. Если к ним добавить еще 10% либеральных оппозиционеров, то мы имеем именно в этом типе городов самый высокий в современной России протестный потенциал, а самый низкий – в селах и поселках городского типа. Это и неудивительно в силу того, что именно крупные промышленные центры на сегодняшний день являются наиболее проблемными территориями России. Что же касается Москвы и Петербурга, то налицо совмещение двух тенденций – с одной стороны – высокий уровень жизни и благоприятный рынок труда, с другой – наличие креативного, экономически независимого среднего класса, который может себе позволить выступать против государства и власти. Следует также отметить, что именно для протестной части либералов характерен наиболее высокий образовательный уровень (более 72% имеет законченное или незаконченное высшее образование), к тому же это самая молодая часть общества – 44% этой группы составляет молодежь до 34 лет (у протестной части консерваторов эта цифра не дотягивает до 27%). Что же касается деятельности Президента России, то среди лояльной части электората показатель одобрения составляет около 75%, а среди нелояльной – 34% у носителей консервативного протеста и 37% у носителей либерального протеста. Понятно, что либерально настроенный средний класс, будучи моложе и образованнее, значительно интенсивнее консерваторов и государственников пользуется Интернетом – 43% против 32%. Среди недовольных консерваторов наиболее значительную группу представляют пенсионеры, а среди недовольных либералов – студенты. У недовольных либералов материальное положение скорее среднее (по шкале, характеризующей самооценку материального положения - 63%), хотя существенных различий с другими группами не наблюдается. Интересно также то, что если уровень благосостояния либерально настроенной части россиян в целом достаточно высок, значительно выше, чем у консерваторов, особенно протестно настроенных, то деление либералов на протестных и лояльных в значительной степени обусловлено уровнем достатка – если 46% лояльных либералов оценивают ситуацию как благоприятную, то среди протестных – лишь 27%. Это не позволяет поддержать известную версию Ксении Собчак о том, что протесты образца Болотной – это «революция норковых шубок». Нет, основу «болотного» протеста составляет небогатая разночинная интеллигенция, студенчество, а не состоятельные горожане, прочно утвердившиеся в составе среднего класса.
Возвращаясь к теме предыдущего раздела о «картине двух миров», следует отметить, что тенденция«приватизировать» партию власти одной из противостоящих групп общества не всегда подтверждается социологическими данными. Так в целом, несмотря на всю, подчас достаточно жесткую критику, обращенную в адрес нынешней власти и проводимого ей курса, большая часть россиян (63%) продолжает воспринимать общее направление, по которому идет современная Россия, как позитивное, которое даст в перспективе положительные результаты, либо хотя бы как частично правильное, а частично - нет. В наибольшей степени этот курс соответствует установкам умеренных либералов (72% полной или частичной поддержки), но и во всех остальных группах он превышает отметку в 50%. Наиболее низкие показатели поддержки у радикальных либералов – 54%, не случайно именно эта группа и доминировала на протестных митингах с декабря 2011 г. по март 2012 г., но и в этой группе она превышает половину от общего числа опрошенных. Необходимость в стране «жесткой руки», которая наведет порядок, даже в ущерб свободам и политической демократии, находит поддержку 63% опрошенных. Однако эта позиция не является консенсусной, так как с ней согласны лишь около 35% представителей либерального, «новорусского» сегмента общества. Зато мечту о твердой руке поддерживают 74% консерваторов. Все группы опрошенных в той или иной степени готовы согласиться с тем, что «Россия должна быть великой державой, с мощными вооруженными силами и влиять на все политические процессы в мире». Это традиционное представление о роли российского государства, в последнее время все более оспариваемое «новорусскими» группами, особенно молодыми русскими националистами, сторонниками создания национального русского государства европейского типа. Всего великодержавную позицию разделяют 66% опрошенных россиян, среди государственников, как радикальных, так и умеренных, эта цифра достигает отметки в 73%, а в либеральных сегментах общества ограничена уровнем в 52%. Таким образом, в отношении представлений о будущем России; пути, по которому она должна идти, российское общество достаточно сильно сегментировано. На одном полюсе находятся консерваторы, самая многочисленная группа, на другом – либералы, как правые (сторонники рынка), так и левые (сторонники социальных приоритетов). Консерваторы поддерживают традиционный образ России – могучего государства, державы с твердой, жесткой властью, которая способна обеспечить социальную справедливость, противостоящей Западу и западной цивилизации. В то же время они мечтают о стабильном, спокойном развитии, аналогично последнему периоду советской власти, а не о революциях и смутах. Либералы, напротив, ориентированы скорее на минимизацию государства, снижение его влияния на бизнес и гражданское общество, формирование правового общества, в котором бы выше ценились демократические права и свободы. При всех различиях, оба эти «полюса» имеют и много пересечений. В частности, нынешняя власть и тот курс, который с ней связан, воспринимается скорее позитивно (в большей степени государственниками, в меньшей степени – либералами). И либералы, и социал-консерваторы не готовы поддержать ни «чистый» рыночный капитализм, ни «чистый» плановый социализм; и тех, и других скорее привлекает какой-либо промежуточный вариант, который бы включал в себя и элементы рынка, и элементы социалистической экономики.
Интересно проследить систему политических ценностей и предпочтений, характерных для «различных Россий» с учетом их лояльности властям или протестности. Так консервативная часть общества ориентирована скорее на стабильность (60% протестных консерваторов и 68% лояльных). Либеральная часть спектра в этом отношении поделена примерно напополам – за стабильность выступают 52% лояльных либералов и 46% - протестных. Это единственная на сегодняшний день группа, предпочитающая перемены стабильности. Консерваторы, как протестные, так и лояльные, в целом являются убежденными сторонниками «жесткой руки» и перемен, проводимых сверху – около 66%, тогда как среди либералов немногим более 50% тех, кто ориентирован на перемены снизу с опорой на общество и демократические институты. Более 75% консерваторов (в том числе 80% протестных) выступают за наведение в стране порядка «твердой рукой», тогда как среди либералов эта цифра составляет немногим менее 50%. Большая часть и консерваторов, и либералов выступают за самостоятельную политику России (71-79% среди консерваторов) и 63-64% среди либералов, а не вхождение России в союз с ведущими странами Запада. Таким образом, «западники», представляющие не столь многочисленную, но довольно громкую группу, составляют менее четверти взрослого населения России, и даже среди сторонников либерального пути развития не доминируют. Все без исключения рассмотренные группы полагают в своем большинстве, что государство должно оказывать помощь и поддержку всем своим гражданам (88-89% консерваторов и 74-75% либералов), а доля тех, кто считает, что граждане должны сами заботиться о себе, не превышает 13% от всех опрошенных и 22-24% среди граждан либерального сегмента. Во всех группах российского общества с небольшим перевесом преобладает интернационалистский подход к решению национального вопроса (от 53% до 62% считают, что Россия должна оставаться многонациональным государством), а сторонники объединения русских для защиты своих национальных интересов от 37-40% в стане консерваторов до 42% в группе протестных либералов, что подтверждает наличие не слишком ярко выраженного тренда, направленного на сближение позиций русских националистов («младонационалистов») с оппозиционной частью либералов. И, наконец, идея сильного государства, великой державы с мощными вооруженными силами, очень популярная в консервативной части общества, особенно в ее лояльном сегменте (71%), и менее популярная, на также набирающая большинство и среди либералов (54-55%). Как можно сделать вывод, все эти цифры не столь уж и впечатляют. Двух абсолютно ценностно разнонаправленных Россий из них никак не следует. При больших расхождениях, либералов и консерваторов многое объединяет. В этой связи приведу самоцитату из выводов исследования ИС РАН о «русской мечте», проведенного весной 2012 г. «Социал-консерваторы поддерживают традиционный образ России – могучего государства, державы с твердой, жесткой властью, которая способна обеспечить социальную справедливость, противостоящей Западу и западной цивилизации. В то же время они мечтают о стабильном, спокойном развитии, аналогично последнему периоду советской власти, а не о революциях и смутах. Либералы, напротив, ориентированы скорее на минимизацию государства, снижение его влияния на бизнес и гражданское общество, формирование правового общества, в котором бы выше ценились демократические права и свободы. При всех различиях, оба эти «полюса русской мечты» имеют и много пересечений. В частности, нынешняя власть и тот курс, который с ней связан, воспринимается скорее позитивно (в большей степени государственниками, в меньшей степени – либералами). И либералы, и социал-консерваторы не готовы поддержать ни «чистый» рыночный капитализм, ни «чистый» плановый социализм; и тех, и других скорее привлекает какой-либо промежуточный вариант, который бы включал в себя и элементы рынка, и элементы социалистической экономики».
Следующие таблицы, которые отражают доминирование в различных сегментах общества тех или иных политических ценностей, в определенной степени дополняют приводившиеся выше материалы панели. Их особенность состоит в том, что опрошенным в ноябре, накануне парламентских выборов, предлагалось выбрать не один, а два лозунга, которые они готовы поддержать в программах тех или иных гипотетических партий. Они наглядно иллюстрируют тезис о продолжающемся доминировании в обществе метаидеологии – хорошо видно, что лозунги, связанные с сильным социальным государством (в меньшей степени это касается лозунгов справедливости и великодержавности) лидируют во всех группах, включая городских либералов. А среди лозунгов, которые привязаны к отдельным идеологическим сегментам – демократия, права человека, рынок - не слишком популярные среди радикальных социал-консерваторов. Обратная картина в отношении лозунга сильной авторитарной власти, непопулярного среди либеральной части общества. Что же касается националистических лозунгов, типа «Россия для русских», то при том, что почти половина россиян готова в той или иной поддержать националистические идеи, проголосовать за политическую партию, выдвигающую этот лозунг в качестве приоритетной цели, готовы не более 5% опрошенных, причем среди либералов их немного больше, чем среди консерваторов.
Таблица 3. Поддержка различных лозунгов в отдельных группах и сегментах общества
лозунги Протестные консерваторы Лояльные консерваторы Лояльные либералы Протестные либералы
Права человека 8 14 19 17
Сильная власть 18 14 7 6
Традиции 17 11 7 8
Запад 3 2 4 4
Рынок 1 2 7 12
Справедливость 13 15 11 12
Социальное государство 32 31 24 24
Русские 4 4 7 7
Великая держава 11 12 12 11
стабильность 5 5 7 4
Сторонники различных сил\ лозунги Права человека, демократия Сильная авторитарная власть Традиции, консерватизм Ориентация на Запад
Коммунисты 12 22 22 3
Социал-демократы 24 11 7 2
Социальное государство 13 17 9 2
Государство и рынок 10 9 12 6
приезжие 8 21 13 2
Великая держава 8 14 15 0
Демократы 21 11 9 2
Свободный рынок
26 18 11 4
Сторонники различных сил\ лозунги Свободный рынок Социальная справедливость Сильное социальное государство Россия для русских
Коммунисты 2 14 31 4
Социал-демократы 1 14 29 4
Социальное государство 2 15 29 3
Государство и рынок 4 17 36 3
приезжие 3 13 18 21
Великая держава 3 16 34 5
Демократы 4 9 28 6
Свободный рынок
20 12 26 6
Сторонники различных сил\ лозунги Великая держава Политическая стабильность
Коммунисты 12 4
Социал-демократы 5 6
Социальное государство 6 6
Государство и рынок 11 5
приезжие 7 4
Великая держава 23 5
Демократы 11 6
Свободный рынок
17 5
С точки зрения собственно политических идей, стоящих за этими группами, среди протестных социал-консерваторов преобладают коммунисты, среди лояльных социал-консерваторов – социалисты, государственники, национал-патриоты; среди лояльных либералов – «системные рыночники», готовые сочетать либеральные ценности с государственническими, часть левых социал-демократов; среди протестных либералов – радикальные демократы-правозашитники, а также радикальные рыночники. Соответственно, и наоборот. Как это видно из таблицы 4, наиболее недовольной положением дел в стране остаются сторонники коммунистических взглядов. Это единственная группа, в которой недовольные явно преобладают (52% против 41%). Однако недовольство в ней носит ультраконсервативный характер, который состоит в неприятии не столько именно нынешней власти как таковой, сколько всей постсоветской действительности, связанной с утратой социальных завоеваний и статуса великой державы. Именно поэтому это недовольство, несмотря на всю его общую массу, в целом совершенно безопасно для нынешнего политического режима, в отличие от недовольства пресловутого «креативного класса». Видно также, что вполне лояльны властям и курсу страны в целом почти в равной степени – социалисты различных взглядов, включая сторонников сильного и социально ориентированного государства, умеренные рыночники – сторонники сочетания сильного государства и рыночной экономики, а также многочисленные патриоты-державники. Все эти группы были и в целом остаются ядром поддержки власти и правящего курса, хотя, как показали итоги выборов, далеко не все из них поддержали «Единую Россию» на парламентских выборах, но почти все – В. Путина на выборах президентских. Достаточно много (38%) недовольных положением дел в стране среди т.н. «новых националистов», резко размежевавшихся с традиционными для России патриотами, однако социальный вектор их недовольства также не сконцентрирован в едином направлении, часть националистов готова присоединиться к консервативному протесту (21%), а почти такая же часть – к либеральному (17%). И, наконец, значительное (в пропорции к этой самой по себе немногочисленной группе) число недовольных положением дел в стране делегирует в стан либералов группа рыночников, сторонников сокращения государственного вмешательства в экономику. Большинством в обществе продолжают располагать отнюдь не сами по себе консерваторы, а лоялисты, находящиеся справа и слева от политического центра в виде «сильного государства».
Таблица 4. Место сторонников основных идеологий в расколе общества накануне выборов
Сочувствуют: Протестные социал-консерваторы Лояльные социал-консерваторы Лояльные либералы Протестные либералы Соотношение лояльности и протестности
Коммунистам 44 34 7 9 41:53
Силам социалистической и социал-демократической ориентации 22 43 23 4 66:26
Сторонникам сильного и социально ориентированного государств 19 59 10 6 69:25
Сторонникам сочетания сильного государства и 59рыночной экономики 9 58 14 11 72:18
Русским националистам, выступающим против наплыва в Россию приезжих из южных регионов 21 41 15 17 56:38
Сторонникам возрождения страны как великой державы на основе 20 51 18 4 69:24
Демократам, выступающим за политические и гражданские права 14 49 19 9 68:23
Сторонникам сокращения вмешательства государства в 5 20 46 20 66:25
Каждая из этих групп подошла к выборам со своими настроениями, идеями, стратегиями, которые по ходу выборов корректировались. Это касается и направленности, и градуса протестности. Среди вопросов, которые в этой связи представляют особый интерес, можно задать такие: За счет каких групп произошло «сдувание» «Единой России» в ноябре-декабре и, соответственно, восстановление позиций «партии власти» к президентским выборам? Какова оказалась тактика протестных групп разной направленности на парламентских и президентских выборах, учитывая то обстоятельство, что на парламентских выборах не было сильной партии, способной аккумулировать либеральный протест? Насколько велика способность действующих «парламентских» партий аккумулировать идейные и ценностные противоречия общества? Можно ли в этой связи ожидать, учитывая вероятное расширение партийно-политического «меню», ввод в «большую политику» новых сильных партийных «игроков», способных потеснить партии-ветераны? Последний вопрос переносит анализ в плоскость, уже выходящую за пределы собственно завершившегося избирательного цикла. Важно попытаться понять, каковы ресурсы сохранения или поддержания политической стабильности в предстоящие годы. Возможно ли объединение против действующей власти разнонаправленной протестной оппозиции, как это на короткое время произошло в минувшем декабре? В чем может состоять реформа политической системы, если двигаться в направлении ее большей адекватности новому состоянию общества, его идеям и ценностям?
Вывод: несмотря на внешнюю идеологическую полярность социал-консерваторов и либералов, сохраняется достаточно большая политическая и идеологическая «поляна», которая их продолжает объединять. Нынешнее лоялистское большинство по-прежнему образуется из союза умеренных консерваторов-государственников и умеренных либералов-государственников. Это означает, что наметившаяся поляризация общества пока не носит необратимого характера.
6. Протестная активность основных идейных групп общества в ходе избирательной кампании
Рассмотрим декларируемую готовность тех или иных политических сил участвовать в акциях массового протеста, которую они оценивали накануне думских выборов, перед наиболее активной вспышкой уличной протестной активности в конце 2011 г. Как относительно высокую степень вероятности своего участия в этих акциях (позиции 8 и выше по 10-балльной шкале) оценили 19% протестных консерваторов, 8% лояльных консерваторов, 9% лояльных либералов и 20% протестных либералов. Аналогично – это 22% сторонников коммунистических взглядов, 10% - некоммунистических левых, социалистов и социал-демократов, 6% сторонников сильного и социально ориентированного государства, 9% сторонников сочетания сильного государства и рыночной экономики, 23% русских националистов, 11% национал-патриотов, также 11% сторонников сокращения государственного вмешательства в экономику, сторонников свободного рынка. Все эти цифры отчетливо показывают, что накануне выборов наиболее высокую готовность к участию в протестных акциях выражали не столько городские либералы, креативный средний класс, сколько представители радикальной лево-консервативной оппозиции и русские националисты, как их сейчас часто называют – «младонационалисты». Это, конечно, связано не только с настроениями как таковыми, но и с более развитыми традициями протестной активности именно в националистическом и коммунистическом секторах идейно-политического спектра. Таблица 5 показывает, как в ходе избирательной кампании постепенно снижалась протестная активность на консервативном и националистическом флангах спектра, и как постепенно, с небольшими взлётами и падениями росла готовность к активной протестности на либеральном фланге, особенно среди той немногочисленной группы, которую можно охарактеризовать как сторонников минимизации вмешательства государства в экономику. В последней, седьмой по счету панели, эта группа уже демонстрирует наиболее высокую протестную мобилизацию. Политика власти вкупе с ошибочной тактикой либеральной оппозиции сделала свое дело, националисты и левые радикалы, бывшие в ноябре-декабре наиболее ударной протестной силой, оказались на время, совпавшее с наиболее активной частью президентской кампании, вытеснены на периферию протестного движения. А само движение все в большей степени оказалось приватизировано либералами, особенно в столичных мегаполисах. Как итог – явное выдыхание протестного движения в 2012 г., как образно пишет уже цитировавшийся Сергей Марков, «конечно, не вся Москва, а, прежде всего, "болотная оппозиция" - так называемый "креативный класс", который, на самом деле, антикреативный и паразитирующий. Ведь идеологией "болотной оппозиции" является не либерализм, не патриотизм, а гламур! Тот гламур, который уже вышел из моды в других столицах Европы и мира в связи с сильнейшим экономическим кризисом. А наша "болотная оппозиция" все еще швыряется деньгами, и это демонстрирует ее второсортность ".
Таблица 5. Численность тех, кто с высокой степенью вероятности готов принимать участие в акциях протеста (по номерам панели, % позиций 8-10 по 10-балльной шкале)
1 2 3 4 5 6 7
Протестные консерваторы 19,3 13,3 11,9 12,8 15,1 11,1 9,5
Лояльные консерваторы 8,2 6,6 5,2 3,1 4,5 5,8 3,0
Лояльные либералы 9,2 6,3 8,4 3,7 6,3 4,5 4,7
Протестные либералы 20,4 10,4 9,7 18,4 16,3 12,1 10,6
Сочувствуют: 1 2 3 4 5 6 7
Коммунистам 18,3 13,7 13,7 12,8 13,4 10,2 10,7
Силам социалистической и социал-демократической ориентации 11,0 10,8 8,8 8,0 8,0 8,7 5,0
Сторонникам сильного и социально ориентированного государств 6,4 6,5 2,7 2,7 7,0 4,3 2,7
Сторонникам сочетания сильного государства и 59рыночной экономики 9,1 6,5 6,5 4,2 6,9 5,2 2,9
Русским националистам, выступающим против наплыва в Россию приезжих из южных регионов 23,3 11,8 10,8 9,6 9,8 9,3 6,0
Сторонникам возрождения страны как великой державы на основе 11,5 7,2 8,6 6,7 8,1 5,7 5,8
Демократам, выступающим за политические и гражданские права 8,2 8,2 3,7 6,5 9,3 7,1 4,2
Сторонникам сокращения вмешательства государства в 11,5 14,0 8,6 11,7 8,8 8,6 11,7
Другая форма протеста – не участвовать в выборах, не ходить на избирательный участок, по крайней мере, на уровне декларируемых намерений – в несколько большей степени оказалась характерна для протестной части либералов, 22% которых накануне выборов либо вовсе не собирались голосовать, либо скорее всего не собирались. Аналогичная цифра для протестной части консерваторов – 20% - несколько ниже, вероятно, в силу того, что в их распоряжении имелась партия в лице КПРФ, которая заведомо проходила в Думу, а у либералов такой очевидной оппозиционной партии нет, и так и не появилось за последний год.
Впрочем, тенденция доминирования либеральной общественности на протестных акциях в поствыборный период не получила последовательного развития. В этой связи сошлемся на результаты опроса Левада-Центра на «Марше миллионов», прошедшего в Москве 15 сентября. Эти данные позволяют дополнительно развить гипотезы о том, в какую сторону эволюционирует уже в поствыборный период уличное протестное движение в Москве.
Таблица 6. НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ СКАЗАТЬ, ЛЮДИ КАКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ НАИБОЛЕЕ БЛИЗКИ ВАМ ПО СВОИМ ИДЕЯМ? (возможны несколько вариантов ответа)
24 дек. 4 фев. 15 сен.
анархисты 3 4 4
"антифашисты" 2 2 3
"новые левые" 2 4 7
коммунисты 13 18 17
социалисты/социал-демократы 10 10 10
монархисты - - 3
"зеленые" 8 6 10
демократы 38 30 29
либералы 31 27 23
консерваторы 3 2 3
национал-патриоты 6 14 12
другие 4 4 4
никто из них 6 6 7
затрудняюсь ответить 3 3 6
Как можно видеть из этих данных, во второй половине 2012 г. продолжает происходить общее полевение участников протестных акций. В то же время численность сторонников либеральных взглядов медленно, но неуклонно снижается. Наибольшее доверие у участников акций вызывают в первую очередь левые демократы, такие как А. Навальный (31%), С. Удальцов (25%), И. Яшин (21%), Г. Гудков (20%), Д. Гудков (16%), И. Пономарев (13%), Е. Чирикова (13%), наряду с деятелями культуры и шоу-бизнеса общей демократической направленности (Б. Акунин, Ю. Шевчук, Л. Парфенов, Д. Быков , Л. Улицкая). Они намного опережают представителей «старой» либеральной оппозиции – Б.Немцова, Г. Явлинского, М. Касьянова, В. Рыжкова и др. . Больше всего участников акций беспокоит разложение, воровство и коррупция высших чиновников (39%), наряду с беззаконием и произволом властей (35%). В качестве «базовых» групп – участников протеста – назывались молодежь (53%), а также интеллигенция (45%). Наблюдаемое полевение протестного движения направлено не в сторону КПРФ, партии не столько левой, сколько ультраконсервативной, рассчитанной на старшие поколения россиян, а в сторону современного лево-демократического движения, ориентированного на молодежь и небогатую разночинную городскую интеллигенцию. Все это заставляет предположить, что в России вполне может сформироваться современное лево-демократическое движение, которое, в случае превращения в политическую партию, сможет потеснить не столько КПРФ, сколько нынешнюю «Справедливую Россию», адаптировав ее наиболее активное протестное крыло (Г. и Д. Гудковы, И. Пономарев, О. Дмитриева, О. Шеин, а также С. Удальцов). Этот проект является в целом более перспективным, чем попытка создания собственно либеральной партии (Республиканская партия, ПарНаС и др.), поскольку «правые либералы» так и не приобрели массовых сторонников за пределами партии власти. Вывод: Наиболее активной частью протестных митингов, их ядром, стали не традиционные городские либералы, не «норковые шубки», а лево-демократическая интеллигенция, далеко не в полной мере входящая в средний класс, студенчество. Лево-демократическую интеллигенцию объединяет немало точек пересечения с «новыми левыми», не входящими в КПРФ, и «новыми националистами». Поэтому именно на этом сегменте идеологического поля следует в поствыборный период ожидать появления новой политической силы.
6. Стратегия партийного выбора и партийных предпочтений в ходе избирательной кампании
Теперь переходим к центральному избирательному сюжету - как происходил на протяжении панели выбор той политической партии, за которую голосовали на выборах в декабре, и как мог бы измениться выбор избирателей, если бы выборы состоялись немного позже.
Таблица 7. Гипотетический и реальный (панель №4, выделена красным цветом) выбор партии в группах с различной идейной ориентацией
Группа 1. Протестные консерваторы
Панель №\ партия 0 1 2 3 4 5 6 7
«СР» 5 7 11 14 14 10 9 9
ЛДПР 10 10 10 10 11 11 11 9
Патриоты России 1 1 2 1 0 1 1 1
КПРФ 26 31 28 28 27 27 30 30
Яблоко 2 2 4 5 4 5 3 3
«ЕР» 27 18 21 22 15 22 24 24
Правое дело 2 1 1 1 0 1 1 1
Испорчу бюллетень 2 4 2 1 4 2 2 3
Не буду участвовать 12 14 10 9 23 10 10 12
Группа 2. Лояльные консерваторы
Панель №\ партия 0 1 2 3 4 5 6 7
«СР» 6 4 6 9 9 7 8 5
ЛДПР 7 6 8 8 7 6 6 7
Патриоты России 1 0 0 0 0 0 0 0
КПРФ 10 11 12 12 10 11 12 12
Яблоко 1 1 1 1 1 1 1 1
«ЕР» 58 61 56 56 45 58 59 57
Правое дело 2 1 1 0 0 0 0 1
Испорчу бюллетень 1 1 1 1 6 1 1 1
Не буду участвовать 4 6 5 4 20 5 4 7
Группа 3. Лояльные либералы
Панель №\ партия 0 1 2 3 4 5 6 7
«СР» 5 4 8 8 7 8 9 8
ЛДПР 11 12 13 13 13 12 12 12
Патриоты России 0 0 0 0 0 0 0 0
КПРФ 7 5 8 7 8 8 6 8
Яблоко 2 4 3 5 21 3 2 3
«ЕР» 57 55 53 49 39 55 54 54
Правое дело 2 2 1 1 1 0 1 3
Испорчу бюллетень 0 1 0 1 7 0 0 9
Не буду участвовать 5 9 6 5 20 6 5 5
Группа 4. Протестные либералы
Панель №\ партия 0 1 2 3 4 5 6 7
«СР» 4 5 6 10 6 8 8 5
ЛДПР 14 14 18 18 16 16 17 15
Патриоты России 2 0 1 0 0 0 1 0
КПРФ 19 28 22 21 20 21 20 23
Яблоко 13 10 10 11 10 12 11 10
«ЕР» 26 15 25 21 14 18 24 20
Правое дело 2 1 1 0 1 3 0 1
Испорчу бюллетень 2 5 1 2 5 1 0 3
Не буду участвовать 9 14 10 7 25 12 8 11
Группа 5. Современные русские националисты
Панель №\ партия 0 1 2 3 4 5 6 7
«СР» 10 5 8 14 6 6 5 6
ЛДПР 15 19 23 20 12 12 14 13
Патриоты России 0 0 3 0 0 1 1 0
КПРФ 7 15 7 8 4 15 12 18
Яблоко 2 2 5 9 6 6 8 6
«ЕР» 44 38 45 36 38 50 49 46
Правое дело 5 1 0 2 1 0 0 2
Испорчу бюллетень 3 4 0 1 2 2 1 1
Не буду участвовать 3 9 5 4 27 4 2 2
Что можно сказать, глядя на эти цифры? Реальное неучастие в выборах в среднем в два-три раза превосходит намерение не-участвовать. Если намерение не-участвовать является одной из форм выражения протестных настроений, то увеличение в разы этой цифры при реальных выборах является формой демобилизации тех или иных групп. При этом отчетливо видно, что демобилизация практически не затронула электораты всех основных политических сил, играющих на оппозиционном поле, и очень сильно затронула в сторону снижения результаты «Единой России». В наибольшей степени «ЕР» не досчиталась голосов не за счет протестных групп, и не столь многочисленных, и изначально не горевших желанием голосовать за эту партию, а, в первую очередь, за счет лояльной ранее части либерального сегмента. То есть причины относительного провала «ЕР» на выборах надо искать не столько в изменении ценностных полей, сколько в конкретной политической ситуации, непосредственно предшествовавшей выборам. А эта ситуация, напомним, характеризовалась яростной атакой либеральных СМИ и Рунета на «партию жуликов и воров» и ее неформального на тот момент лидера – В. Путина, объявившего о своем намерении вернуться в президентское кресло. Как результат, значительная часть ранее лояльной части либералов (либералов-государственников) предпочла остаться дома, чтобы избежать морального осуждения со стороны своей референтной товарищей, коллег по работе, просто знакомых – за «соучастие» в легитимизации «преступного режима». В этот период голосование против «партии власти» стало более конформистским выбором, чем голосование «за». Своего рода электоральным антиподом «ЕР» стала «Справедливая Россия», которая собрала на реальных выборах голосов больше, чем могла рассчитывать как до, так и после выборов. Этим она обязана не столько собственным заслугам, сколько низкому антирейтингу, сделавшим голосование за «СР» приемлемым для многих вариантом, и репутацией относительно нового политического проекта. Но по своей совокупной «массе» все же не «СР», а КПРФ стала главным бенифициантом протестного голосования, коли даже в протестной части либерального сегмента она заняла первое место, причем в условиях диаметрально противоположных идейных ценностей. Очевидно, в данном случае сработала тактика, предложенная А. Навальным – голосуй за любую партию, кроме «ЕР», которая заведомо проходит в Госдуму. Голосование же за более идейно близкие либералам «Яблоко» и «Правое дело» носило довольно вялый характер (возможно исключая московский результат «Яблока»).Эти партии с 2003 г. обрели клеймо заведомых неудачников, у которых нет шансов, и эта репутация стала сама по себе мощным фактором оттока от этих партий даже большей части ранее ядерного электората.
Учитывая то обстоятельство, что если между базовой типологией, связанной с разделением избирателей на четыре группы и идейно-политической сегментацией существует достаточно тесная и очевидная связь, то лишь одна группа – современные русские националисты – не находит в этой классификации своего очевидного места, будучи разрываемой между консервативным и либеральным сегментами. Анализ изменений электоральных предпочтений данной группы показывает, что к концу избирательной кампании определенная часть националистов вернулась к условной поддержке «ЕР», а также консервативных ЛДПР И КПРФ, вероятно, будучи напуганной демонизированными либералами и их монополией в протестной активности на тот период времени.
Вывод: Относительно низкий результат «ЕР» на парламентских выборах имел первоочередной причиной не столько разочарование части ее прежних сторонников в политике властей, сколько информационное давление со стороны значительной части СМИ и Рунета, вызванное конкретной политической ситуацией в конце 2011 г.
7. Стратегия идейных групп на президентских выборах в ходе избирательной кампании
Рассмотрим теперь также в общих чертах стратегию выделенных общественных групп на президентских выборах. В этой связи напрашиваются следующие выводы. Если на парламентских выборах союз между лояльными консерваторами и лояльными либералами дал явный сбой, выразившийся прежде всего в низкой явке второй из этих групп и слабом голосовании за «Единую Россию», то на президентских выборах некогда сцементированное «путинское большинство» выступило намного более дружно, хотя группа лояльных консерваторов оказала В. Путину все же явно более консолидированную поддержку.
Отношение к В. Путину как кандидату в президенты раскололо все протестные группы, так как среди протестных консерваторов В. Путин набрал голосов больше чем «свой» кандидат Г. Зюганов, так и среди протестных либералов он также показал результат, почти вдвое превышающий рейтинги Г. Зюганова и В. Жириновского. Последнее во многом связано с тем, что «своего» кандидата на этих выборах протестные либералы не имели. М. Прохоров – еще не проверенный новичок в политике, в серьезность перспектив которого мало кто верил. Снятый с дистанции Г. Явлинский и гипотетический лидер уличной протестной оппозиции А. Навальный также не имели серьезных перспектив объединить протестных либералов. Отсюда высокие результаты В. Жириновского и Г. Зюганова, только чтобы голос не достался В. Путину. Интересно, что на этих выборах В. Жириновский оказался обязан набранными голосами недовольным либералам, больше, чем кому бы то ни было еще. Тактика «испорченного бюллетеня» никакого эффекта не возымела.
Можно также предположить, что для русских националистов, участвовавших в протестах против фальсификации парламентских выборов, В. Путин в отличие от «ЕР» остается в целом приемлемым кандидатом, на которого протестно-революционные настроения распространяются в меньшей степени. Как справедливо пишет в этой связи в своем блоге на «Эхе Москвы» Л. Радзиховский, «настоящие черносотенцы - по сути своей не революционеры, а «государственники». Их вполне устраивает Путин или любой другой лидер «типа Путина» – просто более резкий (на словах) с США, более социальный популист, главное православно-националистический ксенофоб – на уровне риторики, а частично и действий - внутри страны. Ну и, разумеется, он должен пустить во власть не одного Рогозина, а в СМИ – не одного Шевченко. И тогда левые националисты-государственники будут считать власть «своей», а «национальную Революцию» - состоявшейся. Слушайте Проханова и Дугина. Сами эти люди больших шансов в массовом националистическом движении не имеют, но их идеи там вполне востребованы. Кстати, потому и востребованы, что они не «их», а общие, почти безличные ».
Вывод: на президентских выборах вокруг кандидатуры В. Путина произошла консолидация «путинского большинства», сложившегося в «нулевые» годы. В. Путин стал безоговорочным лидером не только среди консервативного большинства, но и среди либералов. Однако ряд тактических ошибок, допущенных властью уже после выборов, снова стали размывать общественную консолидацию, достигнутую в марте 2012 г.
Таблица 8. Гипотетический и реальный (панель №7, выделена красным цветом) выбор кандидата в президенты в группах с различной идейной ориентацией
Группа 1. Протестные консерваторы
Панель №\ партия 0 2 4 5 6 7
Жириновский 9 10 10 10 9 7
Зюганов 17 22 22 22 26 25
Миронов 3 5 9 8 7 4
Прохоров 3 1 6 9 7 8
Путин 17 26 25 31 32 29
Медведев 14 - - - - -
Явлинский 2 2 2 - - -
Навальный 0 1 - - - -
Испорчу бюллетень 2 2 2 2 3 0
Не буду участвовать 11 9 7 8 7 21
Группа 2. Лояльные консерваторы
Панель №\ партия 0 2 4 5 6 7
Жириновский 5 6 5 5 5 6
Зюганов 6 8 8 9 9 8
Миронов 1 3 4 4 3 2
Прохоров 3 0 2 3 4 3
Путин 42 64 62 67 67 61
Медведев 26 - - - - -
Явлинский 0 1 1 - - -
Навальный 0 0 - - - -
Испорчу бюллетень 0 1 0 3 1 0
Не буду участвовать 4 3 4 8 3 15
Группа 3. Лояльные либералы
Панель №\ партия 0 2 4 5 6 7
Жириновский 9 10 10 10 9 8
Зюганов 5 6 4 5 5 7
Миронов 1 1 3 5 4 4
Прохоров 4 2 3 5 7 7
Путин 37 60 56 62 60 50
Медведев 27 - - - - -
Явлинский 1 1 2 - - -
Навальный 0 0 - - - -
Испорчу бюллетень 1 1 0 0 0 0
Не буду участвовать 4 5 6 5 4 21
Группа 4. Протестные либералы
Панель №\ партия 0 2 4 5 6 7
Жириновский 15 16 11 15 16 15
Зюганов 14 13 15 18 22 15
Миронов 1 1 7 6 4 3
Прохоров 4 3 10 12 12 12
Путин 18 27 22 28 30 28
Медведев 11 - - - - -
Явлинский 4 3 4 - - -
Навальный 3 3 - - - -
Испорчу бюллетень 3 2 1 1 1 0
Не буду участвовать 8 9 10 10 5 51
Группа 5. Современные русские националисты
Панель №\ партия 0 2 4 5 6 7
Жириновский 13 23 9 8 14 13
Зюганов 2 5 6 12 11 2
Миронов 6 5 10 4 7 4
Прохоров 4 1 1 7 7 8
Путин 34 49 53 61 51 45
Медведев 22 - - - - -
Явлинский 1 4 3 - - -
Навальный 0 0 - - - -
Испорчу бюллетень 1 0 0 1 3 1
Не буду участвовать 5 2 5 3 4 20
7. Вместо заключения. Перспективы переструктуризации политического спектра в период после завершения избирательной кампании
На общем фоне, определявшем в период до 2008-10 гг. лояльность традиционной национал-патриотической среды, в 2010-11 гг.стал формироваться отчетливый контртренд, состоявший в том, что стало активно идеологически и политически оформляться направление «новых националистов», все дальше расходившееся с национал-патриотами. Особенно заметно данный тренд наблюдался в молодежной среде. Именно новые националисты, выступавшие с лозунгами этнического самоопределения русских, создания русского национального государства, доминировали на многочисленных и все более массовых «русских маршах», им удалось выдвинуть целую генерацию новых лидеров, постепенно получавших известность в оппозиционной среде. При этом место новых националистов, как лидеров, так и их массовых сторонников, в сложившемся исторически идейно-политическом спектре длительное время оставалось неопределенным и противоречивым. Часть националистов продолжала тяготеть к «консервативному большинству», но другая, все более заметная, начала искать свое место среди оппозиционного либерального движения. Эта ветвь националистического движения может быть охарактеризована как национал-демократическая, ее сторонники, как и большая часть либеральной оппозиции, отвергает имперские ценности, выступает за политическую демократию, свободные выборы. Как следствие, русские национал-демократы приняли активное участие в декабре 2011 г. в акциях на Болотной и проспекте Сахарова, получили там трибуну для изложения своих взглядов, а часть либеральных «вождей», такие как А. Навальный, В. Милов и некоторые другие – солидаризовались с ними, участвовали в некоторых националистических акциях, поддержали ряд их требований. Весьма вероятно, что перспектива широкого объединения на антикремлевской основе разношерстной оппозиции, от либералов, до левых и националистов, не могло не встревожить власть, которая со своей стороны в первой половине 2012 г. предприняла ряд мер, направленных на фрагментацию оппозиционного движения. В этом ей помогли со своей стороны и «старые» вожди либеральной оппозиции, испугавшиеся, что новые лидеры и новые группы их сторонников смогут вытеснить их с привычных позиций. Уже в конце зимы 2012 г. массовые протесты в Москве оказались полностью «приватизированы» московскими либералами, националисты и в меньшей степени левые – вытеснены на обочину протестного движения, в информационном пространстве на ведущие роли стали выдвигаться символические фигуры, заведомо неприемлемые для националистов (Ксения Собчак, Группа «Пусси» и др.), разгоревшийся конфликт между либералами и столичной интеллигенцией, с одной стороны, и РПЦ, с другой – также способствовал оттоку националистов из общего протестного движения.
Учитывая неопределенность и несформированность массового электорального ядра новых националистов, его «метания» между либералами и консерваторами, все это не могло к лету 2012 г. не привести к консервативному откату - рядовой актив не согласился с интеграцией националистов в широкое протестное движение во главе с либеральными вождями. Но и мосты к возвращению в стан национал-патриотов также оказались сожжены. Национал-патриоты, почувствовавшие в это время внимание со стороны власти, путинского консервативного окружения, активно использованные на «пропутинских» массовых акциях, уже не нуждались в союзниках в лице революционных националистов и национал-демократов. Большая часть праворадикалов не пошла за своими лидерами - они не согласились с второстепенными ролями в общем оппозиционном политическом процессе. Сторонники младонационализма, принявшие активное участие в беспорядках на Манежной площади, уже к весне 2012 г. года перестали поддерживать федеральные «правые» бренды. Фактически, в публичном поле не осталось каналов для выражения интересов младонационалистов – как новой общественно-политической силы. За неполный год с начала объявленной властями партийно-политической реформы, предоставившей возможность для регистрации новых политических партий, практически ни один проект, направленный на представительство в политической жизни младонационалистов, так и не был оформлен, хотя в декабре 2011 г. над ними началась активная работа. Более того, начавшаяся партизация многочисленных праворадикальных движений и группировок привела не к интеграции радикалов, а к усилению внутренних конфликтов. Некоторые националисты выступили против сотрудничества с либералами старой формации, обвиняя своих лидеров в делегитимации русского движения и нейтрализации «манежного» тренда. Со стороны других на волне нападок либеральной общественности на РПЦ наблюдается реннесанс интереса к лоялизму и неоимперской (православной) идеологии. Что же касается протеста против «нечистой», «нелегитимной» победы Путина, то и он не воспринимается как перспективный, «правая» аудитория не верит в его успех. Тем более, что сам В. Путин сделал ряд демонстративных шагов навстречу национал-консерваторам, он ввел в исполнительную власть таких знаковых для этой части электората деятелей как Дм. Рогозин, активно поддержал руководство РПЦ, одобрил продвижение ряда законодательных инициатив явно консервативной направленности. Все это позволяет оценить современное состояние националистической оппозиции как временный кризис, который вполне может перерасти в системный, и так и не дать возможности русским националистам занять свое респектабельное место в политической жизни страны, ограничив их участие в политике разного рода спонтанными акциями (типа выходок футбольных фанатов, устраивающих обструкцию футболистам и их болельщикам, представляющим кавказские регионы страны).
«Разбив» единый антикремлевский фронт, возникший на Болотной и Сахарова, власти сумели одновременно с националистами и резко ограничить потенциал либерального протестного движения. Как результат, утрачивают влияние и либеральные противники режима личной власти В.Путина. Если в 2011 году они были в авангарде протестного движения, собирая вокруг себя огромное количество протестных масс, то уже к марту они утратили инициативу и все в большей степени замкнулись в собственной среде. В протестном движении в это время наблюдалось снижение доли умеренно настроенных либералов в общей массе оппозиционеров – фиксировалось «полевение» актива. Сами представители либеральных движений раскололись – одни остались на «уличных площадях», другие – стали выступать за партизацию, участие в выборах и формирование собственной конструктивной повестки. Региональный актив либеральных движений также выступил за встраивание в партийные политические проекты.
Можно предположить, что главными выгодоприобретателями по итогу поствыборных протестов стали леворадикалы, дальнейшая успешность которых будет зависеть от того, насколько сильно антикризисная политика правительства заденет коренные интересы наиболее незащищенных слоев населения. Они провели ряд достаточно удачных акций, таких как голодовка О. Шеина в Астрахани, сейчас общее внимание приковано к политической фигуре Г. Гудкова, назначенного «политическим страдальцем», и другим политикам, невписавшимся в КПРФ и конфликтующим с руководством «Справедливой России». Можно в этой связи предположить, что если в период начавшегося избирательного цикла и произойдут какие-то подвижки внутри «надводной» части партийного спектра, то вполне можно ожидать появления новой леворадикальной оппозиционной партии, ориентированной на левую молодежь, которая не столько потеснит КПРФ, имеющую гораздо более возрастной электорат, сколько «Справедливую Россию», раздираемую изнутри непреодолимыми противоречиями, и имеющую слабых, недостаточно авторитетных официальных лидеров, стремящихся удержать под своим личным контролем весь партийный процесс, включая региональные отделения, что приводит к накоплению большого негативного потенциала. Существующая инфраструктура развития протестного движения позволяет леворадикалам развернуть общественную кампанию почти в любом российском регионе. А репрессии и давление правоохранительных органов лишь усиливает наиболее радикальную часть данного сообщества.
Анализ данных исследований ИС РАН, а также электоральной панели ВЦИОМ, осуществленной во время избирательного цикла 2011-12 гг., показывает, что структура идеологических предпочтений россиян многие годы оставалась и остается практически неизменной. И за последний год не зафиксировано ни «левого», ни «правого» поворота. Некоторый рост числа проголосовавших за КПРФ является скорее результатом протестной тактики части избирателей, чем сменой ценностных парадигм. Пожалуй, можно отметить как статистически значимые тенденции лишь некоторый рост политизации общественного мнения, проявившийся в сокращении неопределившихся и равнодушных избирателей. Динамика идеологических предпочтений, почти отсутствующая на уровне крупных ценностных блоков, гораздо более отчетливо проявляется на более низком уровне сегментации, при сопоставлении отдельных течений внутри каждого из блоков. Протесты, в которых проявилась готовность меньшинства артикулировать и отстаивать свои интересы и представления о будущем, сигнализируют о необходимости приведения политических институтов в соответствие с меняющимися социальными условиями — ради сохранения устойчивости политической системы в целом. Речь идет о классическом модернизационном вызове, с которым сталкивались многие страны: экономическое и социальное развитие приводит к групповой эмансипации, что, в свою очередь, требует адаптации политических институтов. Подчеркнем особо: запрос на демократизацию обусловлен здесь не общественными представлениями по поводу прав и свобод, «западного» варианта развития, «сильной руки» и проч., но необходимостью обеспечить политический порядок. Как в этой связи полагает Денис Волков, «в противном случае, как предупреждал крупнейший исследователь процессов модернизации социолог Шмуэль Эйзенштадт, нас ожидает хаос или стагнация».