Утро выдалось ясным и холодным. Небо было голубое и такое пронзительно глубокое, что глаз уставал глядеть в него. Солнце еще только начинало лениво подниматься на востоке, и его бледные лучи щекотали верхушки деревьев. Но оно не грело, и потому казалось ненастоящим. Все казалось ненастоящим в это утро – и хруст листьев под ногами, и синеватые тени облетевших крон, и тишина, и тонкий морозный аромат палой листвы.
Колдун шел между деревьев, глубоко погруженный в свои мысли, не разбирая дороги и не преследуя никакой цели – просто шел. Проснувшись на рассвете от кошмара, в котором были и Чернава, и Студеника, и кликуша Бажена, он больше не мог оставаться в доме. Ему нужно было обдумать увиденное и успокоить взбудораженный разум. На ходу думалось легче, и он отправился в лес. Здесь никто не смог бы потревожить его: люди нечасто забредали в эту заповедную глушь, к тому же ночь еще только-только отступила, и воздух хранил остатки уходящей темноты. Ветра не было, ничто не шевелилось вокруг.
Но внезапно Колдун остановился, будто налетел на стену. Что-то отвлекло его от бесконечного потока мрачных мыслей, что-то вернуло его к реальности. Вначале он скорее почуял, чем услышал: в лесу находился кто-то еще. Не зверь и не птица, на них он не обратил бы внимания. Присутствие было человеческим. И чей-то негромкий голос доносился из-за деревьев. Сердце знакомо сжалось.
Колдун приблизился к опушке леса, притаился в тени елей и прислушался. Да, совершенно очевидно, это был ЕЕ голос, в этом он не мог ошибиться. Приблизившись еще на шаг, он смог увидеть ее в просвет между еловыми ветками. Чернава сидела на земле, среди опавших листьев, собирала из них букет и негромко напевала странную печальную песенку. Этой песни Колдун никогда прежде не слышал, но на всю оставшуюся жизнь врезались ему в память ее слова:
Ты плетись, мой венок,
К лепестку лепесток,
Ты цепочка моя золотая.
Мой журавлик, лети
И его приведи,
Пусть увидит, что я умираю.
Ты плыви, мой венок,
На чужой бережок
И скажи, что сказать не успела,
Расскажи ты ему,
Что ему одному
Я последнюю песенку пела…
Он стоял в тени ели, не смея пошевелиться. Слова песни, чужой и, вместе с тем, знакомой до дрожи, дымкой висели в воздухе, окутывали его сознание своей колдовской силой. Магия? Сухо хрустнула ветка под его ногой. Чернава резко обернулась, но испуг на ее лице мигом растаял, едва она увидела Колдуна.
- Я чувствовала, что ты придешь сюда, - сказала она, и ее слабая улыбка согрела его сильнее, чем осеннее равнодушное солнце.
- Вот как? – удивился Колдун, медленно приближаясь к ней. – Откуда?
- Я видела тебя во сне, - ответила Чернава.
Ее глаза сияли каким-то тихим, затаенным счастьем. Казалось, ее нисколько не взволновала внезапность их встречи. Все шло так, как она ожидала.
- Это был хороший сон?
- Да, хороший. Ведь в нем был ты.
Повисла пауза. Чернава, улыбаясь, перебирала листья. Колдун смотрел на нее. Они видели один и тот же сон этой ночью, в этом он был абсолютно уверен. Только для нее сон был хорошим. Несмотря на то, что он прогнал ее и сказал много такого, что разбило бы сердце кому угодно. Только она улыбалась. Потому что в этом сне видела его.
- Очень красивая песня, - заметил Колдун, чтобы сказать хоть что-то. – Только очень грустная.
- Разве? – она вновь посмотрела на него.
Какие же яркие глаза у этой девочки! Как звезды. Если бы звезды согревали.
- А по-моему, не грустная. Ведь знаешь, все на свете умирает: люди, животные, растения, и любовь умирает тоже. Однажды. Это больно, когда так происходит. Это как погибнуть в муках, страшно и медленно. Но может быть и по-другому. Если любовь умирает так же, как рождается, как бабочка-однодневка, боли нет. Остается только легкая грусть, как, - Чернава протянула Колдуну букет из листьев, - как аромат опавшей листвы.
Он принял букет из ее рук, осторожно, словно боялся случайно испортить его.
- Так не бывает, - сказал он.
Девушка промолчала. Ее взгляд блуждал по его лицу с рассеянной нежностью. Колдун опустился на землю напротив нее и, почти не думая, легко коснулся рукой ее щеки.
- Чернава…
- Не говори ничего, - взмолилась девушка. Она закрыла глаза, всем телом подавшись к нему. – Я знаю, ты будешь спорить. Но я хочу запомнить это утро таким, как сейчас, и не хочу знать, как все может быть. Не говори ничего!
- Чернава... – повторил он снова.
- Нет.
Она открыла глаза. Недетская серьезность светилась в них. Чернава приложила палец к его губам.
- Нет. Пусть будет так, как есть. Пусть будет то, что есть.
Колдун больше не мог сопротивляться. И не хотел. Это было равносильно тому, чтобы сопротивляться осени. И аромату палых листьев. Сладкому, чистому, щемяще-нежному…
Тем же вечером, возвращаясь с мельницы, - куда жена мельника позвала его, чтобы показать следы умертвия, которое, по ее словам, всю ночь скреблось к ней в окна, а потом бесследно исчезло, - Колдун увидел краем глаза какое-то шевеление в придорожном кустарнике. И еще… ему могло показаться, но он ощутил слабое холодное покалывание в ладонях, как если бы рядом находился не очень сильный или очень юный маг или какой-то мощный артефакт. Колдун закрыл глаза и окинул внутренним взором окрестности, но ничего не увидел. На минуту прямо в нескольких футах от него вспыхнул ярким светлячком огонек, но тут же угас. Он открыл глаза. Тихо шелестел ветер в пожелтевшей траве, где-то в лесу ухала сова, далеко-далеко тревожно, с надрывом, выл одинокий волк. Но никаких магов поблизости не было.
Да и умертвие, если оно существовало (а доказательств этому Колдун так и не нашел), никак не могло подавать таких сигналов, даже если его создали магическим способом.
Колдун нахмурился и отправился своей дорогой, размышляя об увиденном. Но вскоре его мысли переключились на другие предметы, и он забыл о странном происшествии.
А через неделю в селении разыгралась трагедия.
В тот день было особенно холодно. Ночной заморозок не отступил к утру, и заиндевевшая трава стеклянно хрустела под ногами. Бледный серпик растущей луны продержался в небе до самого полудня, безмолвно свидетельствуя о скором приближении зимы. Это был последний срок для сбора поздних целебных трав, и Колдун отправился в леса, разыскивать под ранним снегом лиловые головки мальвы.
Он уже заприметил вдали, под осинами, звездочки ее соцветий, когда услышал сзади громкий треск ломаемых сучьев и скрип стремительных тяжелых шагов. Кто-то бежал в его сторону по сугробам, с треском продираясь сквозь заросли. Колдун прыжком развернулся: но это был всего лишь крестьянин. Он вылетел из ближайшего кустарника, тяжело дыша, и замахал руками, словно сдавался в плен.
- Колдун! – выкрикнул он. – Я искал тебя! Меня послали за тобой… там на реке несчастье… Чернава…
- Что? – задохнулся Колдун. – Что произошло?
Но крестьянин не ответил, а только замотал головой. Он дышал хрипло, как загнанная лошадь. Колдун подскочил к нему и тряхнул за плечо – шапка слетела с головы юноши.
- Да говори же!
Но добиться от него чего-то вразумительного Колдуну так и не удалось. Несчастный горевестник твердил без конца только одно: «Река… Чернава… там толпа народу…». А еще отдувался и испуганно тряс головой. Колдун не выдержал, наконец, и рванул молодца за шиворот.
- Вставай! Ну же, пошли! Я кому говорю! – приказал он и первым бросился в сторону реки.
Колдун уже знал короткую дорогу. Чернава в день их первой встречи повела его кружным путем. Но к реке вела еще одна тропа, напрямик через лес. По ней он и направился. Сзади, едва поспевая за широким шагом Колдуна и с трудом уклоняясь от хлещущих по лицу веток, бежал крестьянин.
- Река в другой стороне! – крикнул он, стараясь нагнать своего проводника.
- Без тебя знаю! – огрызнулся Колдун.
Что могло произойти? Что делала Чернава на реке в такое время? Они виделись всего несколько часов назад, ничего же не могло… Ничего не могло!..
Это была его единственная мысль, больше для него ничего не существовало в этот момент. Впереди послышалось журчание воды – река была совсем близко. С каждым шагом ее грозный рокот усиливался, вот уже потянуло запахом ила и мокрых камней. Ледостав еще не начался. Почему он не начался, пока было не поздно? Пока… Но этого не могло случиться. Нет!
Колдун прорвался сквозь последние заросли и выскочил на берег. Сердце его на мгновение остановилось – ему почудилось, что его опасения подтвердились. Но лишь на мгновение. Почти сразу же Колдун понял, что ошибся.
Чернава была жива и невредима. Она билась в слезах на берегу и вырывалась из рук матери, не позволявшей ей броситься в воду. По щекам женщины тоже катились слезы. Здесь же, у воды, стояли и другие люди, много людей. Все они смотрели на середину реки – там, зацепившись за корягу, плавало поперек течения тело юной темноволосой девушки. Это ее Колдун сперва принял за Чернаву. Люди на берегу переговаривались. Женщины прижимали руки к груди, но не плакали, мужчины в нерешительности топтались на месте. Никто не хотел лезть за телом в реку, ледяную, полноводную, стремительную. Никто не хотел вытаскивать утопленницу. Кроме Чернавы.
И Колдун уже знал почему.
Он стал спускаться по склону берега. Завидев его, люди сбились в тесную кучку и яростно зашептались. Колдун не смотрел на них, но его слуха достигали обрывки разговора:
- А вот и ведьмак пожаловал, сестрицу свою вытаскивать, небось. Да прекрати ты причитать, Фетинья! Коли начинаешь жизнь с плясок под дудку демонов, так и закончишь ее в реке, знамо дело…
- Да неужто она сама? Грех-то какой! Грех!
- Да что ей твой грех? Ведьма! Поди затанцевали ее бесы окаянные, так она ум последний потеряла да и отправилась прямиком к ним…
- Грех-то какой…
Колдун прошел мимо сплетников, по-прежнему на них не глядя.
- Пусти! Пусти! – кричала матери безумная от горя Чернава. – Я ее вытащу!
И тут она увидела его.
- Колдун!
Эти глаза, полные горя и отчаяния. Бешеным усилием стряхнув руки матери, Чернава бросилась к нему. Колдун слегка опешил, когда девушка упала в его объятия. Ее мать в исступлении опустилась на колени, обхватила голову руками и завыла, словно зверь.
- Колдун! – закричала Чернава, лихорадочно вцепившись в меховой отворот его плаща. – Колдун, помоги мне! Моя сестра… Там моя сестра! Вытащи ее! Вытащи! Эти жалкие трусы боятся!
Голос девушки взлетел до истерического визга, в обращенном к селянам взгляде полыхнула ярость.
- Пожалуйста, пожалуйста! – молила она, держа Колдуна мертвой хваткой, как будто боялась, что он растает в воздухе.
- Успокойся, - ровным голосом сказал он и крепко сжал ее руки в своих, - Чернава, успокойся, я вытащу твою сестру.
Чернава не слышала, не понимала, что он говорит, только из последних сил продолжала цепляться за него.
- Милава, ее зовут Милава, - прошептала она.
- Я запомню, - сказал Колдун и мягко отцепил от себя ее руки, - просто поверь мне. Отойдите в сторону, ты и твоя мать. Отойдите, ну же!
Чернава судорожно закивала, отступила назад и потянула за руку мать, рыдавшую на камнях. Та повиновалась, похоже, убитой горем женщине было уже все равно, что с ней делают.
- Ее зовут Милава, - в последний раз зачем-то повторила Чернава. Колдун кивнул.
Он остался один у воды. Теперь его внимание полностью сосредоточилось на мертвом теле. Он вытянул перед собой руки, призывая на помощь все силы, которые были в его распоряжении. По рукам привычно потекло вибрирующее тепло, от предплечий к кистям, оно спиралью закрутилось в его ладонях. Губы зашевелились, произнося заклинание, и, пока он говорил, незримая прочная нить свилась из воздуха и связала между собой Колдуна и девушку. Осталось только потянуть за эту нить. Колдун потянул. Тело отцепилось от коряги и плавно заскользило к берегу, все ближе, ближе и ближе. И чем больше оно приближалось, тем явственнее Колдун ощущал исходивший от тела смертный холод. Утопленница провела под водой не меньше трех дней, но он до сих пор чувствовал боль и отчаяние, которые владели ею перед смертью. Слабым призрачным эхом они доносились до Колдуна, впиваясь в него тонкими отравленными иглами.
Чернава вскрикнула, разрушив магический транс. Он тряхнул головой и вернулся к реальности. Люди за его спиной затаили дыхание, а потом загомонили все разом и бросились к воде, из которой Чернава с матерью, подоспев первыми, уже вытаскивали тело Милавы. Женщины кричали, никто не слушал друг друга, на берегу царил полнейший хаос.
Колдун протолкнулся через кольцо окружавших утопленницу людей и опустился на колени рядом. Красивая девушка, пожалуй, старше Чернавы года на три. Чародей провел рукой по ее мокрым волосам, коснулся лба и отвел с него слипшиеся пряди.
- Она мертва, - тихо сказал он.
Чернава подняла на него опухшие глаза, в них горело безумие, вряд ли она слышала, что он сказал.
- Ты можешь спасти ее?
- Нет, мне очень жаль.
- Прошу тебя, пожалуйста! – взмолилась мать Чернавы. Она впервые подала голос, и Колдун взглянул на нее с печальным любопытством. – Спаси мою девочку! Я сделаю все, все!..
Кажется, ей было все равно, что перед ней маг, что совсем недавно она ненавидела его и хотела убить. Если бы теперь это что-то могло изменить…
- Я не могу сделать этого, - повторил он твердо, - и никто не сможет. Ее душа уже далеко отсюда, а если бы она даже осталась здесь, я не смог бы заставить ее вернуться в тело. Это не в моей власти.
- Но ты же Колдун! – в ярости закричала Чернава и ударила кулаком по земле.
- Да, - медленно произнес он, - но я не Бог.
Девушка смотрела в лицо утопленницы так, будто та могла вот-вот открыть глаза. Она пока еще не понимала. А потом внезапно выпрямилась, будто ей выстрелили в спину, и закричала. Этот крик был таким страшным, что все присутствующие замерли в тех позах, в которых он их настиг. Так кричит душа лебедя, потерявшего свою единственную возлюбленную. Так кричит ребенок, лишившийся матери. Так кричит небо, когда видит страдания земли. Так можно кричать только один раз в жизни.
Колдун застыл на месте, но не от крика девушки. Он почувствовал в этот момент то, чего быть никак не могло. Невыносимый жар плотной волной прошел через его тело, река за его спиной вспенилась, тонкий ледок на поверхности с шипением испарился, а из глубин всплыла мертвая рыба. Небо затянуло черными тучами, и прямо над головами собравшихся прогремел жуткий раскат грома.
Чернава замолчала, ее глаза закатились, и девушка упала на землю, лишившись чувств.
С минуту на берегу царило молчание. Колдун закрыл глаза и сосчитал до трех, потом снова открыл и сказал, обращаясь к селянам, превратившимся в каменные статуи от потрясения:
- Унесите сестер в дом, пока я не призвал на ваши головы еще и моровое поветрие. Живо.
Он произнес эти слова тихо, зло и угрожающе. И люди моментально зашевелились, словно до этого момента они были скованы чарами. Кто-то кого-то толкнул, кто-то с кем-то заспорил, на берегу началась суета.
Колдун воспользовался этим, чтобы незаметно скрыться из поля зрения. Пусть думают, что мертвая рыба, кипящая река и гром в середине поздней осени – это его рук дело. Пусть думают что угодно. Только бы никто не понял того, что видел он.
Конечно, это могло быть случайностью, все-таки в жилах Чернавы текла кровь магов. Иногда в минуты боли и отчаяния эта сила могла проявляться, независимо от воли. Возможно, придя в себя, девушка ни о чем не вспомнит.
Во всяком случае, он очень хотел в это верить.