Каждый год 9 мая мы с сыном Егором отправляемся на праздничный салют. Радостные возгласы, торжественное шествие, звуки песен — всё это создаёт ощущение приподнятости. И только на следующий день, когда площадь, накануне украшенная, где все танцуют и поют, утром оказывается завалена бутылками и пакетами. Такой апофеоз «Победы». И победы чего? И кого? Ведь это праздник прежде всего тех, кто жил в эти годы. Такой день встречи выживших и погибших. Потому что воспоминание — это всегда встреча.
Когда я училась в школе, всегда рядом был какие-нибудь одноклассник, у которого дедушка воевал, получил медали. Ветеранов приглашали на встречи, и они как по бумажке называли населённые пункты, номера частей, лица их становились восковыми, как на памятниках, а глаза застывшими. У меня тоже был свой ветеран. Даже не родственница, мамина знакомая. Её звали Шарко Ольга Емельяновна. Она была медсестрой во время войны, воевала даже в Японии, была награждена орденом Красной Звезды, и горела в танке. Потом в 80-е годы она вышла замуж за полкового командира. И её рассказ был совсем незапоминающимся.
С классом мы ходили к Вечному Огню, и на плитах я увидела свою фамилию. Радостная я прибежала домой.
• -Мама, мама! Я дедушку нашла! Гуков И.В.!
• -Это не твой дедушка...
Разочарованию моему не было предела.
Несколько лет спустя, когда в мои летние каникулы мы были в Донецке, однажды без предупреждения мы поехали на одну квартиру. Там было очень темно и тихо. Дверь открыла пожилая женщина, очень сдержанная. Я слышала всё, как будто сквозь гул голосов: «Вот это ЕГО внучка. Надо передать ЭТО для неё». Мне передали синюю тетрадку и ещё какие-то письма.
Я смотрела, как росла стопка книг, а мама не успокаивалась, и я думала в ужасе, как мы это всё понесём. Мне было тогда 12 лет, я была худая, долговязая, платье мне досталось от какой-то маминой сотрудницы, только там, в Донецке выяснилось, что на плече дырка. Для меня это тогда было главным позором. Я поняла, что тихая женщина - это вторая дедушкина жена, она говорила о нем тоже, как будто выступала на школьном собрании.
На следующий день мы отправились на Донецкое кладбище. Пожилой сторож, услышав имя Иона, сказал, что искать надо среди еврейских захоронений.
-Позвольте, сказала мама, - но ведь он русский?
Мы были евреями по Духу, что это такое, я поняла после, но,видимо, это и выделяло нас среди людской толпы. Мы ходили и ходили по этому кладбищу, да так и не нашли его могилы. А прошло ведь только 4 года после его смерти.
Библиотеку мы перевозили очень аккуратно и легко, как будто кто-то поддерживал нас. Книги сложили в центре комнаты. Конечно же, мама ничего не успела убрать, ей надо было выходить на работу, а мои каникулы продолжались...
Прямо на стопке лежала потрёпанная книга, как будто кто-то развернул её и оставил.
«Послание к римлянам Святого Апостола Павла»
«А кого Он предопределил, тех и призвал; а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил. Что же сказать на это? Если Бог за нас, то кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» - чудные слова какие-то, подумала я, непонятные ...
Потом были дни, когда я болела. В эти дни я всегда много читала. И каждый раз забиралась в шкаф, где, как я знала храниться семейный архив. Там я нашла письма деда к матери. Вся остальная информация накапливалась по мере моего взросления и духовного созревания.
Дедушка приехал из Донецка к моей маме и бабушке накануне войны в барак на Октябрьской улице. Они должны были вместе вернуться на Украину, но билеты были взяты на 22 июня 1941 г. Так и попал он по призыву Электростальского военкомата на фронт, а в ноябре 1941 г. в семью пришла похоронка.
Милый Енюша...- читаю я уже письмо прадеда из Новочеркасска, береги себя...
Потом, уже в 50-е годы папа Вона (так называла его мама в детстве) прислал письмо о том, что все годы войны он находился в немецком плену. Встречались они с мамой уже не в тех городах, в которых жили, понимая необходимость неразглашения. Дед был сыном преподавателя учительской семинарии, знал русскую словесность, свободно переводил с немецкого языка. Он для чего-то выжил в этих страшных лагерях: Дахау, Маунтхаузен, Пуппинг. Он ничего не рассказывал моей маме об этих годах; вздыхал и говорил: «Там было очень плохо...». Он умер летом 1972 года, мгновенно. «Да, вот здесь он упал, — вспоминаю голос Александры Аркадьевны, и перед глазами мелом рисуется лежащая фигура — и всё".
Тетрадь, которую передали мне в тот день, я внимательно стала читать только после Дня Победы 1999 года. Я находилась тогда в очередном творческом кризисе, надо было заканчивать диссертацию, руководителя клинической части как такового у меня не было; мне помог сотрудник, взявший в руки мою печальную научную судьбу, который почему-то называл меня бедной Фаней Каплан.
Был тёплый вечер, Вадик, кажется, лёг спать , и мама рассказала мне, что когда они встречались с дедом на нейтральных территориях, он советовал ей записывать клинические случаи, а потом печатать и издавать, и что он был бы очень счастлив, зная, что я пишу диссертацию. Я села, и торжественно, как за пианино начала крапать литературный обзор. Я и сама удивилась, как легко ложились фразы. Я смотрела на стену перед собой, даже не глядя на экран, рассказывала увлекательную повесть об ишемической болезни сердца, гемостазе и лазеротерапии. Лишь только к 70-летию Победы я стала интересоваться местечком Пуппинг и разглядывать карту Австро-Венгрии тех лет. Строки его дневника точно чёрной тушью на камне ложатся навечно. Вот отдельные части его повествования о наиболее тяжёлом этапе его жизни:
И.В. Гуков Мысли и воспоминания
Сентябрь 1946г.
Понедельник 10-го. Наконец-то погрузились в свои вагоны и покинули г. Сигет (Румыния)
Вторник 11-го. Второй день находимся в пути. Едем по земле Родины своей, по новой территории – Закарпатской Украине. Ещё день, другой и будем во Львове. Сколько чувств и мыслей! Скорее, скорее домой в Донбасс! Кто жив? В 5 часов прибываем на довоенную пограничную станцию Вороненково. После краткой остановки тронулись в путь. От таможенного осмотра освобождены. Должны на честное сдать оружие, иностранную литературу, радиоприёмники, пишущие машинки.
Едем по Станиславской области. Горы и леса – леса и горы! Разрушения мостов, железной дороги ужасные! По обочинам железнодорожной колеи лежат половинки шпал. Отступая, немцы специальной машиной перерезали все шпалы, но это не остановило нашего мощного натиска и мало отсрочило их гибель. Любуюсь Карпатами.
Суббота 22-го. Прибыл в г. Шахты. За семь дней, с 15-го по 22-е проехали Украину. Разрушения войны ужасающие. Вокзалов, нокгаузов и других железнодорожных зданий нет. Ужас! Что мы пережили? Что даст нам за эти жертвы Европа? Тоскливо на душе. Самочувствие плохое. Чувствую сердцебиение.
Отношение отсталых лиц, независимо от занимаемой ими должности, скверное. Нелестными эпитетами пытаются подчеркнуть свой патриотизм. Широкие массы, зная ужасы плена, относятся к нам сочувственно, не считают нас ни трусами, ни изменниками.
Воскресенье 30-го . Отпустили домой. Что это за положение? Арестованные или нет? Военные или гражданские? 24-го, 25-го и 26-го откатывал от ствола выгонетки, тяжко, не по моим силам и здоровью, но я призван годным к труду. 26-го кончил работу в 6 часов вечера, а в 11 часов звставили идти работать и в третью смену, в шахту. Шахта не страшит меня, а пугает здоровье, лёгкие слабы, измождён я голодом в период заключения в плену, в лагерях для военнопленных. Левая рука плохо действует.
Январь 1946-го
Вторник 1-го. Вчера, лёжа вечером, вспоминал кануны Нового Года. Сколько обманчивых надежд бывает у людей? Стоит ли тешить ими себя? Я, кажется, редко становлюсь на этот путь. От этого года блестящего не жду.
Май
Суббота 4-го. Год назад поздно вечером был освобождён из рабства. Передовые части американских войск заняли с. Пуппинг ( Австрия), около которого я находился в заключении, сняли германские посты, и, поставив свои посты, взяли всех военнопленных под защиту. Многое, многое передумалось в эти минуты, когда опасность уничтожения миновала. Вспоминали о доме, о семьях, о жёнах и близких сердцу каждого.
Июнь
Четверг 19-го. Встретился с Фай Исаевичем. Встреча была задушевной. Обнялись и расцеловали друг друга. Он возвратился из Узбекской ССР в Сталино обратно. Как я рад, что этот умный человек жив!
Среда 25-го. Год назад праздновал свободу на бивуаке в 9 км от Цельдомелка. Сидя один у костра я пил кофе, лагерь спал, светила луна. Несмотря на усталость от перехода из Новой Вены, я наслаждался природой и свободой…
Дедушка не вернулся в Электросталь, а остался жить в Донецке с женщиной, которая заботилась о нём. Всю жизнь он бережно относился к своему здоровью, приобретя опыт выживания в концлагерях. Это я тоже должна была понять и принять со временем. А сейчас в День Победы я ощущаю сердцем, как он вместе с нами собирается на салют. Не спеша одевает накрахмаленную белую рубашку, пиджак и маленькими шагами движется по проспекту, улыбается с каждым залпом, глядя в майское вечернее небо, на множество рассыпающихся звёздочек, как и тогда, в ту ночь освобождения, уже радуясь за нас, живущих.