Зализывая раны

Светлана Лучинина
                Ухожу, чтоб зализывать раны…


Почти два с половиной года я иду по пути Пробуждения. Значительный срок. Срок внутри неосвещенного временного тоннеля, когда ты в темноте и на ощупь продвигаешься вперед, получая какие-то тычки и затрещины со всех сторон, натыкаясь на невидимые предметы, или, наоборот, тебя настигают объятия, поцелуи, поглаживания, прилетевшие вдруг ниоткуда. Всё происходящее постоянно выбивает тебя из колеи. И ты не понимаешь, нужно ли остановиться, вернуться назад или, наоборот, как Орфею, выводящему из царства мертвых Эвридику, назад оборачиваться запрещено. А еще, словно в компьютерной игре или в сказачном Хогвартсе Гарри Поттера, пространство вокруг тебя подвижно и постоянно изменяется. Перемещаются лестницы, двери, выемки для будок путеобходчиков, спасательные выходы из тоннеля. Я уже немного устала и выбилась из сил в этой беспроглядной и текучей темноте, когда прочитала «Бегущую с волками» в январе этого года. И успокоилась. Я обрела надежду. Почему?

Старая Шаманка говорила о том, что пробужденная дикая женщина восстанавливается три года. Три года ей нужно на то, чтобы оплакать неоплаканное, сменить шкуру и когти, распутать нити своего рода и зализать, залечить раны. Я поняла, что моя интуиция не лжет. Я в течение этих лет всё делаю верно, пусть поступки мои лишены порою всякого смысла и кажутся Игрой. Я меняю свою судьбу. Я. И поскольку шел уже третий год моего Пробуждения, стало ясным, что выход из тоннеля близок. Выход или врата.

Врата

Любопытно, когда на июньском фестивале во время обеда я рассказывала подругам о своем отправлении из Турции много лет назад, Мастер сел за наш столик на свободное место на фразе «Мы поменяли ворота».

Моя история была действительно поучительная, и почти как в сказке, где герою трижды предлагают сделать выбор. Если и в третий раз откажется, то уже не Судьба. Как и в прыжке в паневу. «Хочу – прыгну,  хочу –  нет!» И голос мамы: «Прыгай, доча!». Я очень хорошо запомнила то свое возвращение домой.

Я возвращалась с моря после отпуска перед окончанием и защитой своей диссертации. Отпуск провела в Мармарисе с группой из 80 студентов нашего университета. Я не была в тот раз сопровождающей. Просто прибилась к группе за компанию. Лететь одной на отдых в мусульманскую страну было страшновато тогда, в 2002 году, а тут целая группа. У меня всегда находились партнеры, с кем отправиться на базар или на экскурсию со скидкой, погулять и позагорать на пляже. Я только не ходила с ними на дискотеки. И не потому, что боялась. Толпа меня высасывала энергетически, а турки, расхоложенные заигрываниями русских свободных женщин, наскучавшихся по мужскому вниманию, часто нарушали границы моего тела своими прикосновениями. Они прикасались в аквапарках, в примерочных магазинов, и меня передергивало. На их цепляния на улицах: «Красавица! Я тебя люблю! Иди сюда!» я обычно отвечала по-испански и не всегда цензурно, чем вводила их в ступор. В Мармарисе были русские, украинцы, немцы в большом количестве. Испанцев не было. Потому-то, когда народ гулял на дискотеках, я предпочитала сидеть на пляже нашего отеля и просто смотреть на ночное море. Оно было спокойным. Эгейское море. Там нет приливов и отливов. Это тебе не Бискайский залив. Я просто так в тишине и одиночестве заряжалась энергией. Теперь я понимаю, что у каждого свой способ восстановления. Для меня это Природа, тишина и одиночество, или Одинокость.

И вот мы улетали. Мы возвращались домой. Говорят, что русские не читают то, что написано на объявлениях, заборах и дверях. Обычно не читают. Но… Когда они точно знают, куда им нужно попасть, все надписи становятся важны. У нас в посадочных талонах стоял определенный номер выхода на посадку, по-английски «gate». Скажем, номер 38. И вот мы все стоим у этого выхода 38 с надписью «Челябинск», все пассажиры одного самолета, а к нам подбегает служащий аэропорта и кричит по-английски: «Русские, русские, сюда! Сюда!» Мы подхватываем свои сумки, спешим за ним и подходим к воротам с надписью «Прага». Мы останавливаемся, качаем головами и возвращаемся к своим воротам «Челябинск». Подбегает другой служащий и снова: «Русские! Русские! Сюда! Сюда!» Мы опять идем за ним, останавливаемся у ворот «Прага» и разворачиваемся к своим родным Челябинским воротам. Наконец, прибегает третий служащий и произносит осмысленную фразу: «We change the gate!» (Мы поменяли выход!) Вот на этом моменте истории Мастер и приземлился за наш фестивальный столик. А дальше я историю не рассказывала. Дальше уже не застольный анекдот. Дальше была реальность, которую я почти забыла.

Мы прошли под надпись «Прага» и сели в автобус, который нас должен был отвезти к самолету. Мы ехали мимо красивых, раскрашенных в разные цвета лайнеров из различных стран и авиакомпаний. Вокруг было ярмарочное великолепие из флагов и картинок. На что только не способна аэрография! А нас везли всё дальше и дальше, словно на задворки аэропорта. И привезли. Наш самолет явно отличался ото всех. Белый, только флаг на хвосте, ржавый, словно немного помятый, и с облупившейся краской. У нас был легкий шок уже от самого внешнего вида нашего самолета. Кто-то из девочек-студенток прошептал: «Я туда не пойду! Я не полечу на этом самолете!» А что делать? Выбора нет.

Самолет изнутри нас тоже впечатлил. Не все сидения были целы, где-то не держались спинки. Хорошо, что рейс был загружен не полностью, и никому на сломанных креслах сидеть не пришлось. С потолка свисали какие-то не очень хорошо закреплённые планки.

Дальше всё вроде бы шло по сценарию. Экипаж поприветствовал нас, люки закрыли, стюардессы раздали карамель «Взлетная» и показали своё маски-шоу. Двигатель запустился. Мы дернулись, чтобы тронуться с места и встали. Двигатель порычал-порычал и заглох. Люки открыли, подкатили трап, подъехал какой-то ремонтный автомобиль. Мы напряглись. Все спрашивали: «Что происходит?» Ответа никто не давал. Мы ждали. Напряжение росло. Турция. Жара за 40 градусов. Влажность и плотность воздуха очень большая, а кондиционер в самолете не работал. Мы стали задыхаться, а нам никто ничего не сообщал и из самолета не выводил.

Где-то на втором часу ожидания из кабины вышел второй пилот и все к нему: «Что случилось?» «А, ничего страшного, – ответил он. – Мотор прохудился.  Сейчас на ниточку подвяжем и полетим». И он покинул салон. Пошутил, бляха муха!

Господи, порою не осознаешь, как нужно следить за своим языком. В салоне куча людей, которые боятся летать. Да не просто людей. У нас в группе было, наверное, человек 60 девчонок-студенток. И нужно помнить, что это был за год. Только что перед нами украинские войска на учениях сбили пассажирский самолет, подлетавший к Сочи. А в самой Украине на авиашоу военный истребитель упал на трибуны зрителей. Самолеты падали! Наш собственный по своему внешнему состоянию не вызывал никаких добрых эмоций.  И вот «мотор прохудился»!

Что тут началось! Слезы, истерики. Мы все были напуганы! Две сопровождающих группу метались среди студентов, стюардессы успокаивали других пассажиров. Радом со мною в кресле билась в слезах девочка, с которой мы подружились за время отпуска. Она выла: «Мы не долетим! Мы все умрем! Я хочу жить! Я не хочу умирать!»  Она корчилась в судорогах и захлебывалась рыданиями. Я редко до этого била людей. В детстве, когда дралась с мальчишками, и пару раз пьяного отца и сестру в моменты сильного нервного напряжения. А тут я не выдержала, встряхнула эту девочку и дала ей пощечину: «Прекрати! Все живы! Ничего не произошло! Всем страшно! Держи себя в руках!» Она замолчала, сжалась и затихла, забившись в свое кресло, как загнанный зверек. Так она и просидела до конца полета, замершая, с широкими от ужаса зрачками.

Где-то еще через час двигатель запустили, люки закрыли, и мы полетели домой. В салоне стояла гробовая тишина. Никто не бродил и не смеялся. Пьяных тоже не было. Хотя рейс являлся международным, алкоголь в тот раз не продавали и не предлагали за обедом. Мы долетели. Целые и невредимые. Мы добрались домой.

Другая женщина

Пожалуй, Мастер, вышедший из сумрака в моем временном тоннеле, для меня стал самой большой неожиданностью. Есть ощущение легкого шока и недоумения от того, что сценарии жизни, которые каждый из нас написал лично для себя, совпали. И каждый из нас мог сказать бы: «Я автор!» – «Нет, Я!». Или мы сидели за одной партой и списывали друг у друга понравившиеся кусочки: «Это мой пазл!» – «Нет, мой!» А Крайон, наглая рыжая морда, стоял рядом и ржал: «Ага, вы еще подеритесь! Сценаристы хреновы!»

Очевидно, у нас был свой собственный Хогвартс или своя лётная школа. Тигр сидел за соседней партой и страдал от недостатка фантазии, ему сочинения трудно давались, со Словом не дружил: «Бабр, что ты там себе написал? Всероссийский диктант по русскому языку? Ты, чё! На фига он тебе нужен?! На 100 баллов? С кем пойдёшь? С Катей, у которой дочка Варя? В каком году? В 2015-м? А я себе тогда напишу 12 апреля 2014 года. На год раньше. В День космонавтики. В Сочи. Баллы писать не буду. Какой мне, строителю, русский язык в таком возрасте! Я лучше напишу «в жилом комплексе «Идеал»» и карту в интернет выложу! Вау! Круто! Интересно, Рыжая догадается, кто из нас это придумал: Тигр или Бабр? Пусть голову поломает! Какого числа мне карту-то выложить? Эй, Рыжая, ты чего себе там накатала? Чё? Ты выкладываешь в интернет свое стихотворение «Я купаюсь в любви, словно в солнечном свете» 6 апреля 2014 года? Во! А я карту и жилой комплекс «Идеал» Я всё придумал! Э-ге-гей! Крайон, у меня есть сценарий!».

Остается еще стойкое ощущение, что с моим отцом Мастер тоже о чем-то договорился. Иначе странное совпадение нашей психо-драмы сна Ани-Лисички, где Аня поставила меня вместо себя, а Мастера вместо своего отца, объяснить трудно. И возраст Аниного сна: ей-мне 4 года. Первая инициация. Я тогда впервые рассталась с отцом. Моя первая разлука. Первая потеря. Отец уехал служить в Венгрию.

Второй фестиваль. И мне по восприятию происходящего 13 лет. Прыжок в паневу. Выбор Судьбы. И Мастер, демонстрирующий все мои сценарии, в кадре и за кадром. И полное ощущение сюрреализма. И барьер, который я не вижу, а Мастер настойчиво выставляет передо мной. И речь о мнимой обиде и  мнимой вине, когда мужчина уходит от одной женщины к другой, или когда другая уводит. Я в своей жизни отказалась от большинства шаблонов, но что мне всегда мешало пройти к своей цели? Я никогда не позволяла себе отодвинуть другую женщину, вставшую передо мной на пути к мужчине. С другими женщинами я не соперница, я не борец. И всегда запрет на то, чтобы стать той, Другой, которая уводит. Или Той, Которую Выбирают? Если оставаться в принципах Свободы Человека и Свободы его Выбора. Если отойти от рамок общественных правил под названием «Мораль».

Я всегда признавала Свободу Выбора, когда мужчины выбирали не меня. Я всегда признавала Свободу Любви. Это полностью в рамках моих верований и моей идеологии. Я не понимала стенаний так называемых «брошенных» жен и возлюбленных. Почему же на меня наложен почти физический запрет? Почему только допустив мысль, что мужчина может выбрать меня и от этого пострадает другая женщина, запустил, как мне показалось, мою программу самоуничтожения? Я произнесла внутри себя код взлома «Другая Женщина» и тут же попала в травму. Я провалилась в горящее пространство Побега. Я спалила бронхи и заболела. И я никак не могла выйти из этого пространства. Я почти неделю ходила, утратив радость, задыхаясь, и горячий воздух не давал мне дышать.

Сначала мне казалось, что причина в Мастере.  Однако я точно знаю, что причина во мне самой. Меня прожигала эта простая комбинация слов «Другая Женщина». Я пыталась пробраться за нее сознанием. Может, у меня травма из-за того, что другие женщины уводили мужчин у меня, и теперь я боюсь увести и стать виноватой?

И я вспомнила, как я смотрела на Тигра в то наше пьяное-веселое лето перед моим отъездом в Челябинск. Как он обнимался и целовался с другими девушками, как другие стремились его соблазнить и какие ловушки ему готовили. А я стояла в стороне и наблюдала. Я была влюблена. Или не была? С одной стороны, мне хотелось оказаться на месте той, Другой, в его объятьях, и я могла отодвинуть соперниц. С другой стороны, меня останавливали два барьера.

Первый барьер: алкоголь. Я знаю, у Тигра была  эта проблема из-за того, что он никак не мог понять и найти себя. Врожденная программа Странника. Я уже провела тогда 22 года в борьбе с одним алкоголиком, и второго мне было не нужно. Я не могла принять Тигра в купе с алкоголем. Я не желала становиться Спасателем. Я знала, что пока человек сам не поймет, кто он такой, чего он от жизни хочет, спасать его бесполезно. Я его любила. Но себя я любила больше. И я оставила ему право самому найти себя. «Оставь мужчине право быть мужчиной», – я всегда помнила твои слова, Крайон.

Второй барьер был абсолютно иррациональным. Я сама себе удивлялась. То лето действительно было пьяным. Я столько не пила больше никогда в жизни. Я почти три месяца гуляла, прощаясь с Иркутском. И мама очень боялась, что я стану как отец. Он тоже крупно запил в свое время перед отъездом в Венгрию. И вот, влюбленная в Тигра как кошка, я, пьяная, точно осознавала, что он меня не любит, он выбирает не меня и я его не люблю. В тот момент, когда, сославшись на алкоголь и отбросив все предубеждения,  можно было пуститься во все тяжкие, я пускаться никуда не хотела. Типа Тигр для меня уже и не Тигр. Он, да не Он. Может, и, правда, потому что был еще Бабр, о котором я напрочь забыла? То-то меня символы изводили совсем нереальным животным: Медветигр. Мол, нет такого на свете. А Бабры, вообще-то, существуют? Один есть. На Иркутском гербе.

Таким образом, анализ показал, что женщины Тигра меня не ранили. Это не его травма. Я Тигру благодарна, что он всегда был честен со мною. Он меня как женщину не обидел. А что не любил, то за нелюбовь невозможно обижаться. Любовь либо есть, либо нет. Без вариантов.

Проработка Тигра из травмы меня не выводила. Я оставалась в ней. Может быть, тогда Клоп?

 Клоп очень ранил меня в год нашего расставания, когда сказал, что у него есть свои дети, а моих нет и не будет. Он уже долго ко мне не прикасался, и я устала выпрашивать хотя бы объятья. Большего унижения для женщины придумать нельзя. От фразы Клопа я тогда обезножила. У меня реально отнялись ноги. Я даже испугалась, что навсегда. Слава Богу, ноги ко мне вернулись. И я очень хотела уйти от него, но это он был на моей территории. Поэтому я должна была сказать: «Уходи!» Однако нас связывала еще и квартира, которую мы купили в долях с его матерью. Клоп всё предусмотрел. На нем никакой ответственности. Если рвать с ним, то придется выяснять отношения с его мамой.

И я решила выживать его по-партизански. Внешне мы друзья, и пусть делает всё, что вздумается, а я готовлю побег. Если до фразы Клопа о детях я еще считала себя его женщиной, то после у меня всё отрезало. Шоковая терапия! Мне стало противно даже соприкасаться с ним случайно. Не то, что просить обнять меня.

Как только я внутри себя сказала, что от Клопа больше ничего не жду и не прошу, его понесло. Он заработал какие-то деньги и отправился на тренинг психологического роста в Уфу. Из Уфы он приехал влюбленный в Барби. Сколько он мне про нее рассказывал! Он даже сам, наверное, не заметил, что влюбился, а я знала. И хорошо. Барби, новые знакомства, деньги, которые, наконец, пришли к нему, отвлекли его от меня. Я за неделю с подругами закончила ремонт моей квартиры, который тянулся до этого два года, потому что Клоп не хотел ничего делать, и мы оставались в общежитии. Я организовала переезд в квартиру с помощью Кости-Николая из соседней комнаты и по совместительству героя моих рассказов о Метеорите и Гормоне счастья. Я прописалась в квартире, собрала деньги, взяла кредит и выкупила у матери Клопа свою долю.

Все дела завершились как раз к свадьбе Любки-Марии и Кости-Николая. К 07.07.07. Я поздравила их в загсе, а вечером уехала в Иркутск. В Иркутске мы с мамой отправились на Ольхон, я прошлась вокруг ступы на острове Огой с пожеланием обрести свою семью, и перед самым возвращением в Челябинск меня настигло стихотворение «Bruja».

Барби в мое отсутствие времени не теряла. Клоп после тренингов так возгордился, нарядился (одеваться его научила я) на распродаже одного хорошего мужского магазина одежды, стал зарабатывать. В отличие от меня у Барби не было комплексов по отношению к «Другой Женщине». Клоп был не женат (я не в счет) и крутой бизнесмен (в течение 3 месяцев, но она ж этого не знала). Барби решила: «Надо брать!» И взяла.

Когда я вернулась из отпуска, Клоп ни разу не ночевал дома. Всё бизнес, дела и «ночую у мамы». Мы практически не встречались. У меня даже возможности не было сказать ему: «Уходи!». Так протянулось больше месяца, и Барби, видимо, не выдержала, нажала. Клоп наконец-то решился уйти от меня сам. Если бы вы видели, с какой скоростью я его собирала и как старалась, чтобы он не оставил ни одной своей вещи. Чтобы у него даже повода не было вернуться хоть за чем-нибудь своим. Его друг у автомобиля просто ошалел, когда я самолично притащила ему коробку с вещами Клопа.

Клоп отбыл в свое безоблачное будущее с Барби, а я танцевала, носилась счастливая по лесу, кормила белок, бегала за бабочками. И еще. Я жалела Барби. Я знала, что Клоп трус и безответственный человек. Мне только был удивителен его подъем, после того, как я лично, внутри себя, не говоря никому ни слова, от него отказалась. На этом подъеме он еще купил в кредит трехкомнатную квартиру, начал там ремонт с Барби, а потом разорился, бросил офис с долгами аренды,  долго и нудно купленную квартиру продавал. Тогда еще ипотечные квартиры продавались с трудом. И Барби его бросила.

Откуда я знаю про Барби? Ветер нашептал. Просто знаю. А про офис и квартиру он мне сам рассказал, когда через два года, уезжая из Челябинска, я попросила его помочь мне найти риелтора. Мы же, вроде бы, друзьями расстались. Он рассказал о своих передрягах и, естественно, как всегда, ничем не помог. На том и расстались. Надеюсь, навсегда.

Пройдя тренинг «Мужчины: инструкция по применению» у Сергея, я даже подумала сначала, что я – женщина-посадка, при которой у мужчин наступает спад, и потому у Клопа сразу отрезало деньги, когда мы познакомились, и появились, когда я от него отказалась. А Барби, получается, женщина-подъем. Но потом я проанализировала все данные и поняла, что это я и подъем, и посадка. У него подъем начался, стоило мне перестать чего-либо от него ждать. Барби взяла его на подъеме, когда он мне уже был не нужен, и через год посадила. То есть моего счастливого пинка ему хватило на год полета. Дальше уже Барби начала от него чего-то ждать. Девочки, открою вам страшную тайну: «Никогда ничего не ждите! И будет вам счастье». Я вообще ничего сейчас не жду. Я просто Женщина-Полёт.

Сколько я ни ломала голову, Клоп никак не связан с моей травмой «Другая Женщина». Были другие травмы, но не эта. Мне года три еще снились кошмары, что мужчина не хочет ко мне прикасаться. Это да. Это ранило. Прошло, когда мужчины стали кланяться мне и целовать руку, а друзья потянулись с объятьями. Было решение не подпускать к себе мужчин с детьми. Это было. Тоже прошло с Пробуждением. Если мужчина любит, ему любви на всех хватит. Ангелы со мною договорились прошлой осенью. Софья, богиня Мудрости, поспособствовала.

Итак, Мастер ни при чем, Клоп ни при чем, Тигр ни при чем. Откуда тогда этот запрет стать «Другой Женщиной»? Я думала о Мастере, о мистерии, которая невольно создается, об отцовских лепешках, о возрасте, в который я невольно попала в эмоциональном развитии. 13 лет. Второй фестиваль. Вторая инициация. И вот в автобусе (Магия транспорта и дороги срабатывает у меня феноменально. Скачок энергии и Прозрение!) в моем сознании всплыла цитата из моего рассказа об отце: «Я оглохла и ослепла. Я услышала, что была Другая. Я не услышала, что любит». И моя травма ожила, задвигалась и запульсировала. Я нашла, где болит!

Оглохла и ослепла! Так уходят в травму. Это мне точно сказал Мастер. Я умею возвращаться из травмы. Меня научила Наташа, инструктор «Жизни в потоке любви». Меня научил Крайон. Теперь, когда я знаю, что болит, надо сначала оказать себе скорую помощь, вытащить себя из горящего пространства, а потом уже разбираться, что это такое, лечить и восстанавливаться. Привязка к «здесь и сейчас», предложенная Мастером, не работала! Я уже неделю в травме. Но я не могла выйти раньше, пока не найду причину. Теперь можно было выходить. Через пение по карте тела согласно методике целительницы Керл Тохам, как я это сделала с травмой шеи и ошейником весной, не получилось. Голос пропал. Пришлось выходить через дыхательную практику, хотя очень тяжело (очевидно, заработала бронхит), и через медитацию Крайона «Возвращение в тело». Едва я провела медитацию, ко мне вернулась радость и способность танцевать. Теперь можно лечиться, восстанавливать горло и бронхи. Надеюсь, получится.

А что же с травмой и отцом? Что это за запрет? Ого-го-го! Не каждая женщина себя на этом поймает. Я поймала и поняла. Дай Бог, мне поможет исцелиться. И спасибо второму фестивалю! Я ходила на правильные мастер-классы.

Почему в 13 лет, когда я впервые на свой жизни оказалась без мамы, пьяное признание отца о наличии у него другой женщины стало для меня травмой? Я ребенок. Мне он не изменял. Или изменял? Узнав о предательстве мамы отцом, я потом его долго к маме не подпускала. Даже спала с мамой. Тем более что повод для этого они мне давали: постоянные ссоры. И стала мне мама за папу.

Я ребенок с перепутанными ролями. У меня мама за папу, а я папе за маму, за жену то есть. Вот так. Поэтому и измену я отчасти приняла по отношению к себе, а не к маме. Но измена тем больнее, что Другая была. А я не могла быть той Другой. Запрещено законом и моралью. Тогда я, ребенок, естественно этого не понимала. Придумать такое невозможно! Но в семьях алкоголиков возможно всё.

Когда мы стали жить в Венгрии, отец часто пил, родители ссорились, и мама уходила спать в детскую, а он больной и разбитый лежал в большой комнате один: побитый (влезал в разные передряги), ограбленный, жалкий. Я его жалела. Я за ним ухаживала. Приносила воду, еду, выносила тазы с рвотными массами. Я спала рядом с ним, свернувшись клубочком и отдавая свое тепло. В то время, когда родители должны быть вместе, выставив детей из своей спальни, я спала рядом с отцом и маленьким челночком бегала от папы к маме, стараясь соединить их: «А он сказал… А она сказала…» Мне не нужно было бороться с мамой за папину любовь. Мне не нужно было вытеснять маму. Место было свободно. Я еще ее и от папы защищала, когда он поднимал на нее руку.  На маму мог поднять, на меня нет. На любимую женщину руку не поднимают. Но ведь дочка не может быть отцу женщиной. Это же инцест! А я так пугалась своих инцестных снов после январского фестиваля!

Я никогда не подвергалась никакому насилию или принуждению со стороны отца. Но почему такие сны? Может, я что-то забыла? Нет. Физически никакого инцеста не было. Никакого секса, хотя я кожей помню кожу отца. Но энергетически и по расстановке половых ролей в взаимоотношениях в семье было всё. И запрет. Я не могу быть Другой Женщиной для папы и я не могу встать на место мамы. Мама для меня Другая Женщина. А он ее обижает. Мне нужно ее защитить. Я ей не соперница. Я ей защитница. Может, потому я и жалела всегда женщин моих несостоявшихся мужчин? Мужчины их обижали. Меня они обидеть не могли. А я всегда удивлялась, почему у мужчин такое бережное отношение ко мне. Я для них словно и не женщина. Этакий Женский Ангел-Хранитель, неземное существо, говорящее о любви. Надеюсь, что теперь, проплакав с соплями и рвотными порывами, откашлявшись и успокоившись, стану земной. Легкие расправятся, раны залижутся и затянутся, голос вернется и вернется песня. А пока я могу только выть. Что ж. Женщине-Волчице это дозволено. Почему бы не повыть на луну и не станцевать? Ведь Право на Радость у меня никто не отнимал.