Нальчик
Тем же вечером, когда мы приехали в Нальчик и остановились у знакомых, был налёт немецких самолётов. Последний, больше налётов не повторялось. Хозяева оставались совсем спокойные, никуда не пошли прятаться. Говорили, что привыкли. Глядя на хозяев, спокойными остались и мы. Как выяснилось, Нальчик только недавно был освобождён от фашистов.
На следующий день мы сняли комнату и пошли гулять по городу. Утром открылась удивительная картина, кругом были живописные горы, я видела такое впервые. Город как-бы лежал в чаше. Кругом были сады. А когда мы пришли на рынок, то обомлели - чего там только не было! Торговали местные жители и молочными продуктами и готовыми обедами; да, там можно было очень вкусно пообедать, всё горячее, на чём-то прямо там подогревалось. Мы давно не видели таких вкусностей. Что могли, то мы купили. Меня поразило молочное блюдо, которое мама называла "варенец". Это было сквашенное топлёное молоко с поджаристыми пенками. Пенок было так много и они были очень вкусные.
Мама устроилась работать, а я целыми днями оставалась одна, предоставленная самой себе. В обед она приходила меня покормить. Потом опять я оставалась одна до позднего вечера. Работали в годы войны подолгу, рабочий день действительно был ненормированный, везде не хватало рабочих рук. По специальности она была бухгалтер, работы было много, особенно в отчётный период. Меня приметили местные ребятишки. Стали расспрашивать, что да как. А один раз они меня спросили о том, где же у меня крестик, почему я его не ношу. Я не поняла вопроса. У мамы узнала, что я некрещённая. Когда я сказала ребятишкам об этом, мне не стало житья. За мной бегали и кричали:"Нехристь!Нехристь!". Я очень плакала. Одна мамина сотрудница сказала, чтобы я не плакала, она сходит и покрестит меня. И вот мы с ней вдвоём идём в церковь креститься. Обряд мне очень понравился. Священник что-то всё время пел, потом полил мне голову над купелью, потом водил меня кругами по церкви и пел. Напоследок он дал мне просфиру и ложку столовую чего-то сладкого и терпкого. Одел мне крестик на верёвочке и я счастливая отправилась домой. На следующий день я гордо демонстрировала мелюзге свой крестик.
Мы были свидетелями, как карачаево-черкессов выселяли из Нальчика из-за пособничества захватчикам. Ночью пригнали большие крытые машины, погрузили туда всю утварь и живность, вплоть до последней курицы, людей, и увезли.
Беды продолжали валиться на нас. Электричества не было и мы освещались керосиновыми лампами. Керосин покупали на рынке. На юге темнело рано и мы с мамой ужинали уже в темноте. В один из вечеров мы сидели за столом - я у стены, за спиной стена и с боку стена, мама под углом 90 градусов. На столе стояла лампа. Лампа стала коптить и мама взяла её в руки, поправить фитиль. Вдруг лампа взорвалась у неё в руках, она её выпустила и лампа упала передо мной, вспыхнул пожар, а я зажата между столом и стенами. Мама меня выхватила, но было уже поздно. Горючее, а это оказался легроин,(более низкая фракция перегонки нефти), который нельзя исползовать для ламп, облил ступню ноги и ступня обгорела. Боль дикая, я кричу. Нужно тушить пожар и оказывать мне помощь. Мы только вдвоём, никого рядом нет. Мама погасила пламя, схватила меня орущую на руки и побежала на улицу. После оккупации в городе не была ещё налажена медицинская помощь. Мама бежала по улице, стучалась подряд во все дома и просила помощи. И она нашла её. В одном доме сказали адрес практикующих врачей - супругов. Мама прибежала к ним. Это оказалась очень милая интеллегентная пара не очень молодых людей. Мне тут же была оказана помощь. Более того они настояли, чтобы мама оставила меня у них, потому что ожёг очень тяжёлый, понадобятся частые перевязки и контроль. Маме же надо было с утра на работу. Так я поселилась у этих врачей. Меня положили в большую красивую комнату, перевязывали, лечили и кормили. Ступня представляла страшное зрелище - сплошь чёрные коросты. Но через некоторое время мне стало хуже. Начался сепсис. Видимо нужных лекарств в то время не было. Потом я потеряла сознание и находилась в таком состоянии долго. Помню редкие минуты просветления, каких-то людей в белых халатах, как мне потом сказали - консилиум. Но всё же не напрасно я приняла крещение. Бог меня спас. И на этот раз я тоже выжила. Помню, как эти славные люди за мной ухаживали. Они выносили меня в сад и я сидела в тени персиковых деревьев. Потом персики стали поспевать и я выбирала какой персик для меня сорвать. До этого я персиков никогда не ела.
Время шло. Мама получила долгожданный вызов в Ленинград. А я поправлялась. Решили ехать дальше. Мама пришла меня забирать. Надо было расплачиваться. Но деньги нужны были и на дорогу. Собрав, что могла, мама пришла за мной и очень смущённая протянула свои гроши, сказав, что больше у неё нет. Эти славные люди вообще не взяли с неё денег. Их конечно давно уже нет, но я всю жизнь вспоминала их с благодарностью. Я думаю, они в раю.
А мы двинулись дальше. Во время войны все переездки были связаны с большими трудностями. Тяжело было купить билеты, тяжело сесть с билетами на поезд, тяжело и долго ехать. Билет мама купила с трудом, опять помог добрый человек. Мама, спрятавшись за здание вокзала, стояла и плакала. Билетов нет даже на обозримое будущее, с работы уволилась, за квартиру придётся платить и вызов может устареть. Подошёл мужчина, спросил в чём дело. Попросил подождать и принёс ей билет. Это оказался начальник вокзала. Маме везло на хороших людей.
Помню посадку. Толпа народа рвётся в двери поезда. Меня толкают в купе(вагон, конечно, не купейный) в окно, вещи туда же. Мама с трудом влезает в вагон.Всё же располагаемся на нижней полке. Поезд переполнен, едут в тамбурах, едут на крышах. Поезд подолгу стоит на разных станциях и полустанках, пережидая составы с военными и товарняки с грузом для нужд фронта. Мы везём для родных ленинградцев чемодан с фруктами. От длительной поездки фрукты начинают портиться, мама пичкает меня ими. Стоит одуряющий запах. От этого запаха у меня родилась нелюбовь к яблокам. Яблоки я не ела многие годы, да и сейчас равнодушна к ним.
И вот, наконец, мы в Ленинграде.
Прдолжение здесь же