Мое знакомство с Паустовским Часть2

Виталий Овчинников
Из серии невыдуманных историй моей жизни
 
ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПАУСТОВСКИЙ


И только в конце октября Андрей решился и подошел к нему после занятий
       -- Константин Георгиевич, не уделите ли мне несколько минут для разговора?

Тот улыбнулся. У него была мягкая, добрая и немного грустная улыбка, очень располагающая к себе:

       -- Пожалуйста, Андрей Миронович, с удовольствием. Я вас слушаю...
Андрей глубоко воздохнул, как перед прыжком в воду, и сказал:
       -- Константин Георгиевич, я хочу уйти из института...

Паустовский удивленно взглянул на Андрея, помолчал немного, потом встал, взял Андрея за плечо и сказал:
       -- Пошли ко мне...

Они зашли в кабинет Паустовского. Константин Георгиевич закрыл дверь на защелку, сел на небольшой кожаный диванчик, стоявший вдоль стены, занятой книжными стеллажами, посадил около себя Андрея и сказал:
       -- Рассказывай, что случилось?

Андрей замялся. Он не знал, как объяснить Паустовскому все то, что с ним происходило. Было неловко и почему-то стыдно. Ведь это было бы признанием собственной слабости, собственного неумения выйти достойно из сложившегося положения. А собственных слабостей Андрей себе не прощал. И он сказал то, что первое пришло ему в голову, хотя об этом он тоже много думал, но не считал существенным и важным для себя.

       -- Какой из меня писатель, Константин Георгиевич? Вы же прекрасно все видите. Ну, чему я могу научить людей, если сам в жизни ничего не понимаю? Ни в своей собственной, ни в жизни своей страны...

Паустовский усмехнулся. Но усмешка почему-то вышла грустной:

       -- Видите ли, Андрей Миронович, вопрос о том, сможет ли кто стать писателем или нет, каждый из претендующих на это почетнее, не нелегкое звание, решает для себя сам и никто за него. Здесь советчиков нет и не может быть. И поверьте, Литературный институт не готовит писателей. Выучиться на писателя невозможно. Но институт помогает стать писателями тем людям которые обладают необходимыми творческими способностями. Мы стараемся создать в институте для таких людей наиболее благоприятные условия для раскрытия их творческих потенциалов и выбора оптимального направления для их будущей    писательской деятельности. Кроме тоге, институт дает его студентам великолепное гуманитарное образование, позволяющее значительно расширить их кругозор, повысить культурный уровень и создать необходимую почву для выработки собственного мировоззрения, своего индивидуального, осмысленного взгляда на окружающую нас действительность. Вот и все, что здесь можно сказать, Андрей Миронович , -- Паустовский обескураживающею развел руками, -- а получится из вас писатель или нет, сможет показать только сама жизнь. Только она одна. Если, конечно, вы будете пытаться , будете пробовать писать. Ведь нельзя научиться плавать, не войдя в воду. Не так ли? Но, если вы засомневались в себе, если не уверены в своем призвании, тогда что же, все в ваших руках, Андрей Миронович, действуйте. Каждый человек сам творит свею судьбу. Имейте это в виду...

Затем он помолчал немного, глядя задумчиво на Андрея и, в то же время, как бы сквозь него, занятый своими мыслями, неслышно вздохнул и тихо, проникновенно, словно не для Андрея, а для самого себя проговорил:
       -- Это хорошо, что ты засомневался в себе, Андрюша, - он так и сказал,- Андрюша.

И Андрей почему-то смутился, ему стало неловко, словно он оказался невольным свидетелем чего-то личного, интимного, не предназначенного для других глаз в жизни этого пожилого, усталого, одинокого и не слишком счастливого человека, волею судьбы ставшего одним из самых значительных писателей 20-го столетия:

       -- Очень даже хорошо. Значит, в тебе есть эта самая, божья искра, что называется талантом. Потому что, Андрюша, сомневаться в себе могут только одаренные, талантливые люди. Им почему то всегда кажется, что то дело, которым они занимаются, может быть выполнено гораздо лучше, чем оно получается у них. Поэтому весь готовый уже материал с их точки зрения, уже заранее никуда не годится, он сделан плохо, не качественно, не так, как надо, и потому его необходимо заново переделать. И это вот неистребимое желание - заново переделывать только что сделанное, оно у них постоянно. И никуда от него не денешься. Оно как перст божий, как наказание. Постоянная неудовлетворенность собой, своей работой, результатами своей деятельности постоянное сомнение в правильности выбранного тобой пути, поиски новизны, необычности там, где ничего нового вроде бы и не должно быть,  они -то и являются верными признаками неординарности личности, талантливости человека...

Паустовский поднялся с дивана и подошел к своему громадному, темного резного дерева, старинному письменному столу, на необъятной крышке которого среди бесчисленного множества лежащих и стоящих в беспорядке книг, папок с бумагами, отдельных листов и целых стопок писчей бумаги монументально высился сказочно красивый бронзовый письменный прибор в виде средневекового замка с бастионом подставкой для массивного, тоже бронзового пресс-папье. Он взял со стола пачку папирос «Казбек», вернулся назад, раскрыл пачку и протянул Андрею. Андрей взял себе папиросу. Паустовский тоже взял папиросу, закрыл пачку, постучал в задумчивости торцом мундштука по ее крышке, затем дунул пару раз в отверстие мундштука, сунул папиросу в рот и вновь сел на диванчик. Андрей достал из кармана куртки спички. Они закурили. Дым от папирос пластами кружил по кабинету, создавая ощущение уюта и комфортности. Паустовский искоса посмотрел на молчавшего Андрея, чему-то усмехнулся и продолжил все так же неторопливо и размеренно:

       -- Имей в виду, Андрюша, что не сомневаются в себе только круглые идиоты. А если поконкретней, то недалекие, ограниченные, невежественные, серенькие люди. Парадокс жизни – чем меньшими способностями наделен человек, чем меньше он знает, чем меньше он умеет, тем активнее и нахрапистее он в жизни, тем наглее и самоуверенней он действует, тем безжалостнее и жестче он поступает. Наверное, потому, что такой человек не способен предвидеть и оценить последствия собственных поступков из- за своей душевной черствости и близорукости. А талант и знания обременительны. Они как бы изначально уже обрекают человека на пассивность его жизненной позиции. Слишком многое становится очевидным и страшно бывает начать действовать трудно переступить через себя. Чужая боль становится твоей болью. И каждый твой шаг идет уже по живому, по твоему раскрытому сердцу. Далеко не каждому дано такое выдержать. Вот потому-то, наверное, талант и пытается найти забвение в алкоголе. Слишком часто такое бывает, слишком уж часто. Получается так, Андрюша, что трудно в нашей жизни талантливому человеку. Очень трудно. Нелегкая это ноша - талант. Ломает он людей...

Он замолчал, глядя на Андрея усталыми, в мелкую красную клеточку на белках глазами, затем мягко улыбнулся и сказал:

       -- Ну, ладно, Андрюша, что-то мы отвлеклись с тобой. Не о том говорим. У тебя, наверное, совершенно другое на уме. Тогда давай с тобой попробуем разрешить твою проблему следующим образом. Ты сейчас, прямо здесь напишешь заявление на имя ректора об уходе в академический отпуск по семейным   обстоятельствам. Заявление оставишь у меня. Я сам тебе оформлю академический отпуск на один год.  Договорились?

Андрей кивнул головой и облегченно вздохнул. Разговор с Паустовским, которого он так в душе опасался, наконец-то состоялся. И, слава богу, все кончилось хорошо. Можно было бы теперь и порадоваться. Но особой радости что-то не ощущалось. На душе было смутно. Конечно, добровольный уход из такого «сверхпрестижного» института - это, своего рода, поступок! Здесь трудно что-то возразить. Но не поступок ли это Герострата?! Сделать что-то из ряда вон   выходящего только для того, чтобы на тебя обратили внимание?!

Мол, все сюда рвутся, лезут любой ценой, а я вот взял, да и ушел! Вот, мол, я какой! Полюбуйтесь на меня! Да нет, вреде бы всё происходило не так. О таких вещах у него никогда даже и мысли не возникало. Так что же тогда? Что он выиграл, а что проиграл, уйдя из института? Что проиграл - это яснее ясного. Это потеря узаконенной  возможности писать и публиковаться. Что же тогда выиграл? Пожалуй, что ничего... Тогда зачем все это?! Зачем огород-то было городить? Или все гораздо проще. Убоялся Андрюха Орлов премудрости жизни, струсил, смалодушничал, отступил, но... Что но? Что взамен? Себя спас? Тогда от чего, позвольте вас спросить, вы себя изволили сохранить? От дурного влияния? От избытка неожиданной информации? От общения с интересными ребятами, уровень развития которых значительно превышает твой собственный уровень, да?

Вопросы, вопросы, вопросы и... ни одного на них ответа. Уход из Литинститута был первым из многих в жизни поступков, отношение к которому у него у самого было очень даже неоднозначно Сомнения в правильности содеянного одолевали его, мучили и не давали покоя еще долгие и долгие годы после случившегося. Однако попыток исправить положение и вернуться в институт или же вновь    попробовать поступить сюда учиться, он никогда больше не предпринимал. Даже мысли такой у него никогда не возникало. Назад он никогда не возвращался. Правда, надо отметить, что одну такую попытку он все-таки попробовал сделать. Но неудачно. Желание вернуться в прошлое и исправить ошибку, совершенную когда-то, чуть ли не обернулась для него полной жизненной катастрофой. Но это все у него еще только будет. Потом, через несколько лет. У него все только начинается. У него все еще впереди.

PS  Но через год Андрей в институт не вернулся. Жизнь повела его по совершенно  другому пути, далекому от литературы. Хотя ему потом передавали, что Паустовский его искал, хотел вернуть в институт.