Студенике пришлось сделать крюк, чтобы вернуться к Северному тракту. Ей не хотелось идти через лес, в котором Ратмир Темный мог оставить множество сюрпризов для незваных гостей, поэтому она выбрала кружной путь. Погода не располагала к прогулкам под луной, да и никакой луны этой ночью не предвиделось. Оставаться в селении было чревато: она не хотела привлекать к себе лишнего внимания, а весть о появлении в окрестностях еще одного мага быстро разлетелась бы по всей округе. Но где-то ей нужно было переждать холодную дождливую ночь. Свою лошадь она оставила пастись за деревней, так что пеший путь, к счастью, ей не грозил. Поэтому Студеника отправилась на север. В той стороне находился город, через Северный тракт ходили купеческие караваны, поэтому вдоль пути располагалось несколько постоялых дворов. И до ближайшего ей удалось добраться уже через семь верст.
В темноте разглядеть название было сложно, да это и не имело значения. Стучать пришлось долго – уже наступила ночь, и хозяева, и постояльцы наверняка видели десятый сон. Но через некоторое время внутри все-таки послышались спотыкающиеся шаги. Потом скрипнул засов, дверь приоткрылась, и наружу выглянул хмурый пожилой мужчина с мясницким топором в руках.
- Мне нужна еда и ночлег, - сказала Студеника, не дав хозяину сказать ни слова. – Плачу золотом. И шуметь не стоит.
- О, госпожа, - хозяин разглядел на шее ночной гостьи старинный амулет – такие носили все члены Общины, и посторонился, услужливо пропуская ее внутрь. – Прошу прощения… в наших краях не часто… прошу…
Студеника вошла внутрь. Этот постоялый двор ничем не отличался от всех остальных, здесь так же пахло брагой, потом и прогорклым жиром, а все пространство занимали деревянные выскобленные деревянные столы и скамьи. Лестница в глубине зала вела на второй этаж, к жилым комнатам. В глубине помещения горел камин. И именно к нему направилась женщина, желая побыстрее избавиться от пронизывающего осеннего холода. Хозяина, который рассыпался в извинениях за то, что ужин уже успел остыть, и сразу же обещал подать только самое лучшее и выделить ей самый роскошный угол, она почти не слушала. Простых людей она не любила, как и многие маги, но и раболепие ей тоже претило.
Разобравшись, наконец, с излишне услужливым трактирщиком, Студеника бросила промокший плащ на ближайшую скамью и села поближе к огню, протягивая к нему озябшие руки. Холод был ее стихией, и она умела им управлять, могла защититься от него, чтобы он не причинял ей вреда. Но не чувствовать его она не умела, особенно сейчас, когда она не ощущала привычной вибрации артефакта, который подчинялся даже мимолетному движению ее мысли. Студеника слишком привыкла к Зеркалу, и без него ей было неуютно. Даже нет, хуже. Она чувствовала себя так, будто оказалась в темном лесу одна, лишенная возможности сотворить из воздуха даже примитивный светлячок, чтобы осветить дорогу. Она замерзла и очень устала, бесконечная гонка, продолжавшаяся больше двух месяцев, лишила ее всяких сил.
Студеника все еще оставалась мастером, она по-прежнему могла щелчком пальцев снести голову своему врагу. Но почему-то это больше не внушало ей уверенности. А после встречи с Колдуном, которой она ждала не один десяток лет, ей и вовсе казалось, что последняя опора рухнула, оставив ее болтаться в пустоте. Чего она ждала? Что он, увидев ее, раскается в содеянном? Глупо. Он никогда ни в чем не раскаивался, в этом они были даже похожи. Раньше.
А теперь ей было, в чем раскаиваться. Ведь если бы в ту самую ночь, когда с востока надвигалась буря, она осталась в городе…
Студеника усмехнулась невесело своим воспоминаниям. Подумать только, прошло уже столько лет, а она до сих пор помнит все так ярко, будто это случилось вчера.
В тот день погода не задалась с самого утра. Низкие тучи на горизонте обещали снегопад, пронизывающие порывы ветра швыряли в лицо прохожим снежную крупу. А к вечеру началась метель, и не было видно ничего сквозь сплошную стену колючих снежинок. Даже отчаянные авантюристы не решались отправиться в путь этим вечером, это было безумием, и все постоялые дворы и трактиры в городе быстро заполнились народом.
Но Студеника с момента пробуждения ощущала странную тревогу. Ее прямо-таки тянуло оседлать лошадь и пуститься галопом по тракту, несмотря на жуткий буран. Никакой необходимости в этом не было. Поручение, которое она должна была выполнить для Общины, вполне могло подождать, и от этого никто бы не пострадал. И все-таки почему-то она знала: надо ехать сегодня.
Ей было известно, что на тридцать верст к югу никакого жилья нет. И если ей повезет, она сможет остановиться в одном из постоялых дворов, разбросанных вдоль тракта. Однако в первом же трактире, находившемся в пяти верстах от города, она решила не останавливаться. Что-то гнало ее вперед, какое-то предчувствие не давало ей покоя. Поэтому Студеника продолжила путь по тракту. Лошадь, которую женщина ласково окрестила Вьюжкой, была не в восторге от ночной прогулки по пустой и опасной дороге, но послушно шла вперед, изредка пофыркивая.
Через час или около того метель прекратилась, ветер стих, и мраморный свет луны залил притихшие окрестности. Но по-прежнему ничего не происходило. Студеника уже собиралась было вернуться назад и устроиться на ночлег в трактире, и в этот момент что-то произошло.
Где-то за пределами видимости, впереди, она почувствовала отголоски чужого колдовства. С такого расстояния не было ничего слышно. Студеника заставила Вьюжку замереть, привстала в стременах и изо всех сил вслушалась в тишину, но ее чуткий слух не уловил ни звука. И вдруг далеко впереди ярким маяком вспыхнуло и погасло зарево. Резкий порыв ветра, бросил в лицо чародейке пригоршню снега вместе с эхом крика боли. Она была уверена: крик раздался именно с той стороны, где она видела вспышку. И как будто бы именно этого она ждала с самого утра.
Студеника подстегнула лошадь и ринулась навстречу неизвестности.
Увидеть, что происходит в темноте, она смогла, только приблизившись к месту битвы почти вплотную. Впрочем, слово «битва» здесь было не уместно. Здесь не шла речь о равенстве сил. Шестеро на одного – это убийство, а не битва. Особенно, когда один из этой шестерки – оживленный заклятием мертвец. Останки второго были разбросаны тут же по снегу, и лошадь Студеники едва не споткнулась не то о руку, не то о ногу бывшего умертвия. Но этот враг был единственным, кого удалось одолеть тому несчастному, которого веселая компания теперь добивала с каким-то садистским увлечением.
Студеника не стала выяснять, кто тут прав и кого бьют.
- Эй, вы! – выкрикнула она, отведя лошадь на безопасное для атаки и контратаки расстояние.
Внезапный окрик привел убийц в замешательство и заставил на секунду остановиться. Они начали нетерпеливо озираться, пытаясь разглядеть источник звука. Этого оказалось достаточно для Студеники, чтобы нанести первый удар. Погода способствовала ее магии – она была в своей стихии. Воздух завибрировал, когда она, раскинув в стороны руки, начала стягивать к себе ледяные воздушные потоки. Закрутив их смертельной воронкой, чародейка выбросила ладони в сторону противников.
Убийственная волна накрыла троих, в том числе и мертвеца. Двое живых еще успели что-то крикнуть, мертвец начал неуклюже разворачиваться, но уйти не смог никто. И они застыли ледяными статуями в тех позах, в которых их настигло заклинание Вечной мерзлоты.
Но оставались еще трое. И среди них был самый опасный ее противник – некромант, который так просто бы не сдался. А эффект внезапности был уже потерян. Студеника хлопнула Вьюжку по крупу, как бы говоря: «Беги!» и едва успела уклониться от парализующего заклинания, брошенного в ее сторону. Вслед за ним над ее головой засвистели арбалетные болты, но на них она не обратила никакого внимания, легко отбив прозрачным щитом. Двое головорезов с оружием не были ее проблемой, а вот маг был. Но они ее окружали, и приходилось следить за теми двумя, что пытались зайти сзади. На тракте, бегущем через поля, не к чему было прислониться, чтобы прикрыть спину.
Студеника попыталась атаковать мага, на пробу швырнув в него Заклятием Слепоты, но тот легко отбил ее выпад и моментально контратаковал. Ей пришлось отвлечься от арбалетчиков, чтобы поставить щит. Выпущенный в спину болт не заставил себя ждать, и женщина, охнув от внезапной боли, упала на одно колено. Плотоядно усмехнувшись, метатели приблизились на три шага, сжимая круг. В глазах некроманта сверкнуло торжество. Описав в воздухе красивый жест, он выкрикнул что-то, выкинув кулак в сторону поверженной соперницы.
И в этот момент Студеника откатилась в сторону. В пылу сражения никто не заметил, что арбалетчик не смог поразить мишень, что она успела выставить щит за долю секунды до этого. Но ее мнимая слабость заставила врагов потерять бдительность. И заклятие некроманта, громыхнув за ее спиной, превратило двух головорезов в кучки обугленных костей. Еще не пришедший в себя после удара маг застыл на месте. А Студеника времени не теряла. Молниеносно оказавшись за его спиной, она набросилась на противника, обхватив его руками, пропуская обжигающие волны холода через посиневшие ладони. Заставляя его сердце превратиться в ледяную глыбу, а кровь – замерзнуть внутри. Это длилось всего несколько секунд, и вскоре противник перестал сопротивляться. Студеника отпустила его, и он рухнул замертво.
Больше никого не осталось. Едва переведя дух, женщина огляделась и отыскала на поле неудавшегося сражения изломанную темную фигуру. Когда она приблизилась, человек не шевельнулся. Он был еще жив, его грудь болезненно вздымалась, и из легких вырывался протяжный хрип при каждом вздохе. Замерзшая кровь чернела лужей на снегу. Руки и ноги были вывернуты под неестественными углами, один глаз заплыл, волосы покрылись кровавой коркой. Он больше напоминал пародию на человека, чем живое разумное существо.
Когда Студеника склонилась над ним, она увидела на его шее цепочку с амулетом из желтого металла – три переплетенных окружности, знак Общины.
«Маг… - женщина нахмурилась, - интересно…»
Человек, лежавший на снегу, захрипел, его губы дрогнули, но сказать он ничего не смог. В его взгляде читалось только одно желание, и она это видела – он хотел жить.
- Как жаль, такой красивый и почти мертвый, - Студеника даже не заметила, как произнесла мысль вслух.
Искалеченный маг внезапно выгнулся дугой, как будто в агонии, и потерял сознание. Женщина выругалась про себя, потом оглянулась назад и громко протяжно свистнула, искренне надеясь, что хорошо обученная Вьюжка не убежала настолько далеко, чтобы ее не услышать.
«Ну уж нет, - подумала Студеника, опускаясь на колени рядом с незнакомцем, - сегодня ты точно не умрешь. Только не так».
Даже сейчас, вспоминая ту ночь, Студеника не могла объяснить себе, почему и зачем она так поступила. Излишней добротой она никогда не отличалась и до этого момента ни разу не бросалась в пекло, чтобы кого-то спасти. Тем более, она не вмешивалась в стычки между незнакомыми магами. Тем более, не убивала их. Она вообще не любила убивать. А уж о том, чтобы отнимать жизнь у собратьев, даже и речи не шло. Это было табу, которое каждый из них впитывал с молоком матери. Другое дело, что те, кого она тогда лишила жизни, сами покушались на это злодеяние. И потом она часто оправдывала себя тем, что просто хотела призвать к ответу этих предателей. Но все-таки все тогда сложилось слишком уж странно.
И то, что тогда произошло, она не могла назвать иначе, как предначертанием. Однако то, что случилось после…
Женщина тряхнула головой, возвращаясь в реальность. Перед ней на столе уже остывало жаркое из кролика, а от медовухи в глиняной кружке приятно, остро пахло травами. Она даже не заметила, как хозяин принес ей ужин. А тот, видимо, заметив отсутствующий взгляд чародейки, не осмелился ее тревожить. Может, подумал, что гостья впала в транс, и решил убраться подобру-поздорову. Да какая, в сущности, разница?
Ей никогда не было дела до того, кто и что там думает на ее счет. Да и до них самих тоже.
Впрочем, нет. До одного все-таки было.
Березовые поленья тихо постанывали в топке, обреченно подставляя свои белые спины пляшущим языкам пламени. И они вгрызались в добычу, разрывая ее с сухим треском, не в силах утолить свой вечный голод.
Всепожирающая сила огня.
Колдун осторожно пошевелил дрова в очаге, и они запылали с новой силой. Так пылает сердце, потревоженное неосторожно брошенным от порога взглядом черных глаз. Так пылает разум, воспаленный желанием, на которое наложен строгий запрет. Так пылает душа, ведущая борьбу сама с собой…
После того краткого нелепого визита под покровом сумерек, Чернава избегала встречаться с Колдуном. Быть может, она жалела о своей откровенности и хотела забыть о ней, как хотят забыть нечто нечаянное и постыдное. И Колдун не винил ее за это, не обижался, когда при встрече она лишь кивала в знак приветствия. Этого было вполне достаточно, чтобы поверить, что все произошедшее действительно было, а не пригрезилось ему. Он тоже кивал ей в ответ и проходил мимо, но чувствовал при этом (он мог поклясться, что чутье его не обманывало!), как спину обжигает печальный взгляд черных глаз.
Однако Колдун ни разу не позволил себе обернуться.
Время, между тем, семимильными шагами мчалось вперед. Вот уже облетели с ветвей последние листья, теперь их жухлые бренные останки влажными кучами лежали на земле. Все чаще хмурое небо затягивали тучи, и холодная морось висела в воздухе, а по ночам все явственнее ощущалось ледяное дыхание приближавшейся зимы. И однажды, ранним утром, Колдун увидел на пожелтевшей траве тонкую корку инея.
Работы в полях были закончены, урожай убран. Наступило время Осенней ярмарки.
На ярмарку селяне выезжали в город ранним утром, в день Праздника Урожая. Там, на просторной площади, собирались жители всех окрестных деревень, чтобы продать свой нехитрый товар: овощи, зерно, плетеные лукошки. Туда же подтягивались и купеческие караваны, которые обычно шли с востока.
Для всех деревенских жителей ярмарка была праздником. Здесь они не только могли выручить немного денег, но и послушать последние новости. Несмотря на то, что деревня находилась достаточно близко к городу, в другие дни селяне редко выезжали за околицу. Возможность выбрать за пределы мира, который они знали наизусть, ценилась очень высоко.
Купцы всегда рассказывали байки о тех местах, где им удалось побывать, о диковинных городах и странах. И даже не важно, что половина их болтовни к правде отношения не имела. Для людей, которые знали только родное селение и город в тридцати верстах от него, и сказка могла сойти за истину.
Особенно ждали ярмарки сельские девицы. С незапамятных времен передавалось от матери к дочери предание о короле-волшебнике, предводителе тайного народа, который каждую осень под чужой личиной появляется на ярмарках вместе с купеческими караванами и ищет себе невесту. Но женой его может стать лишь самая достойная и самая красивая из смертных, и вот уже много веков его поиски оказываются тщетны…
Разумеется, каждая девушка в тайне мечтала, что именно ей уготовано стать женой мифического волшебника, поэтому все невесты деревни особенно тщательно готовились к ярмарке. Они шили себе новые платья, вплетали в косы яркие ленты и унизывали бусами тонкие гибкие шеи.
Колдун не сомневался, что и Чернава не упустит возможности покрасоваться на ярмарочной площади.
Однако сам он выбрался туда не ради нее. Его мысли занимало другое: как правило, среди странствующих купцов на ярмарках присутствовали и маги, присутствовали скрытно, торгуя различными настойками и травами. Но для «своих» они всегда готовы были выложить товар поинтереснее. Одним из таких магов был его старинный знакомый, по имени Медуник, искусный изготовитель ядов и амулетов, сильный, но странноватый колдун, похитивший из окрестных деревень, как говорили, не одну девицу. Вероятно, именно он стал прообразом прекрасного короля-волшебника. Королем он, правда, не был, зато лет ему насчитывалось немерено. И ускользать он умел с необычайной легкостью, так что Колдун надеялся поймать его прежде, чем тот сбежит с очередной девицей. Несмотря на то, что Общину Медуник не любил, у него в запасе всегда было много новостей о ее жизни и планах. И он всегда готов был поделиться любопытными сведениями с интересующимся. За некоторую плату, конечно.
Первый день ярмарки был в самом разгаре, когда Колдун появился на площади. Народу здесь собралось огромное множество, и все они разом гомонили, кричали, спорили и смеялись. Купцы звонко зазывали покупателей, на все лады расхваливая свои товары. Повсюду шел ожесточенный торг. Из центра площади раздавались мелодичные звуки струн, и красивый голос барда, заводившего очередную песню. То тут, то там мелькали яркие колпаки скоморохов с бубенчиками, они прыгали, и кривлялись, и развлекали толпу шутками и припевками. В ярмарочном балагане шло представление, оттуда раздавался громкий смех и улюлюканье. Ржали лошади, томные черноволосые красавицы предлагали всем желающим предсказание судьбы.
Колдун пробирался сквозь толпу, мрачно озираясь по сторонам. Ему не нравилось здесь, он не любил шума, суеты и толчеи. Всеобщее веселье раздражало его. К тому же, он сильно рисковал, появившись под самым носом у глав Общины. На площади наверняка были и маги из обители, если они увидят его…
Многие, правда, завидев издалека его угрюмую фигуру, поспешно отступали, освобождая дорогу. Но чаще никто не обращал на него внимания, и приходилось ему тогда прокладывать себе путь локтями. Медуника нигде видно не было, его присутствие не ощущалось – либо он выбрал другой караван, либо успел кого-нибудь одурачить и сбежать. Как бы то ни было, это открытие неприятно удивило Колдуна. Зря потратил драгоценное время, да и безопасность свою зря под угрозу поставил. Но даже это было не так досадно по сравнению с тем, что теперь – он знал – добыть сведения о том, что происходит в Общине, ему не удастся. Ну разве только он лично явится к ним и спросит о последних новостях.
Внезапно он почувствовал, что сзади на него смотрит кто-то, и не просто смотрит, а прожигает ему спину взглядом. Колдун повернул голову и буквально нос к носу столкнулся со скрюченной, оборванной старухой, стоявшей в двух шагах от него. У нее было совершенно безумное лицо, рот, практически лишенный зубов, нижняя челюсть беспрестанно двигалась, будто старуха все время что-то жевала. Но глаза ее были удивительными, синими-синими, как ночное небо. И в них горела ненависть. Старуха вытянула в сторону Колдуна скрюченный палец.
- Ты! – прошипела она по-змеиному. – Ты!
Узнать в полоумной старухе юродивую было не сложно. Среди пестрой и нарядной толпы она выглядела так же, как гноящийся нарыв на лице красавицы. Но Колдун ее распознал бы, даже если бы старуха предстала пред ним в шелках и золоте. От нее исходила сила, настолько ему враждебная, что чародей едва сдержался, чтобы не скрипнуть зубами от захлестнувшего его отвращения. Желая оказаться как можно дальше от мерзкой кликуши, Колдун инстинктивно отступил назад и налетел на кого-то. За его спиной раздался испуганный крик, на землю из большой корзины посыпались яблоки. И девушка в красном платье бросилась их собирать.
- Прости, - быстро сказал ей Колдун, на миг забыв о старухе.
Он опустился на землю рядом с девушкой и стал помогать ей, только бы стряхнуть с себя этот ненавидящий взгляд.
- Вот, держи.
Девушка подняла голову. И слова благодарности умерли на ее губах, так и не родившись.
- Ты? – они сказали это одновременно и с одинаковым удивлением.
Колдун не узнал ее сразу. Чернава вскочила на ноги, словно боялась, что он бросится на нее, и крепко прижала к груди корзину с яблоками. Ей очень шло расшитое узором простое красное платье, которое она надела по случаю ярмарки. Перевитые лентами косы отливали на солнце глубокой синевой. Щеки Чернавы ярко алели. В смятении она была особенно красива.
Колдун тоже поднялся на ноги.
- Прости, - повторил он, - я не заметил тебя.
Чернава поудобнее перехватила свою ношу.
- Неужели меня так легко проглядеть?
Дерзит. Всегда дерзит, когда ей страшно. А на губах уже играет гордая усмешка, такая забавная и детская.
- Даже у меня нет глаз на спине, - ответил Колдун, улыбнувшись ей в ответ. – Попалась бы ты мне в толпе, я бы тебя сразу заметил. Ты права, проглядеть тебя сложно. Чернава…
Она зарделась и смущенно опустила глаза. Звук собственного имени в устах Колдуна, похоже, тронул ее.
- Я ведь искала короля-волшебника, - сказала она так, чтобы только он мог услышать ее слова, - быть может, я его и нашла?
Она приблизилась к нему на шаг. Теперь Колдун мог видеть свое отражение в глубине ее глаз, мог ощутить легкое, как прикосновение крыла бабочки, ее дыхание на своем лице.
- Я не король, - сказал он, не в силах отвести взгляд.
- Ну и что? – Чернава странно улыбнулась. – Ты ведь волшебник.
Он не успел ей ответить.
Чудовищный, отвратительный визг заставил обоих вздрогнуть и повернуться к источнику звука. Не их одних. Половина ярмарочной площади мгновенно затихла, десятки голов разом обернулись туда, где стояла страшная старуха с синими глазами. Палец с кривым изогнутым, как у хищной птицы, когтем был вытянут в сторону Колдуна и Чернавы, она смотрела только на них.
- Бажена, - пискнула Чернава, испуганно отступая за его спину.
Кликуша зыркнула на нее и снова завизжала:
- Деточка бедная, деточка милая! Злом прельщенная, речами льстивыми загубленная! Душа твоя рвется прочь от волка-искусителя, прочь от демона окаянного, а ты к нему в логово, аки агнец покорный на заклание! Бедная деточка, бедная душенька! Смерть-старуха уже крыла простерла над домом твоим! Гибель неотвратная, дорога невозвратная, за медком да в омут!
Колдун замер. Он чувствовал, как дрожит от страха Чернава. Ярость волной поднялась в нем. Будь на то его воля, он заколдовал бы злобную тварь на месте, превратил бы ее в камень, в столб огня, в клубок змей… Но он не мог. Вспышка заклинания посреди толпы незамеченной не останется. С таким же успехом он мог бы встать прямо посреди площади и заявить о себе в полный голос, чтобы уж точно все узнали, что он здесь. Оставалось только сжимать кулаки в бессильной злобе.
А Бажена, тем временем, обрушила свой вопль уже на Колдуна:
- ТЫ! Это ты погубил душу невинную! Сказками дивными и голосом сладким! Душегуб!
Кликуша забилась в истерике, то рыдая в голос, то злобно хохоча, и стала клоками рвать на себе одежду и сальные седые космы. Народ, окруживший их, молчал.
Колдун приготовился обороняться, если они вздумают напасть на него. Он напряженно вглядывался в лица людей, пытаясь понять, нет ли среди них магов. Если они были в толпе, шум их привлек наверняка. Но все смотрели только на Бажену, будто она зачаровала их.
Он повернулся к Чернаве. Лицо девушки побелело, став почти прозрачным. Он поймал ее полный ужаса взгляд. С минуту они смотрели друг на друга. Потом Чернава сорвалась с места и бросилась бежать, расталкивая застывшую толпу.
Колдун, пересилив злость и омерзение, выждал несколько минут, а потом направился в противоположную сторону, все еще готовый к борьбе. Но люди испуганно расступились перед ним, позволив беспрепятственно пройти через ярмарочную площадь.
А Бажена продолжала рыдать, корчиться и смеяться за его спиной.
Странные слова кликуши передавались селянами из уст в уста еще много дней. Быть может, никто и не обратил бы на них особого внимания, если бы в историю странным образом не оказались вовлечены эти двое: Колдун и девушка, имевшая славу «ведьминой сестры». Они были вместе, когда все произошло – почему? Что это, простое совпадение? Нет, вряд ли, наверняка здесь была какая-то связь, возможно, даже грязная тайна.
И поползли слухи.
Подробности каждый добавлял свои, но в главном сплетники проявляли удивительное единодушие: уже опорочившая себя родством с нечистью девица вступила в греховное сношение со слугой демонов, став его наложницей. Недалеко ушла от своей проклятой сестрицы, развратница! Да что там говорить, яблоко от курицы… известно, где падает. Ни стыда, ни совести, вытворять такое…
Конечно же, нашлись те, кто держал свечку, а то и не одну, а может, и целый канделябр, судя по смачным подробностям, которые с жаром обсуждали в каждом дворе. Праведной фантазии селян можно было только позавидовать. Но все верили, ни у кого даже мысли не возникало усомниться в правдивости грязных сплетен. А зачем? Ведь все очевидно.
Их видели вместе.
Этого вполне достаточно. Даже с избытком для такого маленького глухого селения. В деревне нужно быть очень осторожным. Людская молва жестока. Один неверный шаг, один превратно истолкованный взгляд – и ты погиб. Никто не будет разбираться, как оно было на самом деле. Особенно, если ты – Колдун, а она – сестра ведьмы.