- Ой, прекратите девчонки. Ой, не могу, помру со смеху. - баба Яга хохотала до слез, а мы продолжали описывать ей все новые и новые подробности из нашего противостояния с Патрикеевной. При этом хохотали и сами, едва ли не громче Бабы Яги.
Посмотрел бы кто-нибудь в этот момент на нашу компанию. Промелькнула, правда у меня в голове поговорка – “Не смейся много, плакать будешь”. Ну, промелькнула и промелькнула. Забылась сразу, посреди общего веселья. Впоследствии, однако, припомнилась. Ну, да обо всем по порядку.
Сначала сменился лес. Вместо крепкого раскидистого дубняка, почти не заслоняющего землю от солнечных лучей, пошел хилый дряблый осинник с густым можжевеловым подлеском. Потом и озеро показалось. Неприятное какое-то, озеро. Да сами посудите, вода темная, почти черная. По всему берегу болотные кочки. Поверхность воды неподвижная, застывшая, опавшей листвой засыпанная. Очень неприятное место.
Теперь и сама объяснить не могу, что заставило меня сделать над озером круг, да еще на малой скорости. Пустынное место, даже ветерка не чувствуется. Я и девушку то не сразу заметила, да что там говорить, не сразу, совсем бы, не заметила, если бы она голову не подняла, когда я над ней пролетала. Я, конечно, сразу ступу на берегу приземлила, подхожу ней. А она на камне сидит, колени руками обхватила и куда-то вглубь озера смотрит. Постарше меня года на три-четыре. Одета в платье ситцевое, старенькое такое. Босоногая, и волосы неприбранные, а сами по себе, красивые волосы, чуть рыжеватые, длинные и густые. На меня взглянула мельком каким-то пустым равнодушным взглядом и снова на озеро уставилась. Интересно, видит ли она там что-нибудь, или просто так смотрит.
- Кто ты? – присела я рядышком на корточки.
Молчит.
- Звать то тебя как? – повторяю я вопрос.
- Матушка Алёнушкой кликала, а теперь, вот и не знаю даже – не глядя на меня, ответила девушка, и вдруг, словно прорвало ее. – Ой, горько мне, при живых родителях, сиротинушке. Мачеха, мавка болотная, батюшку одурманила, братца Иванушку в козленочка превратила. Матушка моя у Кащея Бессмертного в неволе мается. И Данилушка пропал совсем.
Чуть, было ожившие глаза Аленушки затуманились. Словно непрозрачной пленкой затянулись. Замолчала Аленушка, больше я ни слова от нее не добилась. Да и о чем тут говорить? Беда у нее, большая беда. Обняла я ее за плечи, прижались мы друг к другу, да так и сидели. Долго сидели. Потом уж и не знаю как, да отвела я ее все-таки домой.
Дом у Аленушки крепкий, добротный. Как и все остальное хозяйство. У ворот нас женщина встретила. Красивая такая с виду, черноволосая. И в лице нет ничего особенного. Не скажешь там, навка она или еще кто. Женщина, как женщина. Взглянула на мою ступу, не сказав ничего, ушла на задний двор, да так и, пока я там была, на глаза и не показывалась больше. Батюшки Алёнушкиного, судя по всему, дома не оказалось, а вот Иванушка, тут как тут. Козленочек беленький. Прыгает вокруг Алёнушки, мордочкой тычется, норовит рожками боднуть. Аленушка же лишь поглаживает его рассеянно и молчит. Тяжело было на все это смотреть. Особенно, когда не знаешь как, или не можешь помочь. Решила я к Бабе Яге лететь за советом. Обняла Алёнушку – жди, говорю, скоро прилечу, что-нибудь придумаем. Непременно жди.
Баба – Яга выслушала меня внимательно. Потом еще задавала вопросы разные и к моему удивлению, неожиданно улыбнулась.
- Ну, вот – говорит. – Дождались мы, наконец, для тебя настоящего дела. Как вы это там у себя называете? Экзамен? Слово то, какое забавное, Вот и будешь теперь это экзамен сдавать.
- Да я же не справлюсь – то ли растерянно, то ли даже, возмущенно вскрикнула я. – Я, даже с чего начать не знаю.
- Ну, справишься ты или нет, это, пока что, нам неизвестно – голос Бабы Яги стал строгим. Не любит она, когда я вот так вот, сомневаться начинаю.
- А, насчет того, с чего начать, ты просто подумай сначала над этим. Не нервничай, не впадай в отчаяние, а просто подумай. – нотки недовольства исчезли из голоса Бабы – Яги.
А ведь и в самом деле. Стала я размышлять. С чего начать? Ну, вот, была я дома у Алёнушки и что с того? Все как было, все так и осталось. Может быть даже хуже стало. Что, если мачеха, пуще прежнего взъярится? Козленка, например, велит зарезать, или Алёнушку утопит. Или Данилку этого. Кстати, кто он такой, этот самый Данилка? Поговорить бы с ним, да только где его искать-то. От Алёнушки слова не дождешься, да она, поди, и сама не знает. Вот матушка ее, та известно где, по крайней мере. Искать ее надо у Кащея Бессмертного.
- Матушку Алёнушки надо вернуть первым делом – озвучила я плод своих размышлений. – А Белке с Сашкой поручить, чтобы они за домом приглядывали, чтобы не случилось еще чего.
- Правильно – похвалила меня Баба – Яга.
- К Кащею же, лучше всего на Ковре-Самолете лететь – уже решительнее продолжаю я, рассчитывая, что хоть тут-то Баба – Яга к делу подключится. Да, не тут-то было.
- Правильно. Молодец – снова похвалила она меня. – Лучше Ковра-Самолета тут ничего не придумаешь.
Вот, так вот и был разработан план. Мне даже немного обидно стало, до чего буднично все его восприняли. И провожали меня только Баба – Яга с Козлоногом. Сестренки незадолго до этого умчались в своих ступах, как они выразились, Алёнушку с Иванушкой охранять. Вот, подумалось мне, если бы дома узнали, на какое опасное дело я их отправила, не сносить бы мне головы. А, тут это как бы в порядке вещей.
Оно и понятно. Тут они кто? – тут они Бабы – Яги. Ну, почти Бабы – Яги. А дома они кто? Вот именно.
Я уже расположилась на Ковре-Самолете, но все не взлетаю, думаю, может быть, все-таки, еще кто-то покажется, ведь не просто так, а самому Кащею Бессмертному лечу. Хотя бы этот котяра ученый, что ли, появился бы. Да куда там. Ни его, ни русалки с лешим. Хотела было на них обидеться, да в глубине души то понимаю, что это они меня так психологически поддерживают. Мол, подумаешь, к Кащею летишь. Эка невидаль.
Да и Баба – Яга. Только я поднялась над фонтаном, махнула мне небрежно рукой, да и скрылась в тереме. Ковер – Самолет, взял, как говорится с места в карьер. И куда спешит, вроде бы. Все равно и сказа скажется и дело сделается. Однако, глядя, как внизу кроны деревьев сливаются в сплошную расплывчатую зеленую массу, сообразила, что путь не близкий, и поспешать в самом деле надо.
Летела я долго. Сначала нервничала немного, потом настолько успокоилась, что и самой странно показалась. Более того, даже нетерпение стала проявлять. Скорее бы. И страха перед Кащеем как ни бывало. И в самом деле, чего мне бояться этого дряхлого старикашки, который людей в неволе мучает. Пусть, что хочет со мной делает, но я все ему в глаза выскажу.
Так за этими мыслями и не заметила я, как лес внизу кончился, и пошла голая пустая земля, сплошь усыпанная каменными валунами. Ковер – Самолет резко сбросил скорость. Похоже, прилетели, наконец, подумала я, и действительно, через несколько минут мы приземлились у стен высокого замка, который я даже и рассмотреть то толком не успела. У ворот предо мной сразу же скрестили копья два воина. Оба в вороненых кольчугах и шлемах, в сапогах из черного сафьяна. А огромные какие. Конечно, не такие громадные, как Марья Моревна, но тоже большие, очень большие.
- И куда же это ты, Красная девица направляешься? – спросил один из них.
- Да еще и так решительно – насмешливо поддержал его второй.
Делать им нечего, поняла я. Стоят тут, наверное, годами, людей не видя. Вот и нашли, наконец, себе развлечение, словом живым обмолвиться.
- Я хочу Кащея Бессмертного увидеть – как можно более спокойным и ровным голосом ответила я им.
- А, ты уверена, что он-то тебя видеть хочет? – спрашивают.
- Нет, совсем не уверена – отвечаю я честно. – Скорее наоборот. Потому, что я такой скандал ему собираюсь закатить.
Меня прервал настоящий взрыв хохота.
- Ну, как же мы теперь можем тебя после этого не пропустить – в промежутках между припадками смеха сказал один из стражников. – Проходи, конечно.
Так я и вошла в замок. Ковер – Самолет за мной. Остальные, встречающиеся мне люди, очевидно, не были настроены на столь веселый лад. Они просто вежливо отвечали на вопросы и показывали куда идти. Таким образом, я беспрепятственно добралась до залы с очень высоким потолком и просто сказочным убранством. Прямо посередине залы стояло высокое резное кресло из черного камня. И очень красивое кстати, только, по моему, немного жестковатое.
В кресле, к моему удивлению, сидел вовсе не согбенный старикашка с трясущимися руками, а красивый молодой богатырь, только грустный какой-то.
- Ну, с чем пожаловала? – спросил он. - Мне уж, рассказали, как ты в замок прорвалась. Замковая стража, поди, до сих пор хохочет.
- Я пришла требовать, чтобы ты освободил мать Алёнушки, которая у тебя в подземелье томится – сказала я. Громко и четко сказала, да сама чувствую, как-то не так все это, неправильно.
- Алёнушкину мать, говоришь освобождать пришла? которая, в неволе томится? Еще один освободитель явился. А то мало мне одного.
- А, что еще кто-то пришел? - я и не пыталась скрыть изумление – кто такой?
- Да есть тут один – небрежно отмахнулся Кащей. – Третий день меня на поединок вызывает. Оно бы конечно проучить надо наглеца, да жалко его, дурака.
- Его случайно не Данилушкой зовут? – я даже дыхание затаила.
- Он самый – кивнул головой Кащей. – А что, знакомый что ли?
- Да не знаю даже, как и сказать – пожала я плечами.
- Если не знаешь, как сказать, ничего не говори – посоветовал Кащей.
Ладно – согласилась я. – Ты только его не трогай.
Ладно, не трону, пойдем – Тут он встал с кресла и предложил мне руку, согнутую в локте. Чтобы, значит, я на нее опереться смогла. Да только, куда там опереться, мне и не дотянуться до нее. Больно уж высоко. Поняв это, Кащей улыбнулся и мы пошли.
- Не знаю, как ты вляпалась в это дело, скорее всего, случайно – размышлял он, пока мы шли по многочисленным коридорам. – Если даже не знаешь, что “пленницу”, которую вызволять пришла, Марьей зовут. А полностью,Марьей – Искусницей. Да, вот, кстати и пришли, глянь хоть, какая она.
С этими словами Кащей открыл дверь, и мы вошли в горницу. Даже у Бабы – Яги такой красотищи я не видела. У оконца с цветными стеклами, прямо из пола живое деревце растет. И птичка на нем, самая настоящая, песней своей заливается. Посреди горницы бассейн небольшой, а в нем рыбки золотые плавают. Не в том смысле, что они из золота сделанные. Живые рыбки.
Очень красивая женщина, лет сорока, сидела у оконца и смотрела куда-то вдаль, а может быть и не смотрела никуда вовсе, ничего во взгляде ее не отражалось.
- Марья – Искусница – неожиданно мягким голосом обратился к ней Кащей. – прости, что покой твой потревожили. За тобой вот пришли.
В ответ, только полное молчание. Марья – Искусница никак не прореагировала ни на наш приход, ни на слова Кащея.
- Вот видишь? – сокрушенно вздохнул он, обращаясь ко мне. – Вот так она. Не ест, не спит. На вопросы не отвечает. Глядит себе непрерывно в окно. Не поймешь, чем жива. Ума не приложу, кто это чары на нее такие наложил. Пробовал я снять их, да куда там. Никакого результата.
- А, как же она к тебе-то попала? – спросила я.
Я чувствовала себя ужасно неловко за свои прежние мысли о Кащее и слова ему высказанные. Хотелось как-то загладить их.
- Ты не поверишь – Кащей грустно улыбнулся. – Сама пришла.
- Как это сама? – не уверена, но, по-видимому, я даже рот раскрыла от удивления.
- Да, так вот – Кащей грустно улыбнулся. – Непогода была в ту ночь ужасная. Дождь как из ведра, молнии сверкают, а она стоит посреди двора, непонятно откуда взявшись. Конечно, же, горницу ей приготовили, обсушили, расспрашивать начали. Да только молчит она, словно и не слышит. Вот как сейчас.
Кащей снова вздохнул.
- И, что ничего сделать нельзя? – спросила я.
- Можно – Кащей казалось, еще более помрачнел. – Сейчас она только одно слово услышать может, да и то от одного лишь человека. А, то, какое это слово и кто этот человек неведомо.
Мы помолчали.
- И все равно не пойму – задумчиво протянула я – Как Марья – Искусница в замке то оказалась.
Просто так, саму себя спросила, но, наверное, вслух это произнесла. Или может быть Кащей Бессмерный, как и Баба – Яга мои мысли читать может. Но как бы, то, ни было, он на вопрос ответил.
- Ты, наверное, не знаешь, но есть у нас тут чудо такое, коим и хвалиться-то не пристало. Неверной тропинкой называется. Стоит только на нее ступить, как выведет она тебя по своему уразумению в любое место. Куда ей заблагорассудится. Вот видать, навел нашу “пленницу” кто-то на эту тропинку. А та уж и рада стараться, забросила ее дальше, чем, куда Макар телят не гонял. На самую вишь границу, да еще и прямиком в замок ко мне.
- А, я знаю про такую тропинку - как-то радостно сообщила я. – У меня сестренки на нее нечаянно попали.
- Ну, и что, нашли сестренок? – Кащей заметно оживился. - Впрочем, что ж это я, у Галатеи же Зеркальце есть. У кого нашли то?
- У разбойников – с какой-то гордостью даже ответила я.
- Угу – Кивнул головой Кащей. – Стало ьыть с Лиходеем ознакомились. Встретишь его, привет ему от меня передавай.
- А ты разве его знаешь? – удивленно спросила я.
- А как же? – мы ведь, одно дело делаем. Мы со Змеем Горынычем, здесь, на границе службу несем. А Марья Моревна, да разбойнички внутри присматривают, чтобы Зло в нашу жизнь не проникло. Да только коварное оно, не силой, так хитростью. Но порой где-нибудь да проскользнет. Ты, уж, раз такое дело. Расскажи-ка, как сама-то в это дело попала.
Конечно же, все я ему рассказала. Невесело тут у них, на пограничье то. Голая земля да скалы. Люди сюда по доброй воле не очень-то стремятся. Поэтому каждый новый челоывек интересен. Рассказала я, как Алёнушку встретила, что потом мы предприняли. Потом и про Патрикеевну рассказала и про то, как сестренок нашли, и как репку дергали.
Кащей слушал внимательно. Где-то хмурился, но чаще улыбался. Я и не заметила, как время прощаться подошло. Потом Кащей вынес на руках Марью – Искусницу, уложил ее бережно в центре ковра.
Осторожней лети – напутствовал он меня. - Не вырони по дороге.
- Не выроню – заверила я его. – Не волнуйся.
Потом, когда уже ничего больше мой отлет не задерживало, я подошла к Кащею. Где-то в глубине сердца слова зародились. И сказать их стесняюсь, и в себе оставлять нельзя. Могут надолго там застрять.
– А, ты знаешь? – говорю. - У нас в сказках, ты совсем не такой, старый и злой. А, на самом деле ты другой совсем, сильный и добрый. Хорошо иметь такого друга, как ты.
- Так я и есть твой друг – Кащей грустно улыбнулся. – А сказка? Сказка – ложь.
Потом, когда мы с Марьей – Искусницей летели над казавшимся бескрайним лесом, мне никак не давала покоя последняя фраза Кащея. Незаконченная она какая-то. Потом вспомнила, продолжение вспомнила – “Сказка ложь, да в ней намек”. Не знаю, это ли он хотел сказать, но все как-то встало на свои места. Я успокоилась.
Еще на подлете к дому Алёнушки меня встретили замысловатым кульбитом две маленькие ступы. С таким необычным эскортом мы и приземлились на дворе дома. Никто нас не встречал, лишь тяжело взлетела, сидящая на заборе, большая черная птица, и часто махая крыльями скрылась в тени леса.
Я огляделась. Ничего вроде бы не изменилось. Алёнушка равнодушно сидела на скамейке, возле нее радостно резвился белый козленок. Батюшка Алёнушки, на сей раз был дома. Он меланхолично выстругивал ножом ясеневое топорище и с одинаковым безразличием оглядел и меня и свою жену. Вот, тут-то я запаниковала.
- Что же дальше то делать? Казалось, паника вот-вот полностью завладеет мной. Ведь они же не узнают друг друга. Они словно спят, Спят живым сном, живут и спят одновременно. Как разбудить то их? Как там Кащей говорил? Одно слово, одного человека. Какое слово? Кто должен его сказать? Ясно, что кто-то из них. Но ведь они, же все молчат. Вот, Иванушка только, блеет что-то, да, только, что с него толку, он ведь козленочек.
Сестренки совсем присмирели. Смотрят на меня с испугом и вместе с тем с надеждой. Надо что-то делать. Еще как, надо, но что. Я в бессилии на траву упала. Слезы из меня просто ручьем хлынули
- Мама, что делать? Что делать, мама? – сама не пойму, то ли кричу во всю мочь, то ли молчу совсем.
Застучала в бессилии ладонями по траве. И тут слышу тихое, тихое – М-е-е – м-е-е. Впрочем, нет, совсем не М-е-е м-е-е, больше похоже на М-а-а м-а-а. Да, конечно, какое там М-е-е, это же М-а-а м-а-а. Мама. И еще чувствую, вокруг меня звуки какие-то новые зарождаются.
Подняла я голову с травы. А нет уже козленочка, и след простыл. Вместо него мальчик белобрысенький, голову Марьи – Искусницы обхватил. А та его в обе щеки целует. И Алёнушка тоже к ним бежит уже, и батюшка недоструганное топорище отбросил. А у меня от радости слез еще больше.
Только чувствую не до нас, ох, не до нас, сейчас хозяевам. Подмигнула я девчонкам, те намек поняли. Так стартонули, что только шум в голове.
Я и до сих пор, больше чем уверена, что хозяева домика не только наш отлет, но и самих-то нас не заметили даже.
И, вот, летим мы домой, а у меня в голове поговорка всплыла, и застряла там, да так, что от нее и не избавиться – “Не смейся много, плакать будешь”
А, ведь правда.