Что было в начале – этого никто не помнит. Говорят, что дети начинают всё запоминать в 3-4 года. Эти частично осознавшие себя личности, неторопливо продвигались вперёд, подталкиваемые лентой конвейера. Он специально ехал медленно, чтобы они могли оглядеться и как следует рассмотреть окружающий их мир.
Всё начиналось с детства и фотографии. Люди проезжали мимо всевозможных игрушек и развлекательных приборов. Они могли брать всё, что понравится. А фотография и так у них всегда была с собой – фотография с родителями. Вот только на всех карточках родители спали. Было неизвестно, какого цвета у них глаза. Но это было неважно – зеркал на конвейере не было. Поэтому им не надо было волноваться, чей цвет глаз у них – мамы или папы.
Дети видели, кто едет перед ними и за ними. Они всегда немного завидовали тем, кто спереди и насмехались над теми, кто позади.
За зоной детства начиналась зона юности со школой, экзаменами, поступлением в институт, учёбой и снова экзаменами. Затем была взрослая жизнь – работа, сон, работа, сон. После шла старость и покой. Каждая зона была в пределах видимости. Если бы люди из зоны старости оглянулись назад и присмотрелись, то они бы уже не увидели зоны детства. Может потому что у них уже плохое зрение? Кто знает. Оставались воспоминания и фотокарточка в кармане.
Старость была заключением. По бокам конвейера стояли специальные будки с номерами, начиная от 60. Редко кто доезжал до цифры 100. Из будок выезжали лопаты и забирали людей с конвейера. Всё просто – это знали все и никто не возражал.
Жизнь текла в определённом направлении, все были счастливы и знали свою судьбу, все были равны и не боялись так жить.
***
- Послушай, а как тебя зовут? – спросил черноволосый молодой человек, обернувшись к белокурой девушке.
Они только что проехали отметку в 21 год. Прошла пора экзаменов, они отмечали выпускной бал. Он в чёрном пиджаке, она – в белоснежном платье.
Девушка промолчала. Потом подняла голову и вскрикнула. Здесь было не принято говорить. Люди оборачивались, могли разглядывать, но никогда не заводили разговор. Это её пугало.
- Я… Я не.. – прошептала девушка и услышала свой голос. Красивый.
Юноша развернулся полностью и сел к ней лицом. Она слушала, что кто-то когда-то так делал, но не верила. Никто не способен на такое безумство.
- Давай покажем друг другу свои фотокарточки? – спросил он и начал доставать фото из нагрудного кармана.
Девушка продолжала испуганно смотреть на него.
- А давай побежим по конвейеру обратно назад и проверим – можно ли снова вернуться в детство и стать ребёнком?
Он взял её за ладонь и начал вставать с ленты. Девушка вскрикнула и вырвалась.
- Будем вместе? – не унимался он.
- Я боюсь тебя…
«Как колокольчик… »
- Послушай…
- Не трогай меня!
«Резкий звон.»
- Чего ты боишься?
- Ты странный!
- Из-за того, что я интересуюсь…
-… да…
- А может тебе самой интересно?
- Не… Не знаю…
- Не знаешь?
Вокруг пело раннее лето.
- А есть ли жизнь, если сойти с конвейера?
-… Не надо.
- Пойдём вместе? – он взял её за тонкую ладонь.
- Нет.
- Почему?
- Мне хорошо и здесь.
- Здесь?
-… было… Пока ты не заговорил со мной.
- Не плачь.
- Молчи.
- Пойдём?
Хрупкая женская рука с острыми ноготками дрожала. Девушка была изящна как воздух, как летниё ветерок, колышущий весенние травы на лугу. Она должна была стать певицей.
Юноша и девушка взялись за руки повернулись в краю конвейера, и сделали шаг вперёд.
***
До пола оказалось не более полуметра. Странно, им казалось, что летели они намного дольше. Глухой удар об кафельный пол пересёкся с шорохом ног в тяжёлых сапогах. Сильные руки подняли юношу и немного встряхнули его.
- Цел? – спросил мужской голос.
- А? – юноша посмотрел на него. Просто человек в серой рубашке с закатанными рукавами, в штанах, заправленных в сапоги. Обычный рабочий.
Юноша посмотрел на девушку. Она была в зелёном обтягивающем костюме, отражающем свет. Он сам был в таком же. Девушка застонала и поднялась.
- Идём, - сказал незнакомец. – Вам надо кое-что узнать.
***
Прошло пятнадцать минут. Юноша и девушка сидели на кожаном диване, который стоял в комнате с мониторами и панелями управления. Зелёные костюмы лежали рядом на стуле. Люди же уже переоделись – на юноше была белоснежная рубашка с красной жилеткой и чёрные брюки, чуть расклешённые книзу. Классические чёрные туфли завершали образ. Он должен был стать композитором. Девушка оделась в белое платье, подол был расшит цветами.
- На эти комбинезоны проектировалась одежда, пока вы ехали по конвейеру. Они эластичны и в течении жизни их менять не надо, - пояснял им тот мужчина, который увёл их от конвейера.
Он задал следующий вопрос:
- Какие имена вы себе выбираете?
- Уно, - ответил юноша.
- А вы, девушка?
- Дея, - ответила она.
- Ну, вот и познакомились. Я – Рэле, - ответил рабочий. – Сейчас отдохнёте, а я вам всё покажу.
- Что это за место? – спросила Дея.
- Это? Мир, ну тот, что за конвейером. Так сказать «фабрика грёз», а если точнее – фабрика, которая и обеспечивает работу конвейера. Не сам же он движется и обслуживается! Свои микроклимат, условия, всё автоматизировано и доведено до совершенства. Конечно, иногда здесь случаются сбои и для этого нужны люди, вроде меня.
Уно пригладил волосы.
- То есть, это как лаборатория? – спросил он.
- Почти.
- Производство поставлено на поток. Закономерность, выверенная до…
- Совершенства? Счастливого общества? Почти. Здесь люди абсолютно счастливы, они знаю, что их ждёт, они видят, что не одни. И редко кто решает как ты, или ты что всё могло быть по-другому.
- И вы убираете их с конвейера?
- Они сами с него спрыгивают. Рано или поздно.
- Как мы?
- Как ты. Ты утащил её с собой.
- Он уговорил меня. Я поняла, что я сама этого хочу.
- Другое дело.
- Я… У меня болит живот, - сказала Дея и схватила Уно за руку.
- Физические потребности вернулись, вы ведь уже не там. Не волнуйтесь, мы научим вас что и как надо делать простым людям.
- Мы? – переспросил Уно.
- Да, я уже говорил. Нас здесь много. На этой экспериментальной фабрике. Есть ещё несколько экспериментальных домов на этой улице. Если захотите их посмотреть, вам надо только выйти наружу. Кстати… Мы тунеядцев здесь не жалуем. Чем собираетесь заниматься? – неожиданно спросил Рэле.
- Тем чем и должен. Я хочу быть композитором, - ответил Уно.
- А я буду петь твои песни, - сказала Дея.
- Эта судьба и была вам предрешена и условленна. Отдохните, я скоро представлю вас всем остальным.
***
Уно сидел на скамейке перед огромным зданием, внутри которого гремели машины. Над юношей шевелила редкими листочками берёза. Была весна, всё расцветало. За зеленью бежали облака. Раздался шорох травы. Он услышал и встал. К нему, мягко ступая по дорожке каблучками, шла Дея. Широкий колокол юбки ослепительно белоснежного платья колыхался на ветру. Уно поправил красную жилетку и взял девушку за руку.
Они вдвоём медленно пошли по улице мимо домов, похожих на каменные короба.
Была весна.