Ночь в тёмно-синем воздушном платье, усыпанном блёстками звезд, кружась над домом, заглядывала в окна. Ветками яблонь гладила бревенчатые стены, щекотала нос запахами осеннего сада, тёрлась о щёку льняной наволочкой, нашептывала невнятные, тревожащие слова…
Боже, как же давно я не приезжала сюда? И, наверное, ещё не скоро бы приехала, если бы вдруг не развалилась на части, не рассыпалась в пыль привычная, «приевшаяся», как сказал он, жизнь. Я вернулась сюда в старый деревенский дом, чтобы обрести покой в родном милом сердцу захолустье. Спряталась, как прячется в нору подстреленный зверёк в ожидании выздоровления или смерти...
Но в эту первую ночь моего возвращения не сентиментальные воспоминания беспокоили меня, не пережитая, но не угасшая боль подлой его измены…, а всего лишь короткая встреча с Тамарой и её странное поведение… Все-таки почему она отвернулась? Отчего сделала вид, будто не узнала? Я вновь и вновь прокручивала события прошедшего дня.
…Вместе с болезненным утром, такая же бледная и больная, шагнула я с подножки поезда на перрон провинциального города, где когда-то училась. Увиденное не радовало. Время состарило, одряхлило, сгорбило и без того неказистый городок, который десять лет назад казался мне молодым и весёлым… Весёлым остался лишь ветер, хлеставший берёзами, словно вениками, низкие плаксивые облака. Каждый удар вызывал потоки дождя, тяжёлые капли с глухой дробью сыпались на крышу вокзала, на пыльную привокзальную площадь, засеянную жёлтыми цилиндриками окурков, на дощатый навес, под которым ожидали автобуса тётки с кошёлками и небритые мужики в кепках, пускающие по ветру сизый табачный дым.
Я вошла под навес, спугнув воробьёв. Они разлетелись в разные стороны серыми шариками. Удивительный факт: здешние воробьи особенно серые…
Пройдя вперёд, я заметила в конце лавки свободное место и поспешила туда, по опыту зная, что долго пустовать оно не будет. Двигаясь, обратила внимание на женщину в оранжевой кофте, посмотрела внимательнее и сразу узнала Тамару Маленко, кивнула ей. По сполоху в глазах поняла, что и она тоже меня узнала, но не ответила на приветствие, отвернулась. «Вот ещё фифа!» - подумала я и, усевшись, стала наблюдать за её спиной в большой не по размеру вязанной оранжевой кофте. Ярко оранжевый цвет? Что-то знакомое, но забытое, из нашего общего прошлого…
Объявили посадку, Тамара поспешила к автобусу. Я следом. Войдя в салон, увидела её на первом сидении, с напускным интересом разглядывающую в окно опустевшую площадь.
—Тамара!
Она делала вид, что не слышит.
—Простите, - сказала я громче, дотронувшись до её плеча, — вы Тамара Маленко?
Она недовольно повернулась, скривила рот в улыбке.
—Да, Ир, ты не ошиблась!
Шедшие за мной тётки начали возмущаться, требуя, чтобы я не задерживалась в проходе. Пришлось пройти дальше. Жалко, не удалось поговорить. Интересно: куда она едет?
Три часа тряслись мы по кочкообразной дороге в пропахшем бензином стареньком автобусе. Хорошо ещё, кончился дождь, и удалось открыть форточки.
Тамара вышла в Ерзово. Почти бегом припустила вдоль реки к покосившейся избе.
—Ишь ты! – сказала соседка впереди сидящей тётке. – Гляди-ко как к ведьме торопится!
—Угу! ;отозвалась та. — Видать приспичило!
Ведьма? Вновь что-то забытое шевельнулось в памяти…
Автобус, скрипя, двинулся дальше, колёсами расплёскивая мутную жижу луж.
Предупреждённая телеграммой бабушка напекла к моему приезду гору сдобной вкусняшки. Приготовила комнату с окном в сад, в котором до земли склонились ветки яблонь, не избавившиеся от бремени «налива». Застелила белоснежной простыней кровать, в изголовье водрузила пирамидку из трёх пуховых подушек в льняных наволочках Тёплое стеганое одеяло положила в ногах… Мне казалось, что после утомительной дороги и сдобной бабушкиной радости я мгновенно засну. Но странное поведение Тамары никак не выходило из головы. Бессонница, методично перебирая прошлое, вытаскивала из тайников сознания далёкие встречи, случайные разговоры, необычные цвета…
…Вообще-то мы с Тамарой учились в разных группах и никогда не были подругами. Иногда кивали друг дружке при встрече, обменивались общими фразами и только. Ближе мы познакомилась благодаря Кате Блиновой, с которой я жила в одной комнате общежития. А Катя с первого дня дружила с Тамарой, ходила к ней в гости… Однажды, уже перед самым выпускным, она и меня с собой взяла.
Дом был большой, старинный. Нижний этаж каменный, верхний деревянный, на окнах резные наличники, по бокам ставенки, на крыше флюгер. Катя объяснила, что Тамаркин отец – партийная шишка и поэтому горисполком предоставил ему дом, когда-то принадлежавший зажиточному купцу.
—Завидую тебе, Тамара! Такие хоромы! Есть, где с мужем жить-поживать! ; восхищалась Катя.
—Эх! ; вздохнула Тамара. —Только мужа нет…
—Постой, ты же сама говорила: парень из армии вот-вот вернётся?
—Пришёл…Но не мой он… Был мой, а теперь ничей, ничей…
Голос её приосёкся на последнем слове, эхом разнёсшемся по комнате.
Мы с Катей удивлённо переглянулись, а Тамара, видно почувствовав потребность поделиться, заговорила, нервно сцепляя и расцепляя до хруста в суставах, длинные белые пальцы.
—Коля любил меня давно, ещё со школы, с девятого класса. Я как-то и попривыкла, стала им помыкать, ну и капризничала, истерила без повода, а он всё терпел и словно телёнок ни на шаг не отходил. Робкая любовь его тянулась и тянулась, надоедая и раздражая. Я уже на втором курсе училась, когда он наконец решился сделать предложение… Не знаю зачем, но не дослушав, я перебила его, придравшись к ерунде, обругала за что-то. Он, как всегда, смолчал. Ну и ладно, думала я, попереживает немного, потом всё равно прощение просить придёт... Так бы и было, раньше всегда так было. Но не в этот раз… Приятели затащили его на вечеринку, в чужую компанию. Там-то он и познакомился с этой…, с Ольгой Ореховой…
Когда Тамара произнесла имя, я вздрогнула - Ольга доводилась мне двоюродной сестрой. Виделись мы правда редко, однако от мамы я знала о её нелёгкой жизни.
… В семнадцать лет Оля забеременела. Отец, возмущённый распущенностью дочери, потребовал избавиться от ребёнка. Ольга наотрез отказалась, заявив, что будет рожать и ждать парня из армии. Мать дочку поддержала, сказав, что аборт - убийство, и назвала мужа душегубом. Тот, взбесился, слово за слово…Кончилось тем, что он ушёл из семьи.
А Ольга писала любимому каждый день, посылала фотографии родившейся малышки. Когда он наконец демобилизовался, они сразу поженились, а через полгода парень скоропостижно скончался. Врачи констатировали кровоизлияние в мозг. Так Ольга в девятнадцать лет осталась вдовой с ребёночком.
Узнав от Тамары имя «разлучницы», я вздрогнула и то, что Ольга – моя родня, не призналась. Тамара же ничего не заметила, в её глазах застыла пустота, а от слов веяло безысходной тоской.
— Переспал он с этой дрянью всего-то разок, по пьяни… А она возьми и забеременей. Шантажировать его стала, мол несовершеннолетняя и так далее… Коля от неё в армию сбежал. Писал оттуда, что любит меня одну, что Орехова – недоразумение… Я сначала молчала, гордость свою выказывала, потом пожалела дурака, всё-таки это я его подтолкнула…Ответила, несколько строк … А он продолжал заваливать письмами и в каждом умолял простить и обязательно его дождаться... Я стала отвечать…Конечно, не на каждое... Правда перед самым возвращением он писать перестал… Но я не волновалась, знала - мой, теперь уж навсегда! Вернулся Коля в октябре и с ходу, будто гнался за ним кто, женился… Да только не на мне…
Ох, больно, девочки, вспоминать! Словно сердце вырвали, такая боль! И позорище какое… Мы же с мамой готовились, соседям сказали, папиным сослуживцам… Стыдно! Я на улицу выйти боялась. Так переживала, что слегла. Мать испугалась, посылала за ним. Он не пришёл… Постепенно я оправилась, но боль не проходила, жгла. За что он так? Ну, не писал бы, не просил прощения, не обещал бы жениться…, и я бы и не мечтала, и не строила планы. Что с ним случилось?
Решила: будь, что будет, но надо объясниться… Сама к нему пришла… А он в дом не пустил, рассмеялся, как хлыстом по лицу ударил: «Это тебе за мои унижения! Будешь знать, как парней мурыжить!» И тогда я его возненавидела… На следующий же день, взяв с собой его фотокарточку и деньги все, что в доме нашла, поехала в Ерзово, к ведьме… Высыпала деньги на стол, кинулась старухе в ноги, упросила на смерть обидчику моему сделать… Та и сделала… Умер Коля… Три месяца, уж как схоронили…Вот…
Тамара умолкла. По её щекам, покрывшимися красными пятнами, одна за другой сбегали слёзы, капали на новенькую клеёнку с ярко оранжевыми настурциями.
На выходе Катя шепнула: «Совсем одурела Тамарка! Это ж надо такое напридумывать!» И я была с ней согласна.
Но вот по прошествии десяти лет встречаю Тамару, а она делает вид, что не узнала меня, отворачивается, пытается спрятаться. Может, ей стало известно, что Ольга - моя сестра и она не желает со мной общаться или ей стыдно за тот фантастический рассказ об ужасной мести?
Странно, но эта давнишняя история некоторым образом перекликалась с моим теперешним положением брошенной, обиженной женщины. Уснуть в ту ночь я так и не смогла.
Растопила печь. Заслонкой затворила огонь. Разделась догола, села перед зеркалом, взяла гребешок. И принялась расчёсывать волосы, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, словно молясь или колдуя. Будто вычёсывала из себя любовь и ненависть. Вспоминала тот первый момент, когда узнала об измене, свой гнев и готовность убить. Не как Тамарка, а по-настоящему…
Я сидела перед зеркалом в каком-то забытьи пока заря, полыхнув красными искрами сквозь яблоневую листву, не разбудила спящих под козырьком крыши горлиц…
Прошло полгода. Моё состояние заметно улучшилось, я стала намного спокойнее и решила, что пора возвращаться в Москву. Из деревни выехала на том же стареньком автобусе. Ехали вдоль кривившейся в ухмылке речке, мимо деревни Ерзово, где река разделялась на две части: одна беззаботно бежала дальше, а другая, уперевшись в высокий берег, на котором замшелой бородавкой торчала ведьмина изба, образовывала заводь, в мёртвой воде которой тёмные тени сливались в причудливые образы…
На железнодорожной платформе перед самым отходом поезда я неожиданно столкнулась с Катей Блиновой, с той самой Катей, с которой жила в техникумовской общаге. Времени поговорить уже не оставалось, успели лишь обменяться главным.
—Ты как?
—Замужем. Сын пятиклассник. А ты?
—Замужем, ; соврала я. — Всё хорошо!
—И у меня хорошо, даже отлично! А вот у Тамарки… Помнишь такую?
—Помню, а что?
—Мужик недавно умер. Не везёт бабе, этот уже третий…
Я вошла в вагон и поезд сразу же тронулся. Гурьба провожающих бросилась вдогонку, нелепо размахивая руками. Обрывок ветра дохлестнул, добросил молодой берёзовый листочек, прощальным поцелуем коснувшийся щеки. На секунду возникло искушение сойти, спрыгнуть… Поехать в Ерзово… Отомстить… Нет. Ерунда и суеверие или совпадение. Да если бы и правда? То всё равно - нет! Я не такая, как Тамара, я не смогу…В любом случае: «мой поезд ушёл» и не стоит оглядываться…