Рисунок: Стив Данилец НОВОПРОВИНЦИАЛ
Вчера, НОВОПРОВИНЦИАЛ в беседе с Теа-троллем, поднял серьёзную проблему…
О состоянии эротики и порнографии…
И упомянули в своей дискуссии, «высокая порнография».
Сегодня, я посчитал необходимым, продолжить и развить эту тему…
Действительно…
Взять…
И сказать:
- Я думаю так, и так –
Будет…
Это одно, а вот порассуждать и пофилософствовать над принятым решением…
Пребывать в пути за Истиной…
Это – Апофеоз!
Не только, высший шик, духовного и умственного наслаждения…
Но – наслаждение, истинное…
Глубинное…
Непреходящее…
Предвечное…
Как – еда…
Или, может быть, занятие любовью.
Впрочем, занятие любовью…
Нет…
С ним я перебарщиваю…
Само по себе, оно не столь уж и интересно…
Это – инстинкт…
И пусть, будет инстинктом…
Который, не менее, предвечен,
Который, обеспечивает – продолжение рода человеческого…
Который, ценится и оберегается людьми…
До тех пор, во всяком случае, пока люди не начинают беречь и охранять, право и возможности содомитов…
Впрочем,
И – это вопрос, над которым, следует подумать.
Действительно, тайна плотской любви, таится в самом двуединстве человеческой природы и связано, так же и с вопросом существования полов.
Христианская антропология, которая трактует божественное происхождение человека, подходит к этому вопросу достаточно интересно и глубоко.
И, в частности Священное Писание, утверждает о том, что творение собственно человеческой природы, не заканчивает самого процесса Творения.
В нем говорится: «И сотворил Бог человека, мужчину и женщину сотворил их». (Книга Бытия, 1. 26)
Все сотворенное Богом, было «весьма хорошо» и это, стало поистине вечным определением тварного бытия, которое дал ему Сам - Бог.
Но, уже после того, как Бог завершил творение мира и приступил к созданию высшего существа и венца творения - человека,
Он – Бог, как будто бы высказывает неудовлетворение, в том, что было им создано и Он сказал: «Нехорошо быть человеку одному. Сотворим ему помощника соответственного ему». (Книга Бытия, 2. 18)
Но в целом, в буквальном толковании Священного Писания можно найти практически только вывод о том, что деление человеческого рода по половому признаку было вызвано, в основном, желанием Бога, удовлетворить потребность перво-человека в общении.
Это, кстати, важный довод, в нашей дискуссии о «выской порнографии», но, об этом – позже…
Современное христианское богословие предполагает, что сознание человеком реальности пола, представляет собой, как бы одновременно и первый опыт самопознания, в котором Адам само называет себя в соответствии с тем, что у него появилась подруга.
Он становится – «иш», в то же время, что подруга, взятая от мужа, получает у Адама прозвание «ишша»- жена.
И эта христианская интерпретация существования человеческих полов, уже подразумевает не только удовлетворение человеком потребности в общении, но и предполагает соединение свободных и отличных друг от друга ипостасей – мужчины и женщины, в любви.
Таким образом, христианское мировосприятие, в процессе библейского повествования постулирует истину о двуединстве человека, которое реализуется в брачном союзе мужа и жены, которое по своей сути и смыслу является союзом равносущных и соединенных любовью.
При этом, даже грехопадение не изменило сущности человеческого брака. Ибо «Оставит человек отца и матерь свою и прилепится к жене своей, и будут два одна плоть». (Книга Бытия, 2. 24)
Иисус Христос – Сын Божии, явленный Богом – Отцом, Творцом и Вседержителем, для искупления первородного греха человека, таким же образом во время Своей земной жизни приводит похожее изречение: «И будут два одной плотию, так что их уже не двое, но одна плоть». (Евангелие от Матфея, 19. 5 – 6)…
Но…
Подождем немного,
Божественное происхождение человека, отдельная тема, о которой, мы еще поговорим…
Сейчас же, ограничимся, приятием неотвратимой неоднозначности двуединства рода человеческого…
Знание, надо постигать, постепенно…
Не стоит переполняться им, как не стоит, и пребывать в состоянии неиссякаемой жажды…
Отпив глоток – насладимся им в полной мере…
Итак, говоря, о «высокой порнографии», мы, несомненно, затрагиваем вопросы этики.
Этика же, как известно, наука, изучающая мораль.
А мораль, как известно, проявляет себя как внутренне осмысление человеком противоположности «добра» и «зла».
При этом «добро» всегда остается важнейшей ценностью, которая поддерживает и укрепляет разнообразие и единство мира.
«Зло» же, всегда разрушает, приводит к деструкции личности и мира.
Поэтому, рассуждая в этой беседе об универсальных и специфических нормах морали (этики), мы рассуждаем о противостоянии поистине «вечных ценностей» - «добра» и «зла».
Естественно мы, как люди высокоморальные и нравственные, кровно заинтересованы в торжестве «добра» над «злом».
Изучая вопросы универсальных и специфических моральных норм, мы постигаем и усваиваем иерархию этических смыслов и последовательностей, а значит, можем руководствоваться ей не только в теории, но и практической жизни.
Из курса «Этика» мы знаем, что моральные нормы неоднородны и легко можем выделить иерархию, как минимум 2-х видов норм.
1.Фундаментальные или первичные, которые можно отнести к числу норм универсальных.
К ним относят, например, религиозные заповеди: не убий, не укради, не возжелай и т. д. ,и «золотое правило этики»: «(Не) Поступай по отношению к другим так, как ты (не) хотел бы, что бы они поступали по отношению к тебе».
В таком или приблизительно таком виде «золотое правило излагалось мыслителями разных времён и народов. Встречается оно и в философских трактатах индуистов, и в учении Будды, и в ответах Конфуция, и в античных посланиях.
В европейской этической традиции первенство «золотого правила» отдается «категорическому императиву» И. Канта: «Относись к другому человеку не только как к средству, но в то же время и как к цели».
Нарушение фундаментальных моральных норм ведёт к однозначной деградации и разрушению человеческого общества.
2 Специфические нормы морали, относимые к конкретной исторической эпохе.
Они как бы конкретизируют моральные универсалии фундаментальных норм ко времени и месту, особенностям их культурной и географической среды. Эти нормы регулярно обновляются в соответствии с появлением новых общественных «идеалов».
Например, «свободы и демократии», «толерантности», терпимость к сексуальным меньшинствам и однополым бракам, в современном мире.
Жизнь на смене философских парадигм уровня специфических норм морали исторической эпохи, подразумевает философское осмысление новых устоев и норм морали, которые привносятся нам современностью.
Как же мы будем соотносить свои моральные нормы и устои с этими «нововведениями»?
В этом и состоит, на мой взгляд, основная проблема данной беседы.
Этика второй половины XX века приучила нас к спокойной академичности и развивалась в тенетах академического идеала научной рациональности.
Этические иерархии этических универсалии и исторической специфики норм этики, выстраивались учёными философами с завидной регулярностью.
Перед человечеством «замаячил» призрак «практического императива», где априорные, идеально-объективные ценности становятся на уровень непреодолимого, мистического желания человека следовать их универсальной сути.
Однако, проблемой оставалось то, как оценить иерархию этих ценностей в общезначимом содержании.
Ведь для целей «практического императива» требовались не только теоретически озвученные иерархии моральных норм, но и трансформация этого «общечеловеческого» объективного порядка в жизненную программу личности.
Скажем, М. Шелер, в книге «Формализм в этике и материальная этика ценностей» выстраивает продуманную этическую систему, с иерархией ценностей: от гедонистических, к витальным, а затем духовным и религиозным.
В таком раскладе он претендует уже не на историческую специфичность норм морали, но на их вневременную структуру этических норм. Н. Гартман в книге «Этика», признает различие абсолютных универсалии этики и их исторической специфичности, в форме человеческих целей.
Поэтому задачей этики считает необходимость направлять человеческое поведение «вверх» в соответствии с «объективным порядком ценностей».
Но что же всё-таки представляет собой этот «вневременной» и «внепространственный» перечень универсальных, абсолютных моральных ценностей Гартмана? Понятно не до конца.
Феноменологическая этика нашла возможным уйти от метафизических, трансцендентных понятий и традиции понимания общественной морали.
Таковая мораль была просто переформатирована феноменологической этикой в «этику конкретной личности».
Таковы, например, представления об этике у американских «прагматиков»: У. Джеймса, Д. Дьюи и др.; и у русских религиозных философов В.С. Соловьева, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева и др.
Д. Дьюи вообще отрицал наличие «моральных универсалий и расценивал каждую моральную ситуацию, как уникальность, содержащую «благо в себе».
В этом случае моральные понятия в прагматизме, обоснованно соотносились с интересами, потребностями, успешностью поведения. Понятия добра и зла лишаются метафизических измерений, становятся сугубо практическими проблемами. А моральные нормы из источника внутреннего недовольства преобразуются в средство достижения душевного комфорта и довольства жизнью.
Моральная суверенность личности поддерживалась безоговорочно и русской религиозно-философской этикой.
Конечно, было бы несколько самонадеянно говорить о том, что два на вид таких разных этических течения имеют какое-то внутренне родство и даже общность.
Действительно, русская религиозная этика не пытается в обосновании морального суверенитета личности отказаться и уйти от «метафизики морали» и от «изначальной коллективности человеческого бытия.
Религиозно- мистические формы этического учения при этом отсылают последователей за универсальным Абсолютом к божественным сущностям. И в этом божественном Абсолюте интерпретируют коллективность, как общность или соборность.
Таким образом, течения современной этики предполагают: либо создание собственных этических универсалии, то есть создания собственных иерархий моральных норм и ценностей, либо апеллируют к полной «морально этической автономии» личности.
При этом изыскивают Абсолют этих ценностей в их полезности для конкретного индивида или трансцендентной божественной сущности.
В последние годы XX века и на заре века XXI в философии этики наметились новые тенденции развития.
Первая, переход к прикладной этике (Ван Поттер, Холмс Ролстон и др.).
Вторая, переосмысление предмета этики с позиций постмодернистской философии. (Ж. Деррида, Э. Гуссерль)
Появление прикладной этики раздробило само понимание этики на череду этических коллизий и под-проблем.
В понимании «прикладной этики» мораль подразделяется или фрагментируется на целую совокупность дисциплин, в числе которых: биоэтика, этика бизнеса, этика экологии, политическая этика и др..
Каждая «новая этика» предмета, как бы выпадет из общей этической парадигмы, но становиться элементом практики: медицины, менеджмента, политической жизни и т.д.
Философская этика, во всяком случае, допускает, сто статус «прикладных этик», имеет уровень частных, обособленных дисциплин.
Прикладная этика позволяет специалистам сделать предположение, что её появление и формировании имеет особое место в процессе исторического развития морали и моральных норм.
Это происходит постольку, поскольку предполагает предварительное решение вопросов, касающихся понимания морали, ее места в системе человеческих приоритетов, достоинства и прав человека, онтологических признаков личности и других, связанных непосредственно с философскими образами человека.
Значит, человек имеет возможность интерпретировать прикладную этику в теоретических терминах жизни.
Постмодернистская философия предполагает отказ от логоцентризма, и разборку завалов из «классических философских оппозиций».
Эти сложные конструкции, такие как, оппозиция «познающего субъекта и объективной реальности», насыщенны пафосом «единичности, ситуативности, открытости».
От них можно ожидать многих последствии, которые могут, иметь важное, но не выясненное ещё пока значение для этики.
В том числе, почти наверняка разрушат господствующий в философии «просветительски-репрессивный» образ этики, как этики абстрактных принципов и всеобщих определений.
Как система «англо-саксонского права, опирающаяся на прецеденты, ранее принятых судебных решений, этика в этом случае просто сольётся с живым моральным опытом в каждом ее индивидуальном проявлении.
Далеко идущие последствия?
Не правда ли?
Теперь мораль можно «не прилагать» к индивиду, ведь индивид и сам может создать собственную мораль.
Таким образом, постмодернизм можно назвать, скорее всего, доведенной до логического конца «антинормативистской установкой».
И эта установка все более господствует сегодня в послегегелевской этике.
Итак, подавляющее большинство философских и религиозных моральных учений трактует насилие как «зло» и требует категорического запрета на эту форму действии, проводя по ней «красную линию», отделяющую нравственность от безнравственности.
Однако постмодернистская этика, апеллируя к общественному сознанию и возможно даже, психологии толпы, допускает ситуации нравственно оправданного насилия.
И происходит это положение из «убеждения, что нет морали, отделенной от индивида и вознесенной над ним».
Так что сегодня проблема отношения к насилию является предметом дискуссии об этической иерархии и приоритетах норм морали и этики.
Разберемся же в ситуации с универсальными и специфическими нормами современной этики на практическом примере применения насилия на межгосударственном уровне.
В международном праве насилие считается оправданным в случаях: когда оно предотвращает другое насилие или становиться ответным насилием, или когда оно осуществляется во благо тех, кто подвергается насилию.
Конечно, человек (индивид), возможно, предпочтет быть обворованным, нежели ограбленным и уж тем более убитым. Поэтому неправильно было бы проводить знак равенства между террористами современной ИРА или ЭТО, которые в своей террористической деятельности избегают даже возможности человеческих жертв, ограничиваясь демонстрациями терактов; терроризм группировки ИГИЛ с демонстрациями убийств – «жертвоприношений», на весь мир, или агрессии стан НАТО в отношении Сербии, Ирака или Афганистана.
Но каждое из этих событий предполагает, что индивид, или некоторая группа людей ставит в иерархии своих этических ценностей, достижение некоторых личных или политических целей выше, нежели императив «высшей ценности» человеческой жизни.
В этом случае мы наблюдаем «обратный процесс» дефиниции не от конкретного исторического условия, оправдывающего данную моральную норму к Абсолюту этического универсала, а, наоборот, от Абсолюта к специфическому свойству.
За такой дефиницией в практике международного права появилась норма «легитимного насилия».
Подумаем, но ведь сама идея легитимности насилия означает, санкцию общества на действие, противоречащее этическим нормам общества, то есть, говоря просто – аморальным.
Это своего рода «аморальность в квадрате».
Аморальность же в кубе мы получаем в том случае, когда пытаемся легитимировать экстремальные формы политической борьбы, будь то революции, мятежи, путчи и т.д.
Апеллировать же к возможному в результате экстремистских действии достижении. «свободы», «демократии» и т. д., так же аморально, ведь мы всё равно не сможем осуществить полностью объективный анализ причинно-следственных связей «от действия – к последствиям».
Зато примеры неудач в таких движениях: вот они, «на лицо».
Насилие в Ираке привело к фактическому распаду государства и разрушению общественного уклада целого региона, повлекшее массовые человеческие жертвы, рост террористической угрозы в мире, появление новообразований, типа ИГИЛ, разрушающих конструкцию мирового сосуществования.
Похожие результаты мы наблюдали в Ливии, Египте и Афганистане, чуть было не стали свидетелями в Сирии.
Но ситуация может стать еще более худшей, когда «монополия легитимного насилия» начнёт разрушаться.
А это время придёт обязательно, если этика индивида и общества будет продолжать «насиловаться» новыми, странными нагромождениями полит-этических конструктов.
Таких, о которых мы говорили выше, как об «аморальности в квадрате» и «аморальности в кубе».
Надо сказать, что насилие не является образом, превалирующим над ненасилием ни в человеческом обществе, ни в живой природе вообще. Об этом нам совершенно недвусмысленно напоминает само по себе наличие и развитие жизни.
Об этом здорово сказал когда то Махатма Ганди и лучше него, пожалуй, не скажешь: «если бы враждебность была основной движущей силой, мир давно был бы разрушен, и у меня не было бы возможности написать эту статью, а у вас ее прочитать».
Ну а что для человеческого общества, то его преимущество состоит в возможности преодолеть приверженность насилия путем сознательных размышлений и действий.
Итак, мы выяснили, что современная этика либо строит самостоятельные этические иерархии и приоритеты, либо отдает их на откуп «моральному суверенитету» личности. И в этом случае может отказаться от метафизических императивов и обратиться к категории полезности и удобства, а может, сохранив их на уровне формы, «по содержанию» отдать на волю божественных мистических сил.
Говорить об ущербности конструктов «морального суверенитета личности» мне бы не хотелось, хотя примеры такой ущербности часто имеют место.
Но хочется при этом отметить, что мораль во всех своих иерархиях и статусах конкретизируется через отношение к насилию. Без этого не может быть морали действенной.
Отношению к насилию как уже было написано в работе, есть «красная черта» между моралью и аморальностью.
Поэтому насилие не может быть санкционированно обществом. Даже апеллировать к нему (обществу) за этим одобрением – аморально.
Аргументов и доводов, которые позволили бы считать насилие благом - нет.