Алые паруса.
И вот мы остались одни. Впервые за целый год. Я побаивалась этого дня, пыталась представить, как буду себя чувствовать.
За завтраком мы долго сидим молча, прислушиваясь к непривычной тишине, как бы пробуя ее на вкус.
В нашей семье культ детей. Возможно, это я его навязала, но муж вольно или невольно поддерживает.
Мы водим детей на платные кружки, покупаем красивую одежду, дорогие игрушки, окружаем красотой и обеспечиваем развлечениями. «Сначала детям, потом себе», - такой у нас девиз.
Но дети поехали на каникулы к бабушке и дедушке, и что-то в нас щелкнуло, щелкнуло одновременно. Словно какие-то механизмы перешли на другой режим.
- Ну что, на «Алые паруса» пойдем? – спрашивает муж.
- Пойдем, - охотно соглашаюсь я. Сколько лет живу в Питере, а на «Алых парусах» ни разу не была. «Алые паруса» - это праздник в честь выпускников. Концерт, салют, лазерное шоу, а главное по Неве плывет парусник с алыми парусами. Сказка!
Я звоню своей подруге. Она замужем за немцем, живет в Германии, но периодически гостит в Санкт-Петербурге, у мамы. Ее немец как раз тоже приехал, и они рады куда-нибудь выбраться.
- Вы не против сначала посидеть в «Мани-Хани»? Ральфу там очень нравится, - с поддельной робостью спрашивает подруга. С «поддельной», потому что знает – для меня «Мани-Хани» это святое. И, конечно, я не откажусь от возможности там побывать.
«Мани-Хани» - легендарное место. Клуб, бар, а точнее, другое измерение. Ему уже, наверное, лет двадцать пять. Живая рок-н-ролльная музыка, пиво, любители рок-н-ролла. Я провела там пол юности.
Мой муж не любит рок-н-ролл. Он не в восторге от «Мани-Хани». Ему не нравится все, что вызывает мою страстную привязанность, и, следовательно, уменьшает долю привязанности к нему самому. Но ради меня он соглашается и на «Мани-Хани».
Целый день мы болтаемся по торговому центру, рассматриваем и меряем одежду, обувь, солнечные очки. Нам некуда торопиться. Дома никто не ждет, обедом кормить никого не надо, выгуливать тоже.
Мы накупаем всяких вещей, о которых давно мечтали, но не позволяли себе иметь. Муж счастлив как ребенок. Двое детей уехали, один появился. Я вдруг понимаю, что все это время ему не хватало моего внимания. Ведь дети для меня всегда на первом месте.
Китайская лапша в кафешке. Время незаметно подходит к вечеру.
Муж надевает только что купленную а-ля байкерскую куртку, я делаю прическу в стиле 70-х, с большим круглым помпоном из волос на макушке. Обклеиваю ноги пластырем, потому что туфли хоть и натирают, хоть и на шпильке, но идеально подходят к платью. Муж от него в восторге. Я никому не рассказываю, даже мужу, что это платье старше меня и принадлежало еще моей тете. Просто отлично сохранилось.
На всякий случай с трудом запихиваю в маленькую сумочку балетки. Лет до двадцати семи у меня не было обуви без каблука. Непременно нужно было, чтобы на меня сворачивали шеи, а сейчас мне все равно.
В «Мани-Хани» ничего не меняется. Меняемся мы, все вокруг, а здесь время застыло.
Пиво и горячие гренки. Кажется, ничего вкуснее этих гренок нет.
Подруга развлекает нас смешными историями. Она отличный рассказчик. Говорим на русском, немецком, английском, и как-то все друг друга понимают, если не слова, то общий смысл. Те же ценности, те же чувства. Неважно, из какой ты страны.
Я вообще не люблю говорить, мне кажется все ясно и без слов, достаточно просто друг на друга смотреть или смотреть в одном направлении. Я больше люблю слушать. Но когда группа начинает играть, я перестаю слышать свою компанию, я слушаю голос солиста и музыку. Рок-н-ролл у меня в крови. Наверное, соответствует каким-то биоритмам. Мир исчезает.
- Все пора-пора, - торопит муж, - Алые паруса…
Мне не хочется уходить. Теперь я понимаю, почему никогда не была на «Алых парусах». У меня было «Мани-Хани».
Муж называет меня домохозяйкой, хотя, конечно, он имеет в виду домоседку, просто путает понятия. Ведь я весь год работаю по тринадцать часов в сутки, и дома бываю не так уж много. Для меня быть дома – счастье. Но скорее всего, он подразумевает, что я аутист, и не нуждаюсь во внешних впечатлениях. Отчасти он прав. Но ведь тибетские мудрецы тоже, сидя на одном месте, познавали всю вселенную. Я, конечно, не мудрец, у меня просто очень хорошее воображение. Я могу представить все, что угодно до мельчайших подробностей, и не просто представить, а прочувствовать и для этого не обязательно перемещаться в пространстве.
Но иногда полезно что-то менять. И я никогда не видела Алые паруса.
Мы бросаем переворачивающий душу, глубокий, вибрирующий баритон, гренки, пиво, теплые места и устремляемся в прохладный, увлажненный моросью сумрак. Я переодеваю обувь. Теперь я могу пройти сколько угодно в поисках алых парусов.
Я иди приходится порядочно. Мы сами словно парусник в океане толпы. Держимся за руки, чтобы не потеряться. Плывем по Невскому проспекту.
Подруга опасается столпотворения и беспорядков. Я думаю, это же наш Питер, наш город, город, где мы росли, влюблялись, гуляли. Разве может здесь с нами случится что-то плохое?
Адмиралтейская набережная перекрыта. Вход только по билетам. Приплыли.
Я не удивляюсь и не расстраиваюсь. Главное, что мы вместе, идем по ночному городу, держимся за руки. Но все же хотелось бы увидеть парусник с алыми парусами.
Полицейский говорит, что салют будет виден от Медного всадника. Может где-то там и Алые паруса…
Мы идем в обход, дрейфуем по течению. Люди стекаются к Медному всаднику. Мне все это напоминает зомби апокалипсис.
Со мной о чем-то пытается поговорить пьяный мужичок. Но тут же рядом как стена возникает муж, отгораживая меня от пьяного. Я вспоминаю, как муж «спасал» меня в Египте, от инструктора по дайвингу. Все-таки приятно, когда за тебя борются.
Мы держимся за руки еще крепче. Это не просто руки, это укрепление семьи. Сплочение.
Начинает греметь салют. Но из-за домов ничего не видно. Толпа ускоряется. Течение ускоряется. Некоторые бегут, и мне тоже хочется бежать, но мои спутники слишком тяжелы телами, но больше мыслями. Они слишком взрослые, чтобы бегать.
Неужели мы пропустим салют, как тогда, когда додумались ехать на машине и простояли в пробке, ничего не видя, кроме задниц попавших в ловушку автомобилей?
Когда мы выходим к Медному всаднику, на небе вянут последние хризантемы салюта. Становится ясно, что Алые паруса мы отсюда не увидим. Впрочем, об этом догадывались все, кроме моего мужа. Он показывает немцу чудесный парусник в телефоне.
- Вот какая красота! Почему он мимо не плывет?!
Но вокруг и так полно красоты. Ночной Санкт-Петербург. Я достаю свой фотоаппарат, он дешевый, но маленький – легко помещается в сумке. Начинаю всех фотографировать. И вдруг салют возобновляется. Мы фотографируемся на фоне салюта. На небе букеты огней, под ногами мокрая трава газона, вокруг люди какие-то даже родные.
Возвращаемся мимо величественного Исакия. Ночью колонны кажутся мистически огромными. В «Кофе-Хаусе» длинная очередь в туалет. Люди, спасибо, что не в подворотни!
Муж никак не может успокоиться. В метро снова рассматривает Алые паруса в телефоне, вздыхает.
Рядом тошнит молодого парня. Рвотные массы ручьями растекаются по полу. Наши немецкие друзья отходят в другой конец вагона.
Мне почему-то жаль парня. Я пытаюсь вспомнить, случалось ли со мной нечто подобное во времена бурной юности. Именно в метро не случалось...
Рвотные ручьи растекаются все дальше. Люди сидят, задрав ноги. Кто-то дает парню салфетку, кто-то даже таблетки от похмелья предлагает.
- Вот какие русские! – восхищается великодушием муж.
От метро идем пешком. Автобусы не ходят. Мне нравится идти без каблуков, чувствовать почву, чувствовать движение мышц. Муж срывает для меня веточку сирени.
Вот и дом. Уютный скандинавский кантри и прованс в единстве.
Романтическое продолжение закономерно. И Бог с ними с этими Алыми парусами!
Когда я возвращаюсь из ванной, муж уже спит. Классика. Он не привык много ходить пешком. Я улыбаюсь, пусть спит – у нас еще столько ночей впереди.