Охваченная сном, она складывалась пополам, закрывая коленями живот, руками лицо. Так делают, когда понимают - драки не избежать. Этим способом она готовилась во сне к ударам судьбы. Мог ли кто-либо защитить её от ужасов вселенной, творящихся в голове?
Жизнь наша проходит в городе-хамелеоне, принимающем все возможные формы мест былых проживаний. Летней ночью, во взгляде на внутренний двор, он прикидывается маленьким постсоветским поселением, где ты провел бОльшую часть детства. Осенним вечером это уже тот уголок Земли, в котором ты впервые брёл в школу, пиная листву. Но город наш, являясь лишь блеклым отражением былого, лишь слабым бликом от памяти, в свои образы не вкладывает боли - не до того они сильны.
Мы запрятаны на кухне, где моя жена задумчиво трогает себя за горбинку носа - стук, стук, стук. Тонким пальцем по косточке, на манер удалого барабанщика, отмеряя ритм, которому здесь все подчинено. Спокойный, размеренный ритм.
Денег в нашей семье не много - свидетельством тому колченогая табуретка, опасно покачивающаясяя подо мной, и кусочки пшеничной каши, налипшие на плиту "Электра". Зато есть эти сонные вечера, где мы можем, щурясь на мигающую лампу, пить дешевое вино, болтать о чепухе, лениво прикасаться к рукам друг друга.
Она любит фильмы Спайка Джонса, музыку, от крика в которой лопаются на душе водянки, шоколад. Знает наизусть "Охоту на Снарка".
В конце-концов лишь одно делает любовь успешной - схожесть восприятия прекрасного.
Идентичность алгоритма вдохновения. Ненапрасность восхищения.
Лишь питаемые силой одинаковых идеалов, люди вырастают похожими. Только движимые схожими целями могут они друг друга понять.
Она наизусть знает "Охоту на Снарка", и воспроизводит её в мои бессонницы, пока я не начну дремать. Когда нам обоим совсем невмоготу - я запускаю пальцы в её мягкие, как лисичкин хвост, волосы. Нам обоим становится легче.
И теперь, когда мы отходим ко сну - я ложусь первым, чтобы, обвив меня руками, она чувствовала, как я пытаюсь защитить её от тлетворного влияния мира.