Док. № 16
18 апреля 2011 г.Беседа с Ревиной (Цыровой) Галиной (Раидой) Митрофановной,1934г. рождения.
"Ревина – моя девичья фамилия, по мужу я была Цырова. Формально я Раида, но зовут Галиной. Тут папина беда. Он пришёл в загс регистрировать меня Галей. А там работники загса давай его убеждать, какая, мол, тебе Галя, её же с таким мещанским именем засмеют при социализме, всю жизнь над ней смеяться будут, ты бы, отец, её ещё Марфой назвал. Написали записки с именами: Аза, Маргарита, Раида, Рада. Бросили в шапку, папа вытащил Раиду. Мама сначала даже не знала, что он меня по-другому назвал, метрику положила за икону, не читая её. Тогда все важные документы почему-то за икону клали. Когда пришли крестить Раидой, батюшка сказал, что такого имени нет. Узнал, что собирались назвать меня Галиной, крестил как Галю. Вот и живу по двум именам.
Старца Сергия я знала.Он был высоким, худощавым, седым, с пролысинами. Я часто видела его в храме, общалась не раз, дважды была в его доме на Апрельской улице.А в доме у них я оказалась так. С ним жила девушка Ульяна. Она и попросила меня чем-то ей помочь. А чем помочь, я сейчас и не скажу, забыла. Мы были с ней на кухне, а старец сидел поперёк кровати. Под спиной у него были подушки. Он всегда так сидел.
Подругами мы с Ульяной не были, но меня она знала, так как я часто в храм ходила. Она молодая была, черноватая такая, среднего телосложения. Была больной, про таких говорят «бесноватая». И ей кто-то сказал, что надо найти старицу или старца и ухаживать за ним, иначе, мол, пропадёшь.
Когда я у них была, старец уже старенький был, по внешнему виду ему было больше 70-ти лет. Слепой он был или нет, не скажу. Но в церковь его водили, Ульяна водила. Брала под руку, и они шли. Идут, разговаривают, иногда старец молитвы читал. Он всё время с палочкой ходил. Куда потом Ульяна делась, я не знаю. Я тогда переехала на Камышанскую улицу, около больницы, и уже не знала подробностей вокруг храма. Приедешь в храм, помолишься, да домой к семье опять возвращаешься. Каждый раз, когда я в храме бывала, всегда старца видела.Со старцем я не раз разговаривала. Про его провидение тогда много случаев рассказывали, но я уже и не упомню их, всё-таки полвека прошло.Голос у старца был приятненький такой, говорил он тихо, с убеждением к тебе, лаской, любовью. Если бы он говорил, говорил, говорил, то его можно было бы слушать, слушать и слушать. Хороший был старец, хороший! Он говорил, знаете, присказками. Скажет что-то, а ты не сразу и разжуёшь. Потом время пройдёт, подумаешь ты и поймёшь.
Однажды мы разговаривали со старцем не меньше часа. Правда, это не значит, что мы всё время говорили. Он говорит о чём-то, но в какую-то пору вдруг замолчит, а Ульяна говорит: «Тише, Галя, он Богу молится». Потом снова начинает говорить. За столом мы вместе с ним не сидели, но он из своей комнаты говорил: «Ульяна, ты Галю чаем-то попои». Мы с Ульяной в кухне чай пили, а он в комнате сидел на кровати. Около кровати стояла табуретка, застеленная салфеточкой, а на ней всегда книга лежала – Евангелие. Мы чай пили, а он читал.
Знаете, а у него привычка одна была. Если в храме около него оказывался ребенок, старец обязательно приобнимет его, по головке и по плечикам погладит, приласкает. А ребятишкам, ведь, один раз сделал хорошо, два, а они потом так и бегают вокруг тебя. Картина – старец и стоящий около него ребенок, заглядывающий ему в лицо, – так и стоит перед моими глазами.
В храме он стоял в основном справа, напротив большой иконы Пантелеимона. Но, если это место уже было занято, он вставал на другое. Он же скромный был. Знаете, как хорошо люди к нему относились! Правда, иной молодой или молодая, проходя, могли с усмешкой на него посмотреть. Но это – редкость. А так, никто, никогда мимо него не пройдёт без поклона. Он имел какую-то внутреннюю силу располагать к себе, притягивать. Вот он пошёл, пошёл, а тебе так и охота посмотреть ему вслед, оглянуться, посмотреть в его сторону. Ой, хороший он был человек!
По силе притяжения на старца походил наш священник батюшка Александр Поспелов. Я у него некоторое время жила. Я пошла в шестой класс, у меня – ни обуть, ни одеть, ни есть, ни пить, ни тетрадок, ни учебников. Я две недели в сентябре проходила в школу и бросила, ушла в няньки, нянчилась с двумя ребятишками. А в храме меня потеряли, стали искать. Одна прихожанка сказала, где меня видела. Вот батюшка и пришёл за мной, забрал к себе. Сапоги мне прорезиненные сшили, платье купили. Батюшка сходил в тринадцатую школу, договорился взять меня обратно. В ней я семь классов и окончила. Батюшка Александр Поспелов был такой душевный человек, ой, такой душевный! Постник и молитвенник был великий!
А судьба у него была тяжелая. Матушка Лида оставила его, когда батюшку посадили как врага народа. Она ещё тогда отреклась от него. У него сын был Георгий Александрович (сам батюшка был Александр Георгиевич). Когда батюшка освободился, пришёл из заключения, – страшно глядеть было. Ботинки на нём истлели, были уже не чёрного, а рыжего цвета, подошвы отвалены, одежда – отрепья. Когда отец Александр служить стал, вот тогда матушка Лида к нему и приехала: «Батюшка, прости». Потом опять уехала. Я видела и её, и его сына, когда они приезжали к батюшке.
Отцом Александром люди были так довольны! Таких, как отец Александр, потом пособирали и опять посадили. Как нам потом рассказали, они тайком читали книгу «Откровение Иоанна Кронштадтского». Лёня – псаломщик у нас был, его тоже забрали. На этот раз они недолго просидели. У нас тогда была Новосибирская епархия. Отец Александр приехал туда после заключения, его и оставили в Новологовой деревне, около Новосибирска. Там его и парализовало. Его увезла женщина в Новосибирск, ухаживала. Мы с Лёней к нему ездили, а он сказал: «Я, Галочка, думал, что меня в больницу везут, а меня вот сюда привезли».
А что касается Лёни-псаломщика, так его хоть псаломщиком, хоть регентом поставь, он любого за пояс заткнёт. Даже батюшкам подсказывал, что и как правильно делать. Вы спрашиваете, не убили ли батюшку, как кто-то вам сказал, при закрытии нашей церкви? Впервые об этом слышу. Не было такого. Тут бы как народ всколыхнулся весь! Нет, батюшка Покровской церкви, его помощники: моя двоюродная сестра Артамонова Анна Дмитриевна, регент Пётр Максимович, – уехали в Белово. Иконы все, по уму, обернули бумагой, аккуратно погрузили на бортовые грузовые машины. Было объявлено, что церковь закрывается, что служб больше в ней не будет. Но в народ просочилось, что сегодня ночью храм будут разбирать. Там народу было – целая Апрельская. Были солдаты, была милиция. Для священнослужителей и их семей подогнали легковые машины. Отец Евтропий с иконой Божьей Матери сел в первую машину. Потом этих своих священников я видела в беловской церкви. Я же всё время в неё ездила. Редко какое воскресенье пропускала.
Мне на душе такая радость стала, что вы хлопочите о старце. Буду молиться, чтобы у вас всё получилось. Ой, рада буду, если книга о нём будет! Если мы что-то не почитали, следующие за нами будут знать и почитать. Дай Бог, чтобы не пропала эта память!"
Док. № 17
23 апреля 2011 г., г. Кемерово, беседа с журналистской Ореховской Евгенией Владимировной, 1970 г. рождения. Беседу вели священник Александр Зленко и историк Леонид Лопатин.
Евгения Владимировна: "Я журналистка – внештатная, хотя и вхожу в Союз журналистов. Моя основная работа – боец Кемеровского отряда милиции особого назначения. Попала в ОМОН, занимаясь с 1989 г. спортом в «Динамо». Стала мастером спорта международного класса по пулевой стрельбе, тренером высшей категории. По званию я – прапорщик.
Моя бабушка, Анна Емельяновна Цигичко, родилась в 1918 г., умерла в 2002 г. Она была очень набожной. Читала молитвы и утром, и днём, и вечером. Становилась перед иконами и молилась. Много знала духовных песен и стихов. До 82-х лет сама вела своё деревенское хозяйство. Последние годы жила у нас в Кемерово, стала немощной, лежала в кровати и пела эти песни. И часто мне рассказывала, как они переселились из Белоруссии в Сибирь, как они жили в деревне Шуринка. В её рассказах постоянно фигурировал, как она говорила, батя Сергий. В 2001 г. мой муж Андрей дал мне диктофон, я на него записала все её рассказы, сделала статью и опубликовала в газете «Кузнецкий край». Статья имела отклик. Её потом перепечатала газета Промышленновского района, где и находится д. Шуринка.
Недалеко от Шуринки были две деревни – Дивинск и Сибирск. Отец Сергий остановился в Дивинске. Дивинск находился на речушке в очень живописном месте, где водится живность, не встречающаяся на других территориях. Заповедник какой-то. Там был родник, воде которого приписывали необычайные свойства. Говорили, что вода в нём появлялась по молитвам, потому его святым считали. Деревенские все больнушки свои лечили водой из этого ключа. Сейчас деревни этой нет, её в 50-м году расселили по соседним деревням. Но места домов там и сейчас легко обозначаются по кустам крапивы, растущей на их месте. А люди переселились в основном в Шуринку.
Эти места настолько чистые! Они вдали от всех дорог. И люди там, как моя бабушка, чистые жили. Когда бабушка умирала от сердечного приступа, она говорила: «О, смотрите, Небеса открылись. И какие-то люди ходят в белом». Она у меня в конце жизни была как святая. Видимо, неслучайно в их местах и появился такой светлый старец.
После рассказов бабушки, я захотела более подробно узнать про старца Сергия, провести журналистское исследование. Летом во время отпуска мы с дочкой поехали в эту Шуринку, поселились у родственников. Выяснилось, что в этой деревне про батю Сергия знали все, даже те, кто родился после его смерти. Но мне интересны были те бабушки, кто знал его лично. Мне нужен был первоисточник, а не пересказы людей о старце.
В Шуринке все помнили мою бабушку и охотно помогли мне установить тех односельчан, кто знал батю Сергия. Они его именно батей и звали. Ни «отец», ни «батюшка», а именно «батя»! Я нашла шесть человек, которые мне охотно про него и рассказали. И что интересно! Был праздник Троицы, когда я с диктофоном обходила их дома. И в этот день на одном дыхании мне люди о нём рассказывали. А в другие дни, когда я пыталась что-то уточнять, всё было как-то вяло, и люди говорили, кажется, не очень охотно.
К тому времени я продвигалась по духовной линии, читала Оптинских старцев, Серафима Саровского, Сергия Радонежского и многих других. Могла сопоставить их истории, их опыт, их путь, благодаря которому они и сохранились в памяти народа. Сопоставить и сравнить с опытом бати Сергия. Получалось – он святой! Я-то раньше думала, что святые были только в древности на Руси, в европейской части страны, а тут... Думала, что с приходом советской власти уже никаких святых и быть не может. Чем больше я узнавала о бате, тем больше вырисовывалось для меня его величие.
Для людей, с которыми я беседовала, никакого сомнения в его святости не было. Они отмечали его прозорливость как доказательство, с их точки зрения, святости. Бабушка рассказала, как однажды некая Анна посадила в печку хлеб печься, а сама пошла работать и забыла про него. А отец Сергий ей говорит: «Раба Божья Анна, у тебя же хлеб сгорел». Побежала она домой, и правда, хлеб сгорел. Он мог сказать: «Надо идти в такую-то деревню, там покойник». Придут в эту деревню – и правда, покойник. Откуда он узнавал про это? Он отпевал его.Старец крестил детей. Ведь церкви же кругом позакрывали. А люди чувствовали, что от него сила Божья исходила. Вот и крестили у него. Он крестил и мою маму. Правда, на маме это никак не сказалось. Она все годы оставалась неверующим человеком. Бабушка мне говорила, что до бати дети были погружёнными. А батя крестил после этого погружения.
Он собирал людей в каком-то доме для молитв. Учил их молитвам. Бабушка говорила, что всем молитвам, которые она знала, её научил батя. А молитв она знала очень много. Люди приходили, молились. Был ли он священником или монахом, люди не говорили. Да я такого вопроса им и не задавала.
У отца Сергия в Дивинске было два доверенных человека: Мария Мигушова и Ульяна Тишкевич. Ульяна работала секретарём в сельсовете, была, как говорили, немного не в себе. Он ей сказал, что если она будет с ним молиться, то болезнь пройдёт. И действительно помогало. А потом что-то случилось. Она не то убежала от него, не то ещё что, но, говорят, сильно заболела.
Я специально не задавала в Шуринке вопроса о случаях исцеления, но знаю, что по молитвам старцу одна женщина спасла своего внука, когда он сильно обгорел.Я видела этого 16-летнего юношу, лицо, действительно, сильно обезображено. А один случай меня просто потряс. Женщина рассказывала, как она беременной сбежала из ФЗУ и хотела повеситься на боярке.А ей привиделся батя Сергий, который сказал: «Негоже, раба Божия… иди домой, тебя там ждут». Испугалась она этого видения, прибежала. Жива до сих пор. А родившийся сын стал мэром где-то в Якутии.
Очень сильное впечатление и добрую память о себе оставил отец Сергий в том районе. Мы знаем о нём в 40-е годы, не знаем про 30-е. Простите меня за очень смелую аналогию, но и о Христе мы знаем только последние три года его жизни. А что было до этого в жизни Христа? Что было до этого в жизни старца? Люди, рассказывающие о нём, ничего не знали о его истории – откуда он пришёл, где родился, чем до них занимался? Они воспринимали его таким, каким он был в настоящее для них время. Возможно, он и сам выбрал эти далёкие от дорог деревни по этой же причине – его там никто не знал. Нет пророка в своём Отечестве…. Так же он и ушёл. Как я установила, появился он у них либо в конце 1941 г., либо в начале 1942 г., жил у них до 1945 г.
Знаете, у меня сложилось впечатление, что он всё время работал, помогал женщинам в поле и, как все они говорили, на клейтоне крутил барабан. Это какая-то ручная машина по обработке зерна. Они говорили, что с его молитвами им легче было работать. Святые ведь не только молитвами жили. Сергий Радонежский, например, всё время работал, не только молился. Старец научил их одной духовной песне, которую часто пела моя бабушка и которую, по моей просьбе, мне спели женщины в Шуринке.
Хранитель Бог хранил и берёг
Меня бедного в мире лукавых,
А я – жалкий слепец, позабыл, что Отец
Дал на царство мне вечное право.
Это право я взял и его променял
На широкий простор и раздолье.
А я – в мире в гостях, день и ночь на пирах
Упивалось моё самоволье.
Только грусть и тоска, как от гроба доска,
Мне на сердце без спроса ложилась.
Убежать от тоски – все пути далеки,
Если в сердце она поселилась.
А Святыня – она нам, как манна, дана
Главным Странником здешней пустыни.
Если голод нас ест, то за то, что мы Крест
Перестали считать за святыню».
Конечно, спела я её не так красиво, как они, но слова и мелодию передала точно.Я задавала вопросы о его одежде. На нём, как они говорили, было что-то длинное, похожее на ризу, типа гимнастёрки, не болотного, а тёмно зеленоватого цвета. Он её сам стирал, никому не давал. Похоже ли это на монашескую одежду? – не могу сказать. Подпоясан поясочком. Про крест не спрашивала, но, если бы он был на нём, мои собеседницы, думаю, об этом обязательно бы рассказали.
А вот про родник я расспрашивала. Там была такая история. Была сильная засуха, хлеб высыхал на корню. Во время войны – это гибель. А причиной этой засухи, как говорили люди, было самоубийство одного человека. Он повесился. И тем самым, как они убеждённо говорили, осквернил всю округу. Тем более, что похоронили его на общем кладбище. Старец сказал, что могилу этого покойника надо отлить водой из святого источника. Я про родник уже говорила. Вся деревня пошла крестным ходом с иконами к тому источнику. У них была большая икона (метр на метр) Девы Марии. А вода из этого родника, как я уже говорила, шла только по молитвам. Все встали на колени, молились, пошла вода. Они эту воду брали и носили на большое расстояние, лили на могилу. Пошёл дождь.Родник исчез, когда перегородили запрудой речку, и вода залила это место. Место изменилось до неузнаваемости.
Сейчас запруда прорвана, вода сошла, но родника не стало. И деревни, которую он поил, тоже нет, сориентироваться трудно. Мне рассказывали, что одна женщина через много лет приезжала с мужем в родные места. Пришли они на место родника, она сказала, что вода появляется по молитвам, муж не поверил. Стала она читать молитвы, а вода, буль-буль, и появилась. С геологом Вадимом Ермоленко мы разыскали это место. Правда, для этого пришлось привлечь ровесника моей мамы Колю Старкина, он и сейчас в Шуринке живёт.
Весь процесс поиска я снимала на камеру. Старкин подойдёт то к одному месту, то к другому. Определились на территории с точностью примерно пяти метров. Вот тогда мы и заметили, что в одном месте трава намного выше, чем в других. Вадим сказал, что это указывает на топкое место, где вода исходит. Подошли, а там стоит голубоватая чаша. Как будто кто-то специально её там поставил, как знак. Хотя это и был огромный изолятор от высоковольтной линии. Мы не рискнули без молитв раскапывать это место. По-боялись святотатства. А свидетели говорили, что батя учил их специальной молитве, смысл которой «вода появись, чтобы тебе отдать поклон» (Примечание1).
Когда я провела опросы и обработала материалы, у меня, знаете, появилось какое-то светлое чувство, чувство выполненного долга!"
(Примечание 1):Это не язычество и не заговор. Здесь речь идет о двух молитвах, которые сельчане действительно могли слышать из уст старца Сергия на источнике, но которые, за неимением у них богословской подготовки, они понимали и передавали по-своему, простонародно, с искажением главного смысла.
Словосочетание «вода появись» правильно передает содержание 1-й молитвы о копании кладезя, в которой Церковь пламенно взывает к Господу о вызывании из недр земли воды, сладкой и обильной: «… иже в непроходных проход обретаяй неизреченною и непостижимою мудростию: иже от сухаго камене водным подавый тещи потоком, и жаждущыя люди Твоя насытивый: … и даруй нам воду на сем месте, сладкую же и вкусну, довольну убо к потребе, не вредительную же убо ко приятию…». А вот слова «чтобы тебе отдать поклон» – это услышанный, но неправильно адресованный окончательный возглас священника после второй молитвы, читаемой над новым кладязем: «Яко Тебе подобает всякая слава, честь и поклонение, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».