О молоке и звёздах в сказке "Конёк-Горбунок"
Там, высоко-высоко
Кто-то пролил молоко
И получилась млечная дорога... / Юлий Ким
Так пели в нашем детстве по-настоящему сказочные артисты - Рина Зелёная и Евгений Евстигнеев - в фильме о Красной шапочке.
Ну, кто пролил молоко, и сам Юлий Ким, сочинивший песню, и мы с вами, всё же знаем: его пролила супруга Зевса-громовержца Гера, когда увидела, что кормит грудью чужого ребёнка. Этим ребёнком был Алкид (Геракл). Он успел отхлебнуть молока богини и приобщился к бессмертным. И я утверждаю, что молоко в сказке "Конёк-Горбунок" - это так же звёздное и божественное молоко, тест на бессмертие - который царь не прошёл, а Иван - прошёл - потому что у него был друг - Конёк-Горбунок.
С чего начинается всё? Иван караулил воришку, да считал звёзды. Вот - его первое обращение к ним. Он - страшно далёк от этих звёзд, но через миг явится ему волшебная Кобылица - и родятся от неё чудо-кони и друг-Горбунок, - и дурак уже станет на путь бессмертия, на Млечный путь. Потом завистливый спальник обзовёт парня "молокососом" - что на самом деле совсем не позорно, а - напротив -лестно, поскольку молокососом - как мы уже вспомнили - был и сам Геракл, главный из героев Эллады, - благодаря которому в небе разлился Млечный путь, и смертным открылась возможность бессмертия. (До Геракла бессмертны были только боги.) Потом звёзды засияли на дворце Царь-девицы. А избушка-то у неё - как гнилушка, - в первой редакции сказки:
Видишь, вон где, на восток,
Словно светится гнилушка...
Чай, крестьянская избушка!
Это ж надо - какой близорукий Иван - изумрудный терем со ста столбами голубыми (в этой же редакции) принять за какую-то гнилушку! Но - оказывается - в сочетании "светится гнилушка" есть свой - опять же связанный с молоком - смысл. Светящимися гнилушками занимался русский физик-естествоиспытатель Василий Владимирович Петров (1761 - 1834). Его интересовало, отчего гнилушки светятся в темноте. У нас в "Горбунке" - кстати - есть и отголосок этой светящейся гнилушки - пень горелый, - который придумал Иван, рассказывая братьям небылицу об огоньке в темноте от этого пня, вместо были о том, как он нашёл Перо Жар-птицы. "Раздувал его я с час, - Нет ведь, чёрт возьми, угас", - жалуется дурак. Естествоиспытателя Петрова интересовало - будут ли гнилушки светиться в замкнутом пространстве, без кислорода? Он придумал колпачки для них и краники, перекрывающие подачу воздуха. Совсем без кислорода гнилушки не светились, но - при подаче минимального количества воздуха - начинали светиться вновь. Так вот, эти самые колпачки с краниками потом успешно использовались кормящими матерями для регулирования подачи молока младенцу!
Не перестаю удивляться разносторонности интересов Петруши Ершова. Впрочем, есть здесь вещь и ещё более удивительная, чем знание им опытов Петрова, - это знание об отношении Александра Сергеевича Пушкина к своей няне.
В академическом издании "Конька" строчки эти - о гнилушке и избушке - заменены следующими:
Словно светится зарница...
Чай, небесная светлица...
Под окном своей светлицы сидела и горевала няня Арина Родионовна в послании Пушкина "К няне" (впервые напечатано в 1855). Она же жила в избушке, и кормила Пушкина молоком своей народной словесности. Пушкин называл её мамой, поясняя - "не та мать ,что родила, а та, что молоком вскормила". Но Родионовна не была в прямом смысле кормилицей Александра Сергеевича; он действительно имел в виду её "чистое словесное молоко". Я привела цитату из послания апостола Петра, читаемого на Фоминой неделе, в Антипасху: ""Quasi modo geniti infantes, rationabile, sine dolo lac concupiscite ut in eo crescatis in salutem si gustastis quoniam dulcis Dominus"(как новорождённые младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение- ибо вы вкусили, что благ Господь 1Пет. 2:2- 3). Первые слова этой речи - "Quasi modo" - "как будто", - взял Виктор Гюго для имени своего горбуна из Собора Парижской Богоматери. "Как будто человек" трактуют это имя, но ведь ближе здесь трактовка - "как будто младенец"? Младенец, подкинутый Богоматери, и служащий Ей... И увидевший подобие Её в пятнадцатилетней цыганочке с изумрудным именем, принёсшей ему воды на плаху... Так же и у нас в "Горбунке" соединились вдруг избушка старенькой няни и изумрудный терем пятнадцатилетней Царь-девицы. Но так же две Музы были и у Пушкина - старая и молодая ... Откуда только это всё так подробно знал Ершов?! Мистика...
Здесь надо бы нам подробнее остановиться на сопоставимости огня с молоком. Вроде бы - разные стихии, - как по составу, так и по цвету. Но ведь уже белоснежная Кобылица врывается в сказку, как огонь... А огонёк, который видят Иван и братья, горит, как Божье Слово:
Чудный свет кругом струится,
Но не греет, не дымится...
Само слово "чУдный" уже является синонимом слова "божественный". И не схоже ли это всё с текстом Евангелия от Иоанна:
И Слово было у Бога, и Слово было Бог.
4 В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков.
5 И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
Частью этого Света и светит Перо Жар-птицы. Светом Божественного Слова, светом Самого Бога - Слова.
Но слова Бога подобны и чистому молоку, которое поит нас, чтобы мы возросли во спасение, с доверчивостью младенца прильнув к божественной груди. Огонь и молоко связаны напрямую. Потому Иван в байке для братьев и говорит о светящемся пне - гнилушке светящейся. Он показал себя им - как они его и считали - дураком, раздувающим горящий пень. А мы помним, что и профессор Петров так же "баловался" с тлеющими гнилушками - то прибавляя, то убавляя подачу воздуха через изобретённый им колпачок с краником. И - по какому-то божественному провидению - эти колпачки - конечно, более изящные и тонкие, - хрустальные, - стали использоваться кормящими матерями для регулирования подачи молока младенцам. Опять огонь и молоко оказались напрямую связаны... Так что в небе светится гнилушка, а вспоминаем мы при этом о молоке. Но ведь и звёзды в небе - что делают? - светят! При этом они образуют собой Млечный путь - нашу Галактику. А на изумрудном тереме Царь-девицы светится православный русский крест - из звезд, - кристаллизированного молока. С молоком ассоциируется и снег - зимний, чистый. Как и со звёздами. По крайней мере, у Пушкина всё это есть:
весёлый
Мелькает, вьётся первый снег,
Звездами падая на брег...
Или -
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит...
Молоко, звёзды, снег...
Наши кони и наши Жары-птицы питаются белояровым пшеном. Многие комментаторы бились над его загадкой, а оно гениально и просто, это пшено. Это - пшеница, которая бывает либо яровой, либо озимой. Именно это пшено либо покрыто белым снегом, либо согрето яром летнего солнца , - потому оно и бело-ярово. Лёд и пламень - они всегда вместе, - "единство противоположностей"!
Но мы отвлеклись от терема Царь-девицы, а о нём ещё можно кое-что сказать. Во-первых, сам крест из звёзд, - удивительный символ. Православный русский крест, - подчёркивает автор, - из звезд. Что это? Отдельная русская галактика - под созвездием православного креста? И Царь-девица - царица этой Галактики? Тогда она - никто иная, как Богородица, - о чём мы уже и догадывались... Во-вторых, здесь кроме креста из звезд есть ещё какие-то три звезды на каких-то верхушках - столбов, что ли?
Подъезжают; у ворот
Из столбов хрустальный свод:
Все столбы те завитые
Хитро в змейки золотые,
На верхушках три звезды...
Если столбов - сто, - как в первой редакции, - то звёзд этих - триста, что ли? Или всё-таки - три звезды? Всего - три?.. И к чему они?
Думаю, они соответствуют ещё одной редакции слов Ивана про терем Царь-девицы, увиденный им далеко вверху:
Словно светится зарница...
Чай, небесная столица.. -
так говорит герой в IV здании сказки.
Столица - это владение Царь-девицы. Со столицы же начинается сказка:
Знать, столица та была
Недалече от села...
То была - земная столица, а это - небесная. Только один город в России имеет своё подобие на небе. Город этот - Москва.
"Москва уже к XVII в. обрела тот неповторимый облик, который у людей Средневековья ассоциировался с христианским символом Небесного Иерусалима, града Господнего, где собираются
праведники от всех колен и народов. На древнерусских иконах Москву изображали в виде Небесного града Сиона – условного здания, на вершине которого восседала Богородица . Именно так выглядит столица на иконе «Церковь воинствующая» (16в.). На иконе Симона Ушакова «Древо жизни Российского государства» (17в.) Москва тоже предстает «домом Богородицы».
/ Рефераты о Москве в Интернете. "План « Града Небесного».
Градостроительство в русской столице. Выполнила ученица 11 кл. Прусыкина Ксения, школа №741.
То есть, Москва - третья христианская столица, третий Рим. Вот что означают, по-видимому, - три звезды: Рим, Константинополь, Москва.
А ведь терем с теремам
Будто город с деревнями, -
замечает Иван - или автор. Небесная столица является отражением земной столицы. И она - дом самой Богородицы.
Царь страны, у которой такая столица, должен ей соответсововать. Именно в Москве проходила коронация русских царей. Не знаем, какого царя имеет ввиду Ершов, - но знаем, что в 1826 году Москва короновала сначала царя Николая Первого, а потом - поэта Александра Пушкина.
И вот - первое смертное испытание для Ивана и первое и последнее - для сказочного царя. Котёл с кипящим молоком. Именно его не прошёл сказочный царь, сварившись в нём. Молоко и огонь соединились в этом котле. По счёту это - первый котёл, но Царь-девица говорит:
А последний - молоком,
Вскипятя его ключом.
И ключ - думаю - здесь в слове "переродиться".
Вспомни, матушка-царица,
Ведь нельзя ж переродиться, -
ноет старик-царь.
Но Девица утверждает:
Коль себя не пожалеешь,
Ты опять помолодеешь.
Не помолодел - сварился. Не переродился. Не уподобился младенцу. Остался при своих страстях, которые погубили его. Не доверился Слову Божьему. Отброшен с весов Истины - на дно котла...
Подобное испытание проходил сам Иоанн Богослов - его варили в кипящем масле - и он остался невредим, и даже похорошел - как и наш Иван. Жестокий царь Диоклетиан в своём язычестве мог додуматься только до котла с кипящим маслом. Автор сказки "Конёк-Горбунок", следуя Евангелию Иоанна и посланию апостола Петра, кипятит царя в Слове Божьем, - доведённом на огне до состояния кипения чистом молоке. Царь весь ушёл в остаток, не отделилось от него "всё свинцовое", - поскольку другого, чистого, божественного, соответствующего огню и молоку, - не было... Нет для него звёзд и бессмертия. Не достоин он Царь-девицы - Богородицы. Не может быть царём русского народа.
Вот какой приговор действующему монарху выносит восемнадцатилетний студент Петя Ершов, - предтеча Саши Ульянова, или - последователь Вани Якушкина... Хорошо - никто не догадался!