Бог не борется за нее….
После бессонной ночи мысли, тяжело, острыми булыжниками, ворочались в голове, давили в виски неизбывной безысходностью. Выход мог быть только один – смерть. Мысль появилась так естественно, что Светлана даже не удивилась и не испугалась.
Смерть здесь в Киеве, на Майдане была от нее в двух шагах, но забрала не ее, а Гаврюшу. А она даже не спросила, сколько ему было лет…, и в свои двадцать пять, чувствовала себя безнадежно старой и опытной. У нее в жизни было уже все! Было! Именно, было: и хорошая работа, и любовь…, а у него?.. Вряд ли….
«Боже! Почему так больно? Если Ты есть, то почему всем правит один лишь кукловод-Дьявол? И если Тебя нет, зачем во славу Тебя люди строят храмы, возводят в них алтари?.. Питают какие-то призрачные мечты о счастливой земной жизни и небесном рае»
Она чувствовала, что вера дает трещину.
Пусть! Так легче!
Она умрет, и никто даже не спохватится, не вспомнит о ней. Только один Кролик унесет ее падшую и неисправимо грешную в ад…. Все равно лучше, чем совсем одной.
- Трубку возьми! Возьми трубку!
Одной!? Звонок телефона точно из другой, уже не ее жизни, бодро вклинился во мрак утра, влил живительный нектар надежды в ссохшуюся душу.
А может быть, ОН все-таки есть?! Она встрепенулась, схватила телефон! Это, конечно, Данька! Он простил, он любит ее! И тогда… Бог есть?! Как она посмела усомниться?
- Тань! Привет! – чужой мужчина звонил чужой женщине….
- Вы ошиблись, - она не узнала свой голос, он был каким-то сторонним, металлическим, мертвым.
Механически отключила трубку, поднялась и решительно оделась. Потом, порылась в косметичке и достала пилочку для ногтей! Он получит ее только бездыханной! Или он думает, что она такая же мерзость, как Пуси Райт?..
Она успеет! В церкви сейчас как раз должна была начаться утренняя служба.
Вот и храм, красивый, величественный, гордый и неприступный! Русский православный. Она заприметила его, когда ходила пешком на Майдан, с замиранием сердца слушала перезвон колоколов.
Бледная переступила порог. Со всех сторон ее мгновенно обступили иконы. Торжественно ослепительно сверкали позолотой их оклады, проницательно вглядывались в нее лики святых, и осуждающе строго смотрел Иисус Христос, словно знал, зачем она пришла…. Кажется, были и люди, но Светлана, отречено озираясь по сторонам, никого не замечала. Бог – вот с кем она пришла встретиться! И пусть, если есть, ОН покарает ее.
Меж тем, вышел батюшка и дежурно приступил к службе. Обрывки молитв долетали до ее сознания, тормоша, раздражая струны расстроенной души.
В какой-то момент, поддавшись общему порыву, она рухнула на колени, и бессознательно вторя хору ангельских голосов тихо завыла.
- Ты крестись, крестись, девонька, - добросердечная старушка тихонько пристроилась рядом. Но руки словно задеревенели и не слушались.
Зачем она здесь? Зачем? Надо встать и поскорее уйти, пока еще не поздно, пока она ничего не совершила!
- Спасибо, - поблагодарила она пожилую женщину, собираясь подняться и уйти.
- Пора, Тома… пора, - глаза незнакомки вспыхнули лукавством, - иди, не бойся, я с тобой!
Это был он, Кролик!
Стало нестерпимо жарко. Накренился и поплыл купол храма над головой, и все окружающее потеряв значение, стало всего лишь набором абстрактных цветов, мозаичных огоньков. А все самое важное и значимое сосредоточилось внутри нее, там где бесцеремонно шарили его глаза. Душа в любой момент была готова вырваться из натянутого как тетива тела.
- Иди! Иди…, - настойчиво искушал он.
Ну, да! Да! Она готова! Она сделает это! Рука машинально нащупала пилку в кармане….
Она шла, обходя коленопреклоненных и молящихся, ровная как струна. Берет слетел с головы, и волосы золотистыми прядями вольно рассыпались по плечам. До амвона оставалось несколько шагов, когда она, не выпуская пилку из руки, другой начала расстегивать и сбрасывать с себя одежду.
Наступила тишина. Кролик ликовал. Зрелище было потрясающим. Девушка была похожа на прекрасную бабочку, освобождавшуюся от кокона. А как величественна была ее осанка! Он застыл, залюбовавшись всего на мгновение. Всего лишь миг, но контакт был утерян.
Она беспомощно оглянулась по сторонам, поднесла что-то металлическое к горлу и рухнула на пол.
- Черт! – выругался Кролик. – Но что там блеснуло у нее в руке? Что она удумала?
Толпа пришла в движение, зашумела. Под возмущенные крики, под причитания суеверно крестящихся старушек, созданная им собственноручно богиня свалилась прямо к ногам обескураженного священника.
- Черт! – он не мог простить себе этой обидной минутной слабости. Еще немного и она была бы в его полной власти!
Он с досадой наблюдал, как расторопный поп, подхватил ее безжизненно обмякшее тело на руки и унес во внутренние покои, а молчаливая служащая собрала раскиданную одежду и посеменила следом.
Народ роптал, как растревоженный улей. Задние ряды напирали на впередистоящих:
- Что? Что там случилось?
И испуганно крестились старушки:
- Свят-свят....
- Икона замироточила, - ахнул кто-то, - кровью!..
- Не к добру, ох, не к добру!.. Дьявол хозяйничает в Киеве…
- Кровушки славянской алчет….
Вышел другой, совсем еще молодой поп и в спешке начал исповедовать.
Кролик скрипнул зубами.
- Фуу! – вырвалось у него, - что вы все завопите, когда увидите, насколько вашему Богу начихать на слезы и смерть ваших стариков и детей. Молитесь! Молитесь пока что!
Он никак не мог успокоиться, сдержать разочарования, словно у него только что отняли любимую куклу, которой он не успел натешиться, наиграться, случайно ослабив нити.
Но все-таки не отрубив, а только ослабив. Он пытался уговорить себя. Но ничего не помогало: он хотел ее безумно и немедленно, у алтаря.
Но она ускользнула! И он хотел расплаты. Дети-нехристи заплатят за его оплошность! Эти, без вины виноватые души, пытать и мучать было особенно сладко. Ничто так не утешало, как стонущие от боли и страха малютки.
Последнее что она запомнила, прежде чем упасть в обморок - режущий глаза блеск огромного металлического креста.
Очнувшись, Светлана, с удивлением увидела над собой до щемящей боли знакомые глаза. Они излучали чистоту, доверие и любовь… Радость заполнила душу:
- Значит, я тоже умерла! Гаврюша, как хорошо, что ты нашел меня.
Он молча смотрел на нее с легкой укоризной. Наверное, она чем-то обидела его:
- Хорошо, что я умерла. У меня все равно никого не осталось там, на Земле. Мы теперь будем вместе? Да?
- Матушка, путаешь меня с кем-то. Жива ты! Бог милостив.
Сознание постепенно прояснялось, вокруг Гаврюшкиных глаз все четче прорисовывались множественные тоненькие сеточки-морщинки, точно он прямо у нее на глазах стремительно старился.
- Ой, простите… - она сильно потерла глаза, - где я?
- В церкви, матушка. В церкви! Или не помнишь, зачем пришла в святой храм?
Она испуганно осмотрелась. В каморке, иначе комнатку, где она возлежала на кровати на непомерно высокой неудобной подушке, назвать было нельзя, было вполне уютно и даже как-то благоговейно. Со всех стен и углов с икон на нее сочувственно смотрели лики, лики, лики…. Горела лампадка в углу у иконостаса, и умиротворенно пахло ладаном. Было так тихо и спокойно, что ей мгновенно захотелось спать, так сильно, буквально до озноба, будто она не спала целый год.
- Я спать хочу, дедушка, - озвучила свои мысли.
- Я батюшка, - поправил он, и тут же согласился, - ну, спи тогда.
Бледность лица и синюшность губ женщины, однако, вызывали беспокойство. Хотя Матрена, церковная служащая, уже помыла и переодела женщину, чего-то не хватало еще, чтобы оставить ее спокойно почивать в своей келье.
- Вот что, матушка, дай-ко я тебе крестик серебряный надену на шею, – вслух подумал он, доставая крестик из маленькой шкатулки. - Не знаю, зачем ты срам свой обнажить хотела в святом, намоленном месте, но думаю, это сейчас тебе не помешает.
- У меня тоже где-то есть крестик в бабушкином комоде, только он золотой, - послушно давая надеть на себя оберег, вспомнила Светлана.
- Ты крещеная значит? Ну-ну…, ну-ну….
Проваливаясь в сон, она все слышала его тихое стариковское ворчание, от которого становилось спокойней.
Данил купил билет до Петербурга на самый ближайший рейс. Больше в Киеве делать ему было нечего.
- Были на Майдане? – спросил словоохотливый попутчик, усевшись рядом и для солидности раскрыв деловой журнал.
- Что я там не видел? – огрызнулся Данил. Кошки на душе уже не царапались, а буквально вгрызались клыками. Он почему-то был уверен, что этот Майдан отнял у него Светку.
- А я был! Брат пристал: сходи, там такая атмосфера! Это надо видеть, мол, своими глазами. Мой брат не какой-то горный шакал с восемью классами, он отличный предприниматель, надежный и умный человек, а скакал на Майдане и в ширину, и в высоту, как первобытный зомби, не способный к критическому мышлению. Поведал и о подвигах – камушками кидались и бутылками, и шины жгли, и снежные крепости строили. Целый ушат пропаганды и агитации на меня вылил. А я ему говорю: «Да там же бандеровцы!»
- Ну, и? Подтвердил? – отмалчиваться было неловко, Данил решил поддержать разговор.
- Какое там! Я ему все доказательства представил. Сослался на их деятельность на ю-тубе. Там и брат на снимках присутствует, так что сказать - «я не знаю», не вышло.
- Помогло?
- Не помогает и не поможет. Это все равно, что заявиться в опиумный притон и начать проповедовать трезвость. Зачем? Чтобы наркоманы были счастливы? Так они уже счастливы — здесь и сейчас. В отличии от самого лекаря. Многие знания ведь умножают печали.
- Многие знания умножают печали, - эхом повторил Данил, - как точно! Но как же так может быть, чтобы братья так по-разному воспринимали Майдан?
- Ха! Братья! У его соседа по лестничной площадке вообще семья распалась. Одна сатана, то есть! Была одна, стала две!.. Жена так и сказала: «Ухожу, потому что ты за Путина!» И ушла! Бросила мужика и дочку семилетнюю.
- Не понимаю, каким боком там Путин, да и вообще Россия. Нам-то какая с Майдана выгода, только боль головная! Может быть, там Путин не причем, просто к другому ушла, - предположил Данил.
- Тогда уж не к другому, а к другим. Да собственно и не скрывала, что де ребятам-повстанцам расслабляться надо в перерывах битв с врагами Украины. Там же целые полчища необогретых голодных хлопцев.
Данька скрипнул зубами. Вот в чем могла быть разгадка ее, Светкиного, неистовства. Что? Что она хотела ему объяснить?.. Черная туча плотно заволокла душу. Нет, он не был альтруистом….
Захотелось напиться.
Стыдно было признаться, но в свои тридцать он все еще искал смысл жизни. И он чуть было не женился… Дурак! Он только что верил женщине и думал, что способен ради нее на поступок. Ни одна женщина не стоила этого! Ни одна! Он не сомневался в ее измене!
И что теперь? Как жить, если из-под тебя выбили опору?
Для начала он напьется. В конце концов, мужик он или как? А если мужик, то непременно напьется. Железная логика, мужская!
Добравшись до дома на маршрутке, Данил решил проехать еще две остановки до винного супермаркета.
Идея напиться становилась все навязчивей.
Рядом с винным магазином притулилась пекарня, торгующая двадцать четыре часа свежими недорогими булками. Сегодня, как и обычно, здесь стояла очередь, было оживленно.
- Воот! – врезалось в уши, - детей делать научилась, а кормить не научилась!
Какой-то краснорылый мужик, не первой свежести, видимо радуясь своему остроумию, на разные лады повторял одну и ту же фразу, привлекая внимание присутствующих и прохожих.
Чумазая ссутулившаяся нищенка, с ребенком на руках сидела у пекарни прямо на холодном асфальте, а рядом с ней с кружечкой в руках попрошайничала девчушка лет четырех-пяти.
- Детей научилась делать, а зарабатывать не научилась! – повторял мужичонка, явно призывая на голову женщины народный праведный гнев.
Данил ужаснулся! Откуда только в людях столько ненависти, злобы, равнодушия? Он заглянул в себя и ужаснулся еще больше! Чем же он сам лучше? Носится со своей проблемой, как курица с яйцом, и не видит в упор, что вокруг людям еще хуже, что им элементарно есть нечего. Дети, старики голодные, и не в какой-то там Африке, а в России! В его стране, в цивильном двадцать первом веке. Еще вчера он прошел бы просто мимо, брезгливо отряхиваясь от грязных рук маленьких попрошаек. Но не сегодня!
- Эй, притормози, - угрожающе надвинулся он на детину, - тебе объяснить, как детей делают, или сам вспомнишь?
- Ты чо, парень? Иди себе мимо, я ж тебя не трогаю, - попятился тот.
- Тебе объяснить, кто должен зарабатывать и кормить детей?
Мужик ретировался и растворился меж домами.
- Да домогается он эту таджичку уже второй день, озабоченный видать, - пояснила какая-то женщина, отоваренная свежим хлебом, протягивая печенюшку малышке с кружечкой.
Злость просто бурлила внутри!
Дальше, он совершил то, что никогда бы раньше не сделал. Он подошел к нищенке и заговорил с ней:
- Где ты живешь? – Данил присел на корточки, пристально взглянул в огромные испуганные черные глаза на усталом лице маленькой женщины неопределенного возраста.
Она, не ожидая ничего хорошего, в панике замотала головой.
- Да не понимает она по-русски, - снова пояснила добрая самаритянка, - понаехали, а язык только на уровне «Поможите, люди добрые». Живут в нечеловеческих условиях, дети грязные, неухоженные, тут недолго и чесотку, и вши схватить.
У Даньки при этих словах все разом зачесалось, вспомнилось испорченная ауди. Но вместо того, чтобы повернуться и уйти, он твердо и решительно взял за руку девчушку:
- Пойдем ко мне! У меня все равно квартира пустая.
Он твердо решил накормить несчастных. Или он не мужчина!?
Девочка яростно упиралась, таджичка семенила следом и что-то непонятное причитала на своем языке, но Данил был непреклонен.
Живописную группу не желало брать ни одно такси, прохожие шарахались от них.
Два квартала до дома он преодолел только благодаря своей несгибаемой воле. Решил, сделал!
- Вот туалет, ванна, мыло, мочалки, шампунь, полотенца, – тыкал он носом перепуганную женщину, - детей, - он, подтолкнул к ней девочку, ткнув пальцем в грязные ручки, - немедленно вымыть!
Она неожиданно поняла и подчинилась. Пригодились и Светкины тапки, и халат.
Пока семейство принимало водные процедуры, он сбегал в аптеку за подгузниками для маленького, по пути скупая все, что могло понадобиться для ухода за ним. Продавщица смотрела на него с нескрываемым восхищением, точно на обезумевшего от радости молодого папашу.
- Вот это еще и это, - предлагала она.
Дома он застал идиллическую картину. Вымытые дети, завернутые в чистые простыни, обнявшись, спали под пледом на его диване в зале. Наверное, у них даже не было сил поесть, или женщина дала им что-то из своих запасов.
В ванной шумела вода. Он собрал их грязные лохмотья, засунул в мусорный мешок и отнес к входной двери. Потом включил чайник, вывернул на стол пакет с едой, кое-что, порывшись, извлек из холодильника и усталый, но удовлетворенный присел на табурет.
Прошло еще некоторое время, когда в проеме двери бочком, стыдливо опустив глаза, появилась таджичка собственной персоной.
Сказать, что это явление произвело впечатление, не сказать ничего. Его просто повергло в шок, когда он увидел перед собой подростка, с болтающимся на худеньких плечах Светкиным халатом! Она точно смыла возраст, и теперь ей можнобыло дать от силы лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Темные влажные волосы шоколадным сверкающим каскадом рассыпались по плечам, Черные длиннющие ресницы тенью легли на персиковые отмытые щечки.
И все это так не увязывалось со спящими малютками на его диване. Когда могла успеть эта девочка наплодить еще таких же себе подобных детей? Во сколько же лет они вступают в половую жизнь?..
Отеческое нечто проснулось в душе:
- Как тебя зовут?
Она подняла на него черные омуты испуганных недоверчивых глаз.
О да! «Восток – дело тонкое!» - вспомнил он. Но кто посмел так нагло эксплуатировать этих детей?!
- Я Данил! – ткнул он в себя пальцем, - а ты? – бесцеремонно ткнул в нее.
- Анзурат…, - она вновь потупилась.
Интересно, это имя такое или она снова ничего не поняла? Надо посмотреть в интернете значения их слов. Но ничего не поделаешь, пока придется называть ее Анзурат. Он притянул ее за руку к столу, придвинул табурет:
- Садись.
Она ела с хорошим аппетитом, но не жадно, аккуратно и даже как-то обворожительно красиво, так что он невольно засмотрелся. На время показалось, что вместе с шинкой, лососем, исчезающим с тарелок, исчезают и его собственные проблемы и появляется какой-то новый смысл жизни.
- Вот продукты, еда – ням-ням! Кастрюли, сковорода, - после ужина, он продолжил знакомить ее с квартирой, открывая шкафы и холодильники, поясняя слова жестами, - варить, кормить детей.
Она следила за движением его рук, как зачарованная.
- Хозяин, - вдруг заволновалась она, - Анзурат не бить? Он спать?
- Конечно, - он кивнул, - диван большой. Вы все поместитесь.
Она поняла его по-своему. Прежде чем он сообразил, что она имеет в виду, начала обреченно расстегивать халат.
Пред ним предстало совсем юное создание, но истерзанное до такой степени, что он чуть не задохнулся от возмущения. Кровоподтеки, следы от щипков, ударов и ожогов были на теле. Девушку избивали, пытали? Но кто? Как она здесь? С кем? Кто эти дети? Вопросов было столько, что у него закружилась голова.
- Анзурат! – злость, негодование, захлестнули, - я не педофил! – он застегнул пуговицы Светкиного халата, от которого пахло такими родными духами, - иди спать. Там дети одни! – он показал в сторону комнаты. Она поняла.
- Они пилюли, они не мешать.
- Какие пилюли? – час от часу не легче! – что ты им дала?
Она услышала грозные нотки.
- Я слушаться! Я хорошо, очень слушаться. Не бить Анзурат, пожалуйста.
- Дура! – выругался он, взял ее за шиворот и отволок к дивану.
- Спи!
Надо перетрясти ее вещи и выбросить все пилюли к чертовой бабушке, а детей немедленно показать докторам.
Ну, почему весь мир зациклился на сексе!? Девчонке учиться надо, а она уже знает что такое пытки. Как еще лицо не изуродовали? Скоты! Завтра же он заявит в полицию! Завтра же займется судьбой этих детей. Если получится, усыновит всех и выведет в люди! Теперь он будет отвечать за них, кормить и учить!
С такими грандиозными мыслями он, больше не терзаясь Светкиной изменой, почти счастливый, уснул.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/06/24/1181