«Писатель (реже литератор) — человек, который занимается созданием словесных произведений, предназначенных так или иначе для общественного потребления».
Общепризнанная трактовка традиционно скользит по поверхности, словно познающий мир ребенок, который осторожно гладит яичную скорлупу, но боится заглянуть внутрь и разглядеть океан зарождающейся жизни.
Писатель – творец, создающий реальность, которой никогда не было, и, возможно, никогда не будет (порой и слава Богу!).
Писатель создает свой мир, где все законы познания хоть немного, но отличаются от нашего, пусть даже действия и происходят на планете Земля. Бывают те, кто создают другие планеты и безграничные вселенные, устремляя свою мысль на сотни и тысячи лет вперед!
Писатель рождает персонажей, способных изменить мир (я не беру тех, кто пытается утопить его в крови, заколдовать или воскресить очередную династию вампиров-романтиков), наделяя их такими уникальными качествами созидания, которые никогда не встречал в реальности, и, возможно, уже не надеялся встретить.
В разные эпохи писатели творили по разным причинам:
Мишень Монтень писал, по большому счету, от безделья, в чем сам нередко сознавался, но как он писал, словно вылеплял предложения из единого целого!
Диккенс пытался выразить протест времени и обнажить всю губительную систему викторианской Англии, использующую не только детский труд, но и окутавшую народ безумным количеством ограничений, словно изголодавшийся паук, накинувшись на долгожданную жертву.
Бальзак откровенно высмеивал разлагающиеся нравы своего общества.
Достоевский пытался познать всепоглощающую глубину русской души, причем ставил эксперименты бытия собственноручно, и вряд ли кто-нибудь еще сможет сравниться с ним в этом.
Айн Рэнд ничего не пыталась доказать, она просто ставила миру нерушимый ультиматум – или-или, давая шанс возродится и выжить, или вернутся в пещеры и загубить в себе все то, что делает человека человеком.
Примеров множество, но большинство из них порождено несовершенством времени и попыткой повлиять на настоящее. Конечно, мир изменить невозможно просто потому, что не мы его создали – его можно либо улучшить, либо ухудшить, а это совсем другие понятия.
Отсюда возникает другой вопрос – вмешивается ли писатель в деятельность настоящего Творца-Бога?
Конечно нет, поскольку Бог в какой-то степени тоже писатель, создавший нашу собственную реальность.
Писатель-человек не выступает даже в роли оппонента или критика, поскольку он не в состоянии постичь масштаб мысли и возможностей истинного Творца даже на бумаге. В конце концов, Божественные законы мироздания настолько совершенны и неоспоримы, насколько безгранична Вселенная, и то, что человек не научился их до сих пор использовать, не проблемы Создателя. Дикарям тоже можно подарить «Бентли», и они сделают из него ржавую хижину.
И вот здесь уже включается писатель-человек, который может выступать негласным арбитром на футбольном поле – не он придумал правила игры, но он в состоянии поправлять игроков, которые их нарушают или вообще забыли выучить перед матчем. Однако при всем при этом писатель-человек должен сам отлично понимать эти правила и знать, о чем идет речь, в противном случае он приведет игроков к неизбежному поражению.
Писатель-человек, как и Создатель, вынашивает свои творения, словно ребенка, и порой на создание книги уходит больше времени, чем требуется, чтобы воспитать ребенка и поставить его «на ноги». Поэтому нет большей награды для писателя, как и для любящей матери, если хоть один его читатель сможет оценить и прочувствовать всю ту гамму чувств и переживаний, которые испытывал он сам в процессе творения, и лишь писатель-человек в состоянии открыть свою душу другому человеку настолько, насколько душа обозрима для созерцания вообще.
Безусловно, каждый человек имеет свою врожденную направленность, которую он может и не познать в течение всей жизни, но, тем не менее, мне сложно утверждать – рождаются ли писателями или становятся. В одном я уверен точно – потребность писать есть не что иное, как отчаянная попытка не только прокричать миру все то, что уже невозможно держать внутри, но и окончательно познать самого себя, пытаясь найти вожделенную тропинку в дебрях собственной души.
Именно поэтому писатель готов творить совершенно бесплатно, даже осознавая, что его крик может никто и никогда не услышать. Но, освобождаясь от своего бремени, он словно переносит на бумагу все то, что не давало вдохнуть жизнь полной грудью, и всегда остается вознагражден.
В современном мире перевернутых понятий порой бывает сложно оценить настоящую шкалу той писательской способности, которая не позволит угаснуть произведениям впоследствии. Действительно, мы не сомневаемся в классиках, что было бы глупо, поскольку их творения оказались неподвластны времени и дошли до наших глаз. Но как быть с современниками, количество которых превосходит все разумные пределы? Конечно, во времена Диккенса молодых авторов было в разы меньше, чем сейчас, поскольку требования времени обязывали неустанно трудиться на благо собственного желудка.
Несмотря на то, что третья мировая настойчиво стучится в дверь, двадцать первый век ознаменован совсем другим уровнем жизни, дающей гораздо больше свободного времени для творчества, чем раньше. С одной стороны это замечательно. С другой – дает возможность на необдуманное творчество, способное лишь на искажение реальности и иррациональные установки, которые лишь навредят тому, кто за ними пойдет.
Задача читателя заключается в том, чтобы научится распознавать голос собственной души, которая всегда откликается на фальш и вносит существу определенное чувство дискомфорта. Это происходит на очень и очень слабом уровне, поскольку мы живем в материальном мире.
Помните, как говорил бессмертный персонаж Ричарда Хейли:
«Неодолимая страсть к поиску истины? Слышали ли вы, как моралисты и любители искусства веками говорят о неодолимой страсти художника (писателя) к поиску истины? Укажите мне, однако, пример большей преданности истине, чем преданность человека, который заявил, что Земля вертится, или человека, который говорит, что сплав стали и меди имеет определенные свойства, позволяющие использовать его определенным образом, что именно так и есть, и пусть мир пытает и поносит такого человека, он не станет лжесвидетельствовать против показаний разума! Такой дух, такие смелость и любовь к истине, а не то, что у немытого оборванца, который истерично вопит, что достиг совершенства безумца, потому что он – художник (писатель), не имеющий ни малейшего представления о сути и смысле собственного творчества, и ему наплевать на сами понятия сути и смысла, ведь он вместилище высших тайн, он не знает, как и зачем творит, все исторгается из него спонтанно, как блевотина из пьяного; он не задумывается, он презирает мышление, он просто чувствует; все, что ему нужно, это чувствовать, и он чувствует, этот потный, мокрогубый, похотливый, трусливый, гундосящий, студнеобразный подонок! Я же знаю, какая требуется дисциплина, сколько усилий, напряжения, какой ясности духа надо достигнуть, чтобы создать произведение искусства. Я-то знаю, что это такой каторжный труд, что позавидуешь закованному в колодки рабу на галере, требуется такая строгость к себе, какой не придумает никакой садист, с которой не сравнится никакая армейская муштра».
Могу подписаться под каждым словом, поскольку это касается любой области труда, и обратного допускать никак нельзя, в противном случае будет извращено само понятие искусства.
Создание любого нового произведения – это осознанный акт творения, который может возникать только из объективного понимания того, что происходит.
Конечно, мне печально оттого, что у нас подобный труд недооценен и во многом не востребован – я уже не беру материальные составляющие, без которых современная жизнь невозможна вообще, если ты не живешь в дикой африканской саване.
Однако по мере развития эпохи информационной свободы эта тенденция будет, надеюсь, только улучшатся, поскольку отступать уже просто некуда, и мы научимся ценить и воздавать похвалу собственным творцам пера и мысли…