Скупые слезы тускло блеснули в уголках закрытых её глаз.
"Потом... О потаскухе и о её ужасном грехе, казалось, забыли - всё закрутилось вокруг молодого красивого кучера, холодеющее тело которого лежало возле её дрожащих босых ног. Какая-то женщина билась в истерике подле него, моля Господа нашего помиловать её неразумное чадо, явить чудо и вернуть его к жизни... Кто-то окатил тело кучера ледяной водицей, однако... Однако, всё было тщетно... Она видела злые, ненавидящие глаза своего отца и матушки, она слышала их слова:
" Не дочь ты нам более... Не дочь!.. Поскудница проклятая... Подыхай тут как собака!.."
Из той, прошлой, жизни, Дуняша помнит ещё голос барыни:
"Зарыть эту падаль... Живо! Или хотите занять их место?"
"Ваша светлость... Голубушка ... Прощения просим, но... не по-христиански это, - бормочет какой-то несмелый голос, - Девица-то живая ещё... Явите милость... Позвольте прикончить бедолагу... Пожалейте..."
"Как знаешь" - смягчилась-таки хозяйка.
"Господи, прости..." - взмолилась Дуняша мысленно, прощаясь с миром, где жила, любила и где умирает. Вдруг... ослепляющий удар ногой в живот...
Чёрная мгла, добрая и властная, накрыла её тело, множеством игл одновременно пронзая, убивая, кромсая на части и всё же спасая его... Она уже не чувствует злого холода конца ноября, сводящего леденящей судорогой её по-прежнему нагое тело... Она уже не видит заплывших салом лиц хохочущих старых дев, весьма довольных её злым позором...
Она уже не чувствует себя живой... Её Николеньки больше нет... С того самого момента, когда его сердце перестало биться, она умирает. Жизнь покидает её больное тело с каждым мгновением, словно вода вытекает она из него... Она умрёт... чем скорее, тем лучше, и ей уже всё равно... Комья мёрзлой земли покрывают её остывшее тело... Пустота. Тьма. Я ничего не помню... Ничего... Меня нет...
Ослепительно яркий свет ударил по глазам, когда Дуняша с трудом их открыла.
"Отче наш... Иже еси на небеси... Да святится имя Твое..." - бормотал невнятно чей-то незнакомый голос. Махонькое помещеньице освещали свечи. Их было много, этих свечей... Дуняша инстинктивно коснулась своего округлого живота и застонала. Кто-то быстрой тенью живо метнулся к её изголовью, и девушка разглядела сгорбленного седого старца.
"Жива... Жива, милая! Господи Иисусе, услышал молитву мою..." - забормотал он, поднеся воду к её высохшему, растрескавшемуся от жажды рту.
"Николенька..." - застонала Дуняша. Старик молча опустил взгляд. Намочив тряпицу холодной водой, он положил её на лоб бедняжки.
"Николенька..." - одними губами шепнула она, и тело её затряслось, задрожало в предчувствии страшной реальности.
"Не надо, дочка... Ты плоха ещё..." - опустил глаза старец, не в силах сказать правды... Потом... Потом она вновь провалилась куда-то, ушла в спасительное небытие...
Она вновь бежит ночной тропою туда, где тревожно поблёскивает серебром река... Николенька... Она чувствует его горячее дыхание на своих измученных жаждой губах... Старая рига... излюбленное место их встреч... Его поцелуи и её слёзы... Слёзы счастливой невесты... Слёзы счастливой будущей матери, в теле которой уже живёт, бьётся крохотное сердечко её первенца... "А-а-а-а... Боже ж мой..." Её хватают, заламывают руки, срывают одежду, привязывают к столбу... Зачем? Ей некуда бежать... Неужели её и впрямь убьют? Она видит хищную ухмылку барыни, её горящие жёлтым огнём глаза и то, как она принуждает Николеньку взять кнут и...
"Бей! Бей!" - кричит Дуняша изо всех своих маленьких сил, зная, что он никогда не ударит её... Она смотрит прямо в его побелевшие от ужаса глаза и ждёт... Ждёт, что вот сейчас швырнёт он кнут к ногам барыни да и сам ей в ноги падёт, моля о прощении любимой своей невесты и помиловании для неё...
Но... Удар... Ещё удар... Ещё один... И ещё... Потом - тишина, крики, безжизненное тело Николки у её ног и тьма...
"А-а-а..." - Дуняша кричит уже по-настоящему, кричит от дикой, незнакомой доселе боли, скрутившей и парализовавшей её тело... Такая боль... Она не может шевельнуться, не может кричать... Такая боль ... Словно голодные лесные звери остервенело рвут её живот на части и... И что-то горячее течёт по её ногам и...
"Кричи громче, дочка! Кричи, родная!.."
Она кричит... Кричит и вновь проваливается в никуда... Тишина... Откуда вдруг здесь тишина? Видна лишь серая тень в святом углу на коленях да поёт свою заунывную песню сверчок за печкой... Тишина и нет больше боли... Шевельнувшись, Дуняша глухо застонала. Старик живо метнулся к ней, поменял холодный компресс на лбу, поднёс к больному рту бедняжки воду, и всё это не глядя в глаза ей...
"Что... Что с ним, дедушка?... Жив... или...?" - прошептала она одними губами. Старец молчал.
"Прошу, дедушка!" - молила Дуняша.
"Помер он, девонька, отошёл... Прямо там... на господском дворе... Поплачь, милая..." - молвил старик.
"Я про дитё, дедушка... Где моё дитятко? Где?"
И он снова отвёл взгляд в сторону...
Сердце Дуняши замерло...остановилось...
"Прошу!.. Ради Бога... Пожалуйста..." - ей казалось, что она кричит очень громко, однако старец понял её лишь по глазам... не по шёпоту и еле заметному движению обескровленных губ... Он замялся, замешкался, не в силах сказать девице, что сын её мёртв... родился мёртвым... не родившийся ещё мальчонка убит был в материнской утробе... Но Дуняша поняла всё без слов...
"Нет, Господи, нет... Прошу тебя, прошу... " - бессильно плача, еле слышно шептала она, сжавшись в маленький дрожащий комочек. Добрая и тёплая ладонь старика, погладив её по голове,
привычным движением поменяла компресс на лбу и поднесла к пересохшим губам кружку.
"Выпей, девонька. Эти травки печаль твою прогонят и силы вернут..." - ласково улыбнулся он ей одними глазами, осторожно придерживая кружку с тёплым отваром...
Много, много дней и ночей подряд пришлось провести старому Луке без сна подле постели болящей... Усилия старца не были напрасны - Дуняша ожила, день ото дня ей становилось легче. Она во всём слушалась дедушку Луку, пила отвары и настои из трав, которые он для неё готовил. Постепенно возвратился к ней аппетит, так девушка и пошла на поправку. Пища в избушке деда Луки была молочной да растительной, но никак не мясной.
"Нельзя убивать животных" - твердил старик, однако когда Дуняша была совсем плоха, на ноги её поднял именно бульон из куропатки, добытой Лукой в лесу... А молоко ему давала лосиха, совсем ручная, частенько приходившая к избушке. Старик как-то проговорился, что Аришку - так звали лосиху - спас он как-то от смертушки лютой, подобрав её крохотным лосёнком подле убитой кем-то мамки. Вот и ответила ему Аришка добром на добро, бывает...
Боль и горечь её утраты медленно притуплялась, уходила куда-то далеко-далеко... И хотя она уже никогда не станет прежней Дуняшей, озорницей и хохотушкой, первой выдумщицей на игры, и всё же, всё же... Теперь же превратилась она в юную женщину, с печальной улыбкой и в неизменном чёрном платке, траурной рамкой обрамляющем её трогательное личико.
"Авдотьюшка, дочка, смотри вот, учись. Эта травка боль как рукой снимет, эта - кровь остановит, эта - в родах первая помощница. Запоминай, милая, запоминай, ведь не бессмертный же я..." - много-много раз повторял старый Лука, показывая ей различные травы да коренья...
Дуняша с большим интересом училась у него ремеслу знахарки, всё интересно ей было. Однажды ночью её разбудили громкие крики неподалёку от их землянки, у озера. Авдотья прислушалась: да, кричат люди... Старый Лука в тот день занедужил, бедный, заснул. Девушка решила-таки узнать, что там произошло. Тайком выйдя из землянки, прячась за деревьями, она осторожно подобралась к ревущей толпе довольно близко и всё действо происходило на её глазах... Разъярённые люди волокли к озеру высокую моложавую женщину в чёрном платье. Она шла горделиво, высоко подняв голову. Распущенные волнистые волосы её развевались ночным ветром, сверкающие глаза смотрели прямо перед собой, и Авдотья задрожала от ужаса, узнав её... Женщина остановилась подле озера, страшно и дико кричала, упав на колени, моля помиловать её... Но крестьяне силой одели мешок на голову барыни (а это была именно она) и привязали ей на шею огромный камень.
"Будьте вы все прокляты... Прокляты! Все вы сдохнете тут... Я ещё вернусь..." - безумно и злобно вопила приговорённая, неистово вырываясь.
Несколько здоровенных мужиков силой поволокли её к обрывистому берегу и столкнули в озеро. Лишь круги по воде пошли да пузыри... Мужики, истово перекрестившись, вернулись к остальным. Гудя и шумно переговариваясь, толпа удалилась... Наутро Дуняша всё рассказала Луке. Старик молча выслушал её рассказ, сокрушённо качая седой головой.
"Только Бог вправе судить нас, казнить и миловать... Человек же - букашка перед ним. Не надо было так.. Беду навлекли.... Господи, спаси и помилуй нас, грешных... Не допусти зла, Господи..."
"А как же Николенька, а как же мой сыночек? За что она убила их? А её, выходит, не тронь? Да я сама бы разорвала, глотку зубами бы перегрызла... И я рада, очень рада, что её убили, вот!.." - глухо прокричала она, сама испугавшись своих слов. Старец, обернувшись на её крик, медленно поднялся с колен. Долго и вдумчиво всматриваясь в лицо её, молчал. Дуняша, опустив мокрые глаза, сидела ни жива ни мертва. Вдруг, неожиданно для себя, она бросилась на колени перед своим спасителем и зарыдала, целуя его руку.
"Прости, дедушка! Ради Христа, прости!" - плача, взмолилась она. Лука поднял её с колен.
"Никак не думал я, что ты, девка, людям зла будешь желать... Знал бы - не стал бы время на тебя изводить. Я ведь помру скоро... Перед смертью дар передать некому... Тебе хотел - не могу теперь. Ты, девка, во зло мой дар и знания употребишь. Уходи."
Дуняша похолодела... Она,кажется, перестала дышать... На ватных, непослушных ногах обречённо, молча двинулась к выходу. Она не плакала уже и не просила Луку о пощаде, она не думала о том, куда пойдёт и к кому...
Дуняша понимала, что совершила грех, пожелав зла другому и понимала, что не оправдала надежд одинокого старца... Смирившись со своей долей и будучи уже у самой двери, она обернулась, увидела полные слёз глаза старого Луки и не выдержала, разревелась...
"Не оставляй меня, дочка... Я ведь понимаю всё... "
Так и осталось всё по-прежнему. Старик показывал своей ученице травы и коренья, учил, как заваривать их и при каких недугах следует применять. Она с жадностью впитывала в себя эту непростую науку - быть полезной людям.
Однажды ночью старец глухо застонал и заворочался за печкой. Дуняша вскочила, зажгла свечку и живо подбежала к нему. Лука лежал на спине, был он неестественно стар и бледен... Свеча в руке женщины пугливо заколыхалась, освещая его лицо.
"Пришли уже за мной, дочка. Ухожу, оставляю тебя. Поклянись, что дар мой во благо людям будет... Подумай хорошо... Не соблюдёшь клятву - с того света тебя достану..." - тихо, но твёрдо произнёс он.
Дуняша растерялась, опешила, глаза её предательски защипало.
"Нет, дедушка, родный, ты не умрёшь... Ты не оставишь меня одну..." - заикаясь, произнесла она, но Лука прервал её.
"Пришло моё время, дочка... Пора мне, ухожу. Поклянись..." - Глотая слёзы и не глядя старику в глаза, она упала на колени подле его постели.
"Не оставляй меня совсем одну... " - прошептала.
"Клянись... Пора мне... ждут... Одна ты не будешь" - еле слышно шепнул умирающий. Дуняша схватила его ледяную уже руку и прижала к своему сердцу.
"Клянусь... Только во благо... Клянусь..." - глотая слёзы, шепнула она. Старик подал ей небольшой кусочек чёрствого хлеба и знаками приказал съесть его. Дуняша взяла и с трудом его проглотила. Умирающий глубоко вздохнул и замер. Глаза его, остекленевшие и потухшие, продолжали смотреть на неё, но, кажется, не видели больше...
Плача, она коснулась губами руки покойника и закрыла ему глаза. Омыла мёртвое тело, одела его в новую одёжу. Всю ночь, не смыкая глаз, Дуняша молилась подле святых икон на коленях о упокоении души раба Божьего Луки, всю ночь в землянке горели свечи. Поутру, стирая в кровь руки, на весёлой открытой поляне, она выкопала могилу, последнее пристанище старца... Затем вынесла на руках тело старца (оно оказалось на удивленье лёгким, словно старый Лука сам помогал ей), опустила в могилу и забросала землицей... Дубовый крест, заготовленный Лукой заранее, немым стражем встал на своё место, охраняя покой усопшего.
Слёзы подступили к горлу, и Дуняша поняла, что всё кончено... Нет больше Луки, заменившего ей отца и мать... Нет... Давно уже нет в живых её Николеньки и нет её сына... Упала без сил на свежий могильный холм и дала волю слезам. Не знаю, сколько прошло времени, она тогда потеряла ему счёт... Очнулась же Дуняша от сумеречного весеннего холода, и пронзительного крика какой-то ночной птицы.
Поднявшись, она перекрестилась и медленно, с опаской, двинулась к землянке.
"Помогите... Дед Лука... Помоги..." - услышала Дуняша слабый мужской голос. Жёлтая луна выхватила из сумрака две фигуры подле избушки. Подойдя ближе, она разглядела молодого парня и девушку.
"Анюта рожает... Где Лука?... Помоги, Христа ради..." - волком взвыл парень, едва завидев её. Дуняша, молча посторонившись, пропустила их в землянку. Анюта рухнула прямо у порога, и им пришлось тащить её невероятно тяжёлое, большое тело на топчан, служивший Дуняше кроватью.
Девушка споро развела огонь в печи и поставила греться воду. Она видела несколько раз, как принимал роды старец, и даже помогала ему, но сама делала это впервые. Анюта промучилась всю ночь, лишь к утру бедняжка разрешилась от бремени... Девочка - пухленькая, глазастая и на удивленье миленькая - разбудила сонный утренний мир оглушительным криком. Анюта была очень довольна, что всё наконец-то позади, но... Дуняша отошла ненадолго за травкой для неё, отвар которой непременно следует пить после родов, а когда вернулась... Ни роженицы, ни её заботливого кавалера в избушке и в помине не было. Лишь новорождённая девчушка улыбалась беззубым ртом и вовсю сучила полненькими ножонками, лёжа на её постели.
Вот так Дуняша и стала матерью. Исполнились предсмертные слова старца, что она больше не будет одна...
Маленькая Олюшка тем временем подрастала, удивляя и радуя мать день ото дня всё больше. Молоко им по-прежнему давала лосиха Аришка, частенько наведывающаяся к Дуняшиному одинокому жилью. К зиме хозяйка заготовила для неё стожок сена, да и остатки овощей с огорода шли в дело... Всё было хорошо, девчушка росла, крепла день ото дня, и мать не могла нарадоваться на неё, надышаться ею, пока...
Это поистине было странно и страшно... В озере стали тонуть люди... Много раз Дуняша видела, как из его страшных тёмных глубин всплывают почерневшие и вздувшиеся от воды тела мужчин, женщин, детей... А однажды вечером она с ужасом заметила в махоньком оконце избёнки страшное, обезображенное лицо казнённой барыни... Покойница грозно шевелила распухшими чёрными губами, беззвучно и страшно хохоча тянула руки с кусками отвалившейся мёртвой плоти к мирно спавшей на кровати её дочке, Олюшке... Дуняша истово осенила дочь крестным знамением, потом - себя, и ужасное видение исчезло... Но женщина поняла, что покоя им теперь уже не будет. Единственное спасение - бежать... Бежать отсюда куда глаза глядят... Ради своей милой доченьки... Всё ради неё...