Василий Иванович умер, он точно знал это и с любопытством, смешанным со страхом, рассматривал огромный зал черного с золотыми прожилками мрамора, в центре которого стоял. Гигантские колонны зала уходили в неведомую, теряющуюся в сплошной маслянистой дали, мглу. Именно туда и вглядывался несчастный Василий Иванович, когда волна животного ужаса побежала по его телу, он почувствовал на себе чей-то тяжелый, обжигающий взгляд. Медленно обернувшись, человек ахнул: на него смотрела огромная прекрасная женщина, величественно сидевшая на черном каменном троне. Ее белые одежды ослепляли, ее красота завораживала. «Если бы я стал возле нее, то, наверное, достал бы только до середины голени», - подумал Василий Иванович. Перед его глазами пробежали барельефы и статуи Луксора, где он несколько лет назад отдыхал. «Богиня?», - мысленно спросил у себя Василий Иванович, «богиня смерти», напросился логический вывод. Богиня презрительно искривила совершенной формы губы, глядя на непосильную умственную работу невежественного человечишки. Рядом с богиней, но чуть ниже, сидел другой гигант - мужчина, он что-то строчил на деревянной дощечке. Скрип его пера почему-то страшно раздражал Василия Ивановича, он даже почувствовал, как у него начинается головная боль. «Какая боль?», - тут же подумал он, - «Я же умер. Но ведь болит! Очень странно». В зале по-прежнему висело гробовое молчание, а человек, как нашкодивший школьник переминался с ноги на ногу, начиная дрожать то от страха, то от раздражения, то, почему-то, от стыда. Наконец писарь закончил свою работу и протянул дощечку богине. Она мельком взглянула на нее и на крошечное мгновение, надев на лицо брезгливую гримасу, отбросила в сторону, та громко клацнула об пол, разлетаясь на куски. А перед глазами Василия Ивановича проплыла вся его никчемная жизнь: ранее детство, пруд возле сельской хаты-мазанки, беленькой и чистой, как облако, крытой очеретом…, где он купается с такими же малолетними шалопаями, как сам, убогая сельская школа, стада коров, армия, институт, женитьба… Быстрыми мазками мелькнуло уставшее лицо жены, с которой давно развелся. И растерянные лица двух маленьких сыновей погодков, когда он собирал вещи, чтобы навсегда бросить этот хомут, под названием семья…
—Ты жил как животное…, - тихо сказала богиня, но от этого шепота жуткая дрожь пробежала по телу Василия Ивановича, и словно электрический разряд прошиб его от макушки до пят. Пот лился с него, как будто он стоял под ливнем: «Разве мертвые потеют?» - успел задать он себе вопрос, что так и остался без ответа. - Ты крал у детей своих, ты жил, как свинья, ты напивался и предавался лишь удовольствиям. Посему, быть тебе свиньей, обреченной никогда не видеть солнца. Оно ему ни к чему….
Неведомая сила схватила Василия Ивановича за шиворот и поставила на четвереньки. Он с ужасом увидел, как руки его превращаются в свинячьи ноги: «Галяшки, как на базаре», - с непередаваемым ужасом попытался прошептать он, но не смог – горло и язык больше не подчинялись ему, теперь он мог лишь хрюкать и хрипеть. Перед глазами маячил новый нос – внушительной длины рыло, выросшее на месте его, как он считал, классически совершенного римского носа. Новообращенного подняло над мраморным, начищенным до зеркального блеска полом, завертело и стало куда-то уносить. Он нелепо брыкался, пытаясь опуститься на пол, но понимал, что все это зря, однако не мог заставить себя остановиться.
Вдруг, Василий Иванович услышал странные, до боли знакомые с детства вопли – кричали свиньи. Человек увидел бойню, причем прямо перед собой. У него не осталось ни капли сомнений, что его несет именно туда. Он истерически заорал, краем сознания отмечая, что свиньи не могут так кричать, новая волна животного ужаса накрыла его, заставляя выделывать в воздухе такие кульбиты, что все акробаты мира разинули бы от зависти рот, если б имели удовольствие наблюдать такое. Внезапно сила, что уносила его, исчезла. Человек грубо плюхнулся на пол, набив на лбу болезненную шишку. Он снова стоял на своих, опять ставших человеческими четвереньках, возле трона богини смерти и наблюдал, как из ниоткуда ей на колени медленно опускается бумажный свиток, запечатанный сургучной печатью и толстой золотой нитью. Быстро сломав сургуч, и, едва взглянув на содержимое, богиня снова растянула губы в презрительной холодной усмешке.
—Возвращайся, за тебя вступились. Ты свободен – до поры. Даю тебе еще один шанс. Свинья.
Богиня взмахнула рукой. Василий Иванович услышал обрывки фраз, но сначала ничего не понял. Только успел подумать: «Слава богу - люди», - и прислушался. Затем удивился, а потом, неожиданно быстро все понял:
—Электрошок! Еще раз! Удалось, он возвращается! В реанимационное отделение его, быстро! Это инфаркт! – Много еще чего говорили люди в белых одеждах, но Василий Иванович уже не слушал.
Он чувствовал, как его перекладывают со стола на каталку, куда-то везут, делают какие-то уколы…. Грудь его пылала огнем, но он счастливо улыбался, и только одна мысль мелькала в его голове: «Кто??? Кто мог за меня вступиться?! Ведь никогда и никому в жизни я не сделал ничего хорошего. По крайне мере - бесплатно». Вдруг перед ним проплыл знакомый, раскрытый богиней смерти сургучный свиток. Внутри него ровненьким рядочком шли … кошачьи следы. Это выглядело так, будто котенок вступил в чернила и прошелся по бумаге. И Василий Иванович вспомнил, как года три назад пожалел маленького котенка. Тот двое суток кричал у него под окном. Было уже холодно, где-то конец октября, животное умирало от холода, голода и одиночества. Не выдержав этих душераздирающих воплей, он принес котенка в дом, накормил, обогрел и, удивившись самому себе, оставил. Они удивительно быстро нашли общий язык. Тишка благополучно жил у Василия Ивановича все это время, а совсем недавно пропал. «Надо же», - подумал человек, - «Ни за что бы не поверил, что такое возможно, если бы не со мной».
—Во что не поверили?
Оказалось, что последнюю фразу Василий Иванович прошептал вслух, а медсестра заботливо наклонилась к нему, пытаясь вникнуть в смысл.
—Ничего, это я так, - едва слышно произнес Василий Иванович. Говорить ему было тяжело, грудь словно жгли каленым железом.
—Не говорите ничего, вам нельзя разговаривать. А к вам гости…
—Кто?! - Удивленно прохрипел Василий Иванович.
Дверь палаты отворилась и внутрь вошла пожилая, смутно знакомая, располневшая, но все еще миловидная женщина. За ней шли два взрослых, крепко сбитых, и чуть растерянных парня.
—Здравствуй Вася, - услышал Василий Иванович самый знакомый на свете голос, - мы тут узнали, что с тобой беда, вот пришли проведать.
Парни стали позади матери и смотрели на того, кто был им отцом. Они не виделись лет 10, не меньше. Но не было в их глазах ни ненависти, ни презрения, только, ненавязчивое интеллигентное любопытство и искреннее сочувствие….
Василий Иванович заплакал, слезы текли ручьем, заливая казенную подушку, а в голове, как закольцованная, звучала фраза: «Даю тебе еще один шанс», а еще очень крепко болела набитая на лбу шишка.