(Alexander Petrosyan photo)
«Я могу с транспортиром ходить, продолжаясь в окошке прибора по эту сторону, - думал канарубический Рёлька. – Безусловно, мы подвержены соблазну сокращать дистанцию между собой и объектом до минимума. Всякая тонкая, вытянутая фигура может дать мне угол, что похвально и объяснимо в большинстве случаев. Но двухмерные плоскости, будь то растительная в корне земля, или стоящая в ямах святая о-аш вода, не подверженная заселению микроорганизмами, или вечно вечернее небо и его отсутствие в ясную погоду, не дают мне, значит, и себе, возможности быть изученными, потому названными и оцененными.
Окуляр, поднесенный глазу, пропадает, как и человек, подошедший вплотную к Богу, посему заканчивает выполнять функцию вещи; говоря иначе, уходя из сферы объективного мышления, ученый вынужден открывать чувства, чурающиеся меры и аналогии, посему каждый год становится круглым, пропадают ожидания выпуклых перемен, а исследователь рвет свои узнаваемые наработки, как волосы на теле. Напрашивается вывод, что любой школяр, ровно как и его наставник, обрекают себя на то, чтобы превращаться в устройство, посредством которого они чаще всего познавали мир. Ибо, становясь приборами, мы лишаемся стороннего, то есть, предвзятого отношения».