Петродворец в Петергофе.
У парадного подъезда Петродворца останавливается карета. Из неё выходит граф Орлов. На нём парадный генеральский мундир с орденами Андрея Первозванного, святого Георгия, святого Александра Невского. Навстречу ему спешит камергер Екатерины.
Камергер: Здравия желаем, Ваше Сиятельство! Давненько быть изволили. Матушка Государыня ожидает Вас в своём розовом будуаре. Позвольте проводить?
Орлов: Не извольте беспокоиться! - Дорогу знаю!
Камергер: Милости просим, Ваше Сиятельство, Алексей Григорьевич!
Орлов поднимается по лестницам. У дверей покоев императрицы лакеи приветливо склоняются и отворяют их перед ним. Орлов входит в будуар, и золотые часы на ажурном столике бьют 4 раза.
Императрица Екатерина Алексеевна в лёгком кружевном пеньюаре вальяжно полулежит на кушетке и, увидев графа, улыбаясь, протягивает ему свою белоснежную руку для поцелуя. Граф падая на одно колено. Припадает к её руке.
Екатерина: А, Граф! Давненько не виделись! – Ну, с чем пожаловал, мой Чесменский герой!: Глаза императрицы жадно заблестели – она, уже давно расставшись с Григорием Орловым , соскучилась по мужской ласке и была крайне возбуждена известием о прибытии Орлова-Чесменского. Как и все женщины, Екатерина любила в мужчинах Героев и победителей. Именно таким героем был в этот момент для неё граф Алексей Орлов.
Императрица жаждала любви и плотских утех. И это желание не осталось для графа незамеченным. Он понял, что пришёл вовремя!
Екатерина: Давненько, давненько не бывал! Совсем затворником заделался! - Нешто всё самозванку забыть не можешь? Чай хороша была, стерва?
Императрица усмехнулась самой сладкой улыбкой, на которую только способна женщина, и указала графу на столик, где стояли бокалы, графин вина и ваза с фруктами. Граф поклонился и, налив два бокала, подал бокал Екатерине. Второй взял сам.
Орлов: Как можно, государыня моя, и думать давно забыл! ( поднимает бокал) За тебя, матушка Государыня, за тебя, царица сердца моего!
(выпили)
Екатерина: И то ладно! Ну, присаживайся, да рассказывай о думах, о делах своих!
Екатерина кокетливо улыбнулась и, тронув графа ножкой, вдруг уронила туфельку, Граф припал, чтобы поднять и надеть его на ногу, но императрица, играя босой ножкой, провела по его лицу – кровь взыграла в жилах, и Орлов принялся жадно целовать обнажённую ножку императрицы…
Екатерина(застонала): О-о-о, шарман!!! (и, притянув графа к груди, полушёпотом) - ну что у тебя за дела такие, граф, что по полгода во дворце не бываешь!
Орлов(переведя дыхание): Я, матушка, такого жеребца купил! Высокий, статный и весь белый! Один цыган сказал: «Белый, как сметана!», так и стал я его звать Сметана, несмотря что жеребец. Вот ужо, как первый снежок выпорошит, прокачу мою Государыню с ветерком! Эх, матушка – государыня, есть у меня мечта в своём имении Острове, что ты подарила, построить конезавод - ведь нет ещё в Расее такого. Стану я выращивать лошадок, стану выводить новую породу, нашу - Орловскую! Рысаков Орловских. Они, государыня, будут крупными, нарядными, удобными под седло, в упряжку и в плуг. Они будут одинаково хороши и на параде, и в бою. А главное - чёткая рысь, поскольку, ведь, бегущая рысью лошадь долго не устаёт и экипаж трясёт мало.
Екатерина(устало и разочарованно): Фи, майн готт! Я-то думала, он обо мне скучает, по ночам во сне меня нежит – целует, а он всё со своими жеребцами, да кобылками милуется!
Орлов: Что ты, государыня, как можно – я о тебе кажную ночь мыслю…
Екатерина (резко встала раздражённо): Ну что ты граф – всё государыня, государыня!... (потом смягчившись) вот и покажи своей государыне, как ты по ней соскучился! (ненароком роняет пеньюар, оставаясь в одном корсете и панталонах)
Граф при виде этого оттягивает бант на шее. Екатерина, шагнув к столику, пошатывается и падает, граф подхватывает её и усаживает себе на колени…
Екатерина (развязывая ему бант на шее): Ну, что же, ты Алексей Григорьевич! Не сиди, как каменный! - подсоби – видишь, как корсет жмёт – аж голова закружилась!
(Граф ослабил корсет).
Екатерина (нетерпеливо): Ну, смелее, смелее…(она тяжело дышала, и её пышные груди так заволновались, что тугой корсет, казалось, вот-вот лопнет по всем швам).
Екатерина: Давай, свет мой, Алексей Григорьевич, выпьем ещё, да спой мне, мой герой! Очень любо мне, как ты поёшь. Вон видишь, на диванах гитара лежит? Как доложили, что прибудешь – приказала принесть - знаю, что владеешь энтим струментом!
Выпили ещё шампанского. Алексей взял гитару и запел :
Не уходи! Побудь со мною!
Я так давно тебя люблю.
Тебя я лаской огневою и обожгу и утомлю.
Тебя я лаской огневою и обожгу и утомлю !..
(музыка остаётся звучать фоном в оркестре, но уже в темпе медленного вальса. Екатерина, очарованная, с помутневшими от страсти глазами, села к нему на колени).
Екатерина: Обожги меня, мой герой чесменский, утоми, утоми!..
(Она взяла из вазы клубничку и стала водить ею по распахнутой груди графа, потом по его лицу, по своей груди, губам… - заводя его всё сильнее) - Да мундир-то скинь – не ровен час, поцарапаешь орденами!
Орлов бросил гитару, скинул мундир и ловко, двумя пальцами под музыку вальса расправился с противными крючками и освободил страждущих пленниц. Она, двумя руками обняла его за шею, а он, стал кружить её, кружить, кружить… Он бережно опустил её на софу, и всё вокруг: и огромная софа с пуховыми перинами, и кресла, и коврики перед кроватью, и часы, и потолок - всё кружилось вместе с ними, танцуя этот буйный, но очень красивый вальс. Часы пробили 5. Любовники притихли, видимо, притомившись, только музыка продолжала кружение.
Екатерина: Ещё! Ешё хочу - (хрипло напевает, не обращая внимания на мотив) «Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю». Григорий вскочил с софы, подошёл к столику, выпил вина, взял гитару и запел:
Не уходи, побудь со мною!
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждёт с тобою!
Не уходи, не уходи.
Екатерина: «Восторг любви нас ждёт с тобою» - прохрипела императрица, не попадая в музыку, - «Иди скорей, милый, скорей иди». Григорий, как раненный тигр, прыгнул на софу, и снова всё закружилось вокруг. Теперь уже кружились дома на улице, поля, луга, реки, моря - вся Россия закружилась в вихре этого вальса. Во время вальса, часы робко пробили 6, а затем, чуть смелее, 7.
Когда кружение кончилось, Екатерина, откинувшись на спину, проговорила охрипшим голосом и еле шевелящимися, как на морозе, губами.
Екатерина: Ну, теперь отдохни, сокол мой ясный, - намаялся! Орлов(устало улыбаясь): Я не могу быть соколом, Ваше Величество, потому что я Орлов!
Екатерина: Знаем мы Вас – Орловых! (усмехнулась) Орёл степной да … лихой! Вот что, Орёл ты мой вольный - шесть раз я сегодня с тобой ощутила восторг любви! А потому заслужил ты нашу царскую милость (кокетничает с ним) - Получишь из казны ровно шестьдесят тысяч рублей (улыбнулась) - по десять тысяч за каждый восторг. (встала, подошла к столику, написала бумагу и подала её графу) Чай лошадям твоим достанет? Строй свой конезавод, голубчик! Нужное это для Расеи дело. А ещё прикажу, чтоб со всей Расеи в твоё распоряжение доставляли лучших жеребцов и маток. (Снова пристроилась на кушетке)
Орлов (ошалело, соскользнув с кушетки на пол): Шестьдесят тысяч! Ей богу, шестьдесят? (перекрестился). Матушка-государыня, корова-то два рубля стоит!
Екатерина (приподнявшись на локте): Фи, майн готт! А причём здесь корова! Коров то у нас и своих хватает! (Она села на кровать и посмотрела на своё отражение и засмеялась) - Причём, я спрашиваю, корова – то! Мы же про лошадок говорим! – Нам лошади надобны! Свои, россейские! (она лукаво улыбнулась и ткнула его босой ножкой в плечо. Алексей ухватил ножку и стал целовать, поднимаясь всё выше и выше, пока губы их не слились в жарком поцелуе, и снова закружила музыка)