Соседнее село Пелагеевка на самом деле никакое не соседнее. Наша деревня (Коммунары, Малые Затоны) является частью Пелагеевки – её улицей Речной, но находится на отшибе, внизу у речки, на расстоянии 2 км от основного поселения. Но местные (коммунарские) жители говорят «пойти в Пелагеевку», как, например, жители окраинных районов Москвы часто говорят «съездить в Москву».
В Пелагеевку мы ходили в магазин, чаще за хлебом. Хлеба брали столько, сколько давали в руки, - и себе, и скотине. Было 2 вида хлеба: собственно «хлеб» – серый, и «булка». В Москве был хлеб чёрный (ржаной, с кислинкой) и белый, а булки это уже совсем другая история. Такой серый хлеб в Москве не найдёшь и до сих пор. Помню, мама любила такой серый хлеб…
Магазинов было два – у почты, напротив клуба, и в «доме-инвалидов». В «Доме-Инвалидов», почти как в градообразующем предприятии, работали многие жители Пелагеевки. Моя бабушка Оля там тоже работала, санитаркой. Там находились на лечении или доживали свой век и буйные пациенты, и просто умственно не вполне полноценные люди. Многие из них могли свободно покидать территорию и даже работали. Было большое стадо коров – их пасли «инвалиды». Внешне они сильно отличались от местных жителей. У них была какая-то другая одежда, странные мимика и телодвижения. Они меня пугали в детстве – было страшно до обморока идти мимо, поравняться. Одновременно хотелось дать стрекача и замереть, слиться с окружающей средой в надежде, что не заметят.
В Пелагеевке, кроме «дом-инвалидских», было много своих, местных, душевнобольных. С верха Пелагеевки мне знакомы Васька Федотов и Шуряка.
Шуряка – пожилая женщина, жила в одном из последних домов на Шелундовке (проулок Пелагеевки с 10-15 домами. Дом Шурякин был маленький, какой-то заброшенный, с облупившейся штукатуркой – местами сквозь глину проглядывали диагональные рейки и даже бревна. Покрытый камышом, а сверху черным рубероидом, он производил мрачное впечатление. Вокруг не было палисадника, цветов – только бурьян. Казалось, там никто не живёт…
Сама Шуряка, вся высушенная, одетая во всё чёрное, часто стояла на горЕ, у дороги, и смотрела куда-то вдаль, в сторону Битюга. Она стояла совершенно неподвижно. Только одежда Шуряки полоскалась на ветру. Мы с подружкой боялись проходить мимо нее, начинали пугать друг друга, ещё издали завидев одинокую фигурку – вот эгоистки! А баба Шура нас не замечала…
Бабушка рассказывала, что Шуряка сошла с ума ещё в молодости… И отравила таблетками себя и свою маленькую дочь. Сама выжила, а дочь – нет… Что послужило причиной – осталось неизвестным. Ещё говорили, что силища в ней была необыкновенная, и она могла за ночь разобрать и сложить свой дом заново. А ещё бабушка Оля рассказывала, что до войны они с Шурякой, украли с поля немного зерна – почему-то мне помнится, что бутылку. А, может, это был маленький мешочек. Известно, что это было дело подсудное, могли посадить на много лет. Так вот – Шуряка никогда и нигде об этом не сказала. Бабушка Оля об этом всегда помнила с благодарностью.
Другой «персонаж» - Васька Федотов. Этот сумасшедший - одутловатый мужчина среднего возраста, одетый в условно военную форму и фуражку. Флегматичный (от таблеток), говорят, временами он бывал очень агрессивным. Он помешался во время прохождения службы в рядах Советской Армии – говорили, что ему «сделали тёмную». Помешан он на любовно-сексуальной теме.
Он свободно разгуливал по деревне. Заползал и к нам в Коммунары, в том числе и ночью. С собой в настоящем, военном кожаном планшете он носил порнографические карточки. Присоединялся к молодежным компаниям (а те и рады поиздеваться) – заговаривал, сводил разговор к сексуальным темам. Звал девушек в кусты. Подростки подыгрывали ему – распаляли ещё больше. В конце концов, он обижался и уходил ни с чем.
Помню такой случай. Однажды вечером мы с подругой собирались-наряжались (каждая у себя) на улицу – я сидела в коридоре, делала макияж и ждала мою Наталью. Коридор, где я расположилась, выходил на крыльцо, а крыльцо – на улицу. Естественно, дверь между коридором и тёмным, наглухо увитым виноградом крыльцом, была открыта - для Наташки. Вдруг слышу шаги… Но не Наташкины – легкие и быстрые, а тяжёлую медвежью поступь... И тут до меня доходит – это Ваську Федотов!!!! Я аж похолодела: пронеслось в голове, что между ним и мной только открытая дверь, которая закрывается с разбегу, раза с третьего, что сейчас с улицы должна прийти на тёмное крыльцо Наташка - испугается! Всё, что я успела – это выключить свет, чтобы он меня не увидел снаружи… Сижу тихо, волосы дыбом от страха. А он, поганец, давай песни петь на крыльце! Собственного сочинения! На мотив «Смуглянки»! Про меня - как я «собирала виноград» и всё такое. Потом вспоминали со смехом, конечно…